Отражения - Виктория Яновна Левина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уж и не знаю, какими такими пируэтами, но судьба круто вела моего родителя к невиданным в то время вершинам! Люди, окружавшие его в те дни, с какой-то небывалой лёгкостью входили в историю! Папа летал в одной эскадрилье с Чкаловым (до его знаменитого беспосадочного перелёта), рос в чинах и в мастерстве. Даже после гибели Валерия Павловича он продолжал очень долгую переписку с женой учителя. Перед отъездом в Израиль у меня хватило ума передать эту переписку в музей…
И всё было бы просто отлично, не случись один казус… Кирпичные стены квартиры, полученной папкой от завода, были очень тонкими и прекрасно пропускали всяческие звуки, а он в то время просто бредил немецким языком! Я уже говорила, что мой Янчик был полиглотом: ему хватало двух недель для взятия любой языковой крепости, но при условии полного погружения… Так вот, в то самое время он на сто процентов «погружался» в немецкий. А соседке за стенкой страшно приглянулась чужая квартира! И очень скоро у неё появилась возможность получить желаемое, ибо папа по ночам цитировал по-немецки Шиллера… как настоящий немецкий шпион!
Без суда и следствия «немецкого шпиона» – папку, препроводили в Лефортовскую тюрьму, где продержали в одиночной камере целый год. Его водили на допросы, били, истязали. Он никогда не рассказывал мне деталей этого периода своей жизни. Чудом вырвавшись из казематов и уцелев, он дал подписку о неразглашении и своё слово сдержал… Лишь изредка, когда воспоминания накатывали с новой силой и терпеть становилось невыносимо, он снова переносился в свою «одиночку» и, уткнувшись мне в плечо лысой, старой, родной и любимой головой, плакал…
А пока в Лефортово пытались сделать из папки «немецкого шпиона», военные начальники бравого рыженького и жутко талантливого майора стучали во все двери… и таки достучались! На станции «Взлётная» по Люблинской дороге в Подмосковье формировался прообраз будущего Звёздного городка, и по счастливой случайности над моим Янчиком решили провести показательный процесс под лозунгом «Невиновных мы не обвиняем!». Очень скоро он обрёл долгожданную свободу и был принят на службу лётчиком-испытателем.
Страна неуклонно приближалась к войне. Перед самым началом боевых действий Яна послали на учёбу. На военном отделении Института иностранных языков он принялся штудировать японский для будущей работы в качестве японского шпиона (шпиона таки!). Для подобной деятельности необходимо иметь ничем не примечательную внешность, и конечно, никаких татуировок! У папки внешность была самой заурядной, а вот татуировка имелась: по глупости и молодости он наколол на руке сердце, пробитое стрелой… Его тщетно пытались вывести, но не успели… Да и учёбу закончить Янчику было не суждено, так как началась война. Но любовь к японскому языку осталась у него на всю жизнь.
Отец, как и другие мужчины, отправился на фронт. Это стало началом долгого и опасного пути, который однажды привёл его на постой в украинскую хату, где обитала сестрица моей матери. Как я уже упоминала ранее, прошло всего несколько дней, и мама, бросив всё, уехала за полюбившимся ей офицером на фронт в составе лётной дивизии. Сначала она стала специалистом по материальной части, потом стрелком-радистом. Вместе родители прошли всю войну и не раз прикрывали друг друга собственными телами при бомбёжках, приняв для храбрости фронтовые сто грамм… К Великой Победе папка пришёл в чине подполковника.
– «Пятая графа»! – впоследствии смеялся он…
Пришла пора объяснить, как же «голубки» всё-таки остались вместе после войны, обеспечив моё появление на свет, ведь отец был женат и имел двоих детей…
Два влюблённых по уши фронтовика, Ян и Маша, пройдя вместе через ад, получив множество медалей и припрятав в чемодан трофейные часики, прибыли в Москву на Киевский вокзал…
– Сиди здесь и жди! Я к семье, – заявил отец. – Мне говорили, – продолжил он, – что жена моя не скучает и бурно проводит время с офицерами на вечеринках… Но я сам должен убедиться. Если дела обстоят так, как шепчутся, я отдам ей всё, что имею, вернусь сюда и уеду с тобой на Украину!
Поднимаясь по лестнице, Ян услышал шум пьяной оргии. Дверь открыл незнакомый мужчина с офицерскими погонами. Папкина жена была пьяна и, никого не стесняясь, выплясывала в одной немецкой комбинашке на столе. Несколько офицеров, тоже подшофе, бурно аплодировали её вихляниям и хватали жадными руками… Папа, как в немой сцене, положил на стол деньги, часы, парфюмерию и, крутнувшись на каблуках, быстро сбежал с лестницы…
Когда мамочка, обливаясь слезами и не веря, что встретится с милым Янчиком хотя бы ещё раз, увидела своё рыжее счастье, которое мчалось к ней, опаздывая на поезд, она уткнулась ему в грудь и не смогла вымолвить ни слова, только сжимала в кулачке два заранее купленных билета…
Так начался новый этап их совместного бытия, который ознаменовался папиными стараниями привыкнуть к гражданской жизни на Украине. Получалось у него не слишком хорошо. Впрочем, продлились попытки недолго. Отца вызвали в Ленинград преподавать в Военной академии. Вот только маме-хохлушке Ленинград не приглянулся. Поэтому чуть позже, когда Яну предложили с семьёй (он усыновил маминого сына от первого брака, моего брата Валерку) отправляться начальником на военный стратегический аэродром, он не стал отказываться.
Там, в этом заснеженном краю, я и оставила вас в конце первой главы, когда рассказала о своём необычном появлении на свет.
Глава 3
Бабушка-антисемитка
У каждого человека есть самые ранние воспоминания, которые прочно впечатываются в подсознание и остаются до конца дней. Мои по большей части связаны с ярким и противоречивым образом моей бабушки по материнской линии.
Вторую мою бабушку – папину маму – мне узнать не довелось. По словам оставшихся в живых после нашествия фашистов родственников, она была добрейшей души человек! Но вместе с тем, все в один голос называли её строгой и решительной. Папа сохранил о ней самые нежные и тёплые воспоминания на всю жизнь… А вот с тёщей, являвшей собой полную противоположность покойной матушки, взаимоотношения у него не сложились. И это вовсе неудивительно. Даже меня, полного несмышлёныша, иногда озадачивал характер моей единственной живой бабушки.
Я часто вспоминаю, как сидела в её маленьком, уютном и чистеньком домике, построенном у нас в саду, рисовала или пыталась писать большими печатными буквами. И давалось мне это непросто.
Здесь я должна кое-что объяснить. Когда родители осели на Украине после демобилизации, папе было предложено стать директором военного завода, который
