Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По - Гарольд Шехтер

Тут голос мой так сильно задрожал, что я был вынужден прервать свое повествование. Прошло немало времени, пока мне удалось хотя бы в какой-то степени овладеть собой, и я продолжал:

– Два месяца спустя, после продолжительного периода, во время которого страшная болезнь ослабила хватку и я тешил себя надеждой, что моя драгоценная Вирджиния еще поправится, у нее снова пошла горлом кровь. Нескончаемые метания между надеждой и отчаянием довели меня почти до безумия, и теперь я вижу, что каким-то образом должен найти способ с подобающей мужчине стойкостью принять ее неизбежный конец.

– Но ты испытал все возможные средства от этого ужасного недуга? – спросил директор.

Все, что было в моих силах, – ответил я. – Насколько позволяли мне постоянно стесненные средства, – я обращался за советом к самым сведущим и опытным врачам. Мы употребили все наиболее распространенные медикаменты, которые прописывают в подобных случаях: йодную настойку, карболовую кислоту, опий, скипидар и белладонну. Моя дорогая Путаница, чьи навыки сиделки намного превосходят самых искушенных профессионалок, целиком и полностью посвятила себя заботам о своей драгоценной дочери. Мы перепробовали все рекомендованные диеты наряду с различными режимами, которые, согласно мудрому мнению специалистов, предназначены обеспечить выздоровление. Все бесполезно!

– Ах, Финеас! – воскликнул я. – Молю, чтобы вы и ваши любимые были избавлены от мук, которые довелось вынести мне, – мук, бесконечно более страшных, чем все изощренные жестокости, представленные на вашей восковой выставке средневековых пыток!

И тут, несмотря на мои усилия сохранить стоицизм, я не мог помешать тому, чтобы слезные железы исторгли несколько слезинок, которые сбежали по щекам и оросили усы.

– Так, так, – сказал Барнум, успокаивая меня и похлопывая по плечу, – все еще может поправиться. По, – продолжал он, доставая из кармана носовой платок, – вытри глаза, дорогой.

Когда я, повинуясь увещеваниям директора, вытирал слезы, в дверь постучали. Засим вошел компаньон директора, неся большую кружку и оловянный кофейник, носик которого источал упоительный аромат бодрящего напитка, который просил принести Барнум. Мгновенно, даже не снимая шляпы и плаща, Хичкок наполнил кружку и передал ее мне. Поблагодарив его, я начал прихлебывать дымящуюся жидкость.

Барнум, чей платок я успел вернуть перед самым появлением Хичкока, теперь озадаченно его разглядывал.

– Что это, По?! – воскликнул он. – Тут кровь. Ты ранен?

– Насколько мне известно, нет, – ответил я. Тем не менее, в свою очередь оглядев руки, я обнаружил длинную и несколько необычную рваную рану, протянувшуюся через всю правую ладонь.

– Должно быть, порезался, когда Отис сбил меня на мостовую, – удивленно проворчал я. Дело в том, что анестезирующее воздействие выпитого пунша сделало меня совершенно нечувствительным к любым ранам. Однако теперь, заметив порезанную ладонь, я ощутил, как ее в высшей степени неприятно пощипывает.

– Какой неприятный порез, правда, просто страшно смотреть, – сказал директор. – Но погоди! У меня есть то, что как раз пригодится!

Вскочив на ноги, директор подошел к большому шифоньеру красного дерева, стоявшему позади стола, и начал рыться в ящиках.

– Посмотрим, посмотрим, это должно быть где-то здесь – только на днях мазал. Скажи спасибо старине Фордайсу. Никогда бы не узнал, что такое существует, если бы не он… привез мне из своей последней поездки в Бостон. Величайшее медицинское чудо, когда-либо придуманное человечеством! Даже не знаю, сколько раз оно меня выручало. Взять хотя бы прошлую неделю, когда в Зале Ракушечных Чудес я обновлял свою всемирно известную коллекцию редких ракушек из южной части Тихого океана и порезал – да что там порезал, чуть не отрезал – мизинец, задев за край гигантского Наутилуса. Великолепный образец, самый большой из существующих, ты и представить не можешь, сколько я за него выложил. Драгоценная вещь, но края – как бритва.

Кровь так лилась, что я уж подумал, что мне конец, чуть не составил завещание и не договорился о похоронах. Потом намазал всего-то капелькой этого поразительного притирания. Действует, надо сказать, моментально… я буквально тут же почувствовал, мой мизинец ожил! А через два дня был как новенький! Самая поразительная штука в мире! Даже следа не осталось! Ах вот оно! – неожиданно воскликнул он. – Чудодейственный бальзам доктора Фаррагута. Исключительно из натуральных компонентов!

Держа в руке восьмиугольный кобальтово-синий пузырек, директор двинулся через кабинет в моем направлении. Однако, достигнув середины пути, он резко остановился, вытаращив глаза, словно осененный внезапной гениальной идеей.

– Господи Боже мой! – воскликнул он. – Ну конечно! Как же я не подумал! Фордайс, ведь это ты недавно говорил мне, что твоя невестка консультировалась у доктора Фаррагута?

Поставив кофейник на стол рядом с диваном, друг Барнума разоблачился, сняв шляпу и плащ, и теперь сидел в голландском кресле с высокой спинкой, небрежно закинув нога на ногу.

– Все верно, Ф. Т. Бедняжка ужасно мучилась от опоясывающего лишая. Лучшие врачи в Кембридже ничегошеньки не могли сделать – самый тяжкий случай, который им приходилось видеть. Тут-то она и услышала о Фаррагуте. И поехала в Конкорд показаться ему. Дальнейшее вам известно, она полностью вылечилась. Совершенно очевидно, что этот человек своего рода чудотворец. Он практикует, основываясь на томсоновских принципах, в которые, впрочем, внес кое-какие усовершенствования. Этот бальзам как раз одно из его творений.

– Томсоновских? – переспросил Барнум, на сей раз окончивший свой переход через кабинет и остановившийся передо мной.

– Слышал, конечно, хотя, притворяться не стану, знаю об этом маловато. Вот, По, возьми и втирай понемногу в рану. Будешь приятно удивлен, нет – поражен результатами.

Учитывая пристрастие директора к гиперболам, я отреагировал на его призыв с немалой долей скептицизма. Тем не менее я не видел причин отказываться. Поставив пустую кружку на стол рядом с собой, я взял пузырек из протянутой руки и вытащил пробку. Из пузырька моментально вырвался резкий, хотя отнюдь не неприятный запах, среди составляющих которого я распознал мяту, камфору и бальзамическую пихту. Осторожно засунув левый указательный палец в горлышко, я достал немного притирания и намазал им рану. Упоительное тепло моментально растеклось по всей ладони, и острые болезненные ощущения стали стихать.

– Хотя пока еще преждевременно оценивать окончательную эффективность этого вещества, – сказал я, – быстрота, с какой оно уже успело облегчить боль, произвела на меня впечатление. В конце концов, оно подкрепляет реальность притязаний томсонианцев, насчет теорий которых я уже питал немалые сомнения.

Ах, так ты знаком с томсонианцами? – спросил Барнум. – Впрочем, что за глупый вопрос. Поверь мне, Фордайс, нет такой темы, о которой этот По не слышал хотя бы краем уха. Повторяю, этот молодой человек – подлинный и неиссякаемый источник информации, ходячая энциклопедия! По сравнению с ним синьор Бертрелли, мое Замечательное Умственное Чудо, обыкновенный простак!

Проигнорировав эту экстравагантную (если не вовсе неоправданную) хвалу моей эрудиции, я заметил:

– Мое знание томсоновской системы проистекает из биографии ее основателя, доктора Сэмюеля Томсона, написанной одним из его правоверных почитателей и присланной мне на рецензию его издателем. Сразу вслед за смертью своей возлюбленной матери – смертью, которую он прямо приписывал медикаментам на основе серы, мышьяка и прочих минералов, прописанных ее врачом, – молодой Томсон обратился к изучению медицины на основе трав, в которой видел более предпочтительную альтернативу общепринятым способам лечения. Его поиски в этой области в конце концов позволили ему сформулировать собственный метод, названный им «ботанической наукой». Такой подход исходит из предпосылки о том, что, поскольку тепло является источником жизнедеятельности всех живых организмов, следовательно, холод есть конечная причина всех заболеваний. А следовательно, томсоновская лечебная система в значительной степени сводится к попытке различными средствами поднять температуру тела больного.

– Ах, так вот, – сказал Фордайс, – вот почему моя невестка, следуя режиму доктора Фаррагута, постоянно ходила в баню!

Действительно, это одна из ключевых особенностей режима Томсона. Не менее, если не более, важны различные медикаменты, в состав которых входят такие «горячие» ботанические вещества, как кайенский перец и lobelia inflata, более известная под названием индийского табака.

– Но это же абсолютно логично! – воскликнул Барнум, вновь занимая свое место на диване. – Никакой мистификации! Одевайтесь потеплее, не принимайте никаких шарлатанских снадобий и положитесь исключительно на естественные медикаменты, щедро предлагаемые нам матерью-природой!