Советский оккультизм. Тайны НКВД и КГБ - Михаил Бубличенко

Можно продолжать цепь доказательств этого тезиса. Но вернемся к вопросу о жертвах.

Жертвенный ритуал

Если у первобытных народов умерщвляли самих ослабевших вождей, то позднее возник обычай избрания «временных царей» на короткий срок, пока царь отдохнет и вернется символически воскресшим. Временных же царей после короткого времени пользовании всеми царскими привилегиями, в том числе и гаремом, попросту казнили.

Перенесемся в совсем недавнее прошлое. Ельцин из-за болезней был вынужден периодически вручать негласно бразды правления своим сподвижникам. После его выздоровления из клиники или санатория «временный правитель» покидал свой пост, как бы он ни назывался, и при этом уносил с собой тяжелый груз ответственности за свои действия.

Но Борис Ельцин не приносил в жертву близких людей. Когда его дочь Татьяна Дьяченко оказалась одной из главных фигур в скандальных хрониках о коррумпированной «семье», Ельцин (на которого эти обвинения никак не распространялись) не отрекся от дочери, а ушел в отставку, подготовив преемника.

История знает с библейских времен случаи жертвоприношения сыновей царственными отцами. У того же Фрезера есть упоминания о скандинавском царе, который принес в жертву богу Одину по очереди девять своих сыновей, готов был пожертвовать и десятым, если бы ему не воспрепятствовали. К этому времени он уже не мог передвигаться и даже есть самостоятельно. Может быть, он просто не понимал, что он делает?

В русской истории также известны такие же жертвы. Иван Грозный убил своего сына в припадке ярости, но кто может знать потаенные мысли этого бесноватого, хитрого и нечеловечески жестокого правителя? Петр Первый казнил сына Алексея, укрепляя свою власть и защищая дело, которому посвятил жизнь — создание могучего Государства Российского. Сын Алексей был его идейным врагом.

Во время Великой Отечественной войны сын Сталина Яков оказался в плену. Немцы предлагали обменять его на фельдмаршала Паулюса. Сталин же категорически от этого отказался и произнес свою ставшую исторической фразу: «Я лейтенантов на фельдмаршалов не меняю». Этот случай еще больше возвысил Сталина в глазах народа. Но фраза Сталина не указывает на мотивы его поступка. Возможно, он не любил своего старшего сына и без сожаления принес его в жертву своей популярности в народе и ради сотворения очередного мифа о себе самом для истории.

Но возможны и другие варианты мотивировок. Не было ли это своего рода искуплением своей вины перед страной за доверие к Гитлеру, неготовность к войне, и страшные поражения советских войск в первые месяцы после начала войны?

Сталин был очень склонен иногда ко всяческому пафосу. Так, в 1940 году он утвердил сценарий, по которому был снят фильм «Георгий Саакадзе». В фильме есть эпизод, когда грузинский военачальник Георгий Саакадзе оставляет своего сына заложником у врагов, то есть приносит его в жертву родине.

Некоторые исследователи ищут также в поступке Сталина чисто мистические мотивы — а именно желание ублажить некие высшие силы, купить победу ценой жертвы сына.

Может быть, Сталину казалось, что он этим проявит максимальную твердость, необходимую в период, когда вся страна напрягала все силы для победы в войне, Сталин не мог позволить себе проявить слабость. Он всегда подчеркивал свою твердость, даже сами выбранным псевдонимом (Сталин — твердый, как сталь).

Все это размышления над мотивами жертвы Сталина. Но можно задуматься и над тем, как он мог бы оправдать свое согласие на обмен перед исстрадавшимся народом, перед всеми людьми, потерявшими своих близких на фронте и на оккупированных территориях? Вряд ли Сталин об этом не думал, и он был прав. До сих пор рассказ об этом эпизоде вызывает уважение и восхищение мужеством и твердостью Сталина.

Война всегда связана с жертвами, и Сталин понимал высокий пафос жертвенности, его вдохновляющее воздействие, значение патриотического всенародного подъема в этой нечеловечески жестокой, страшной войне. Вся страна знала о школьнице Зое Космодемьянской, о летчике Николае Гастелло, направившем свой самолет на военный эшелон, о Матросове, закрывшем грудью пулеметный дзот, о генерале Карбышеве, замученном в фашистском концлагере. Сколько тут от правды и сколько — от легенды в контексте данного рассуждения не имеет никакого значения. Назовите это мифами — значит, нужны были и мифы.

В те годы, несомненно, были нужны, а сейчас, спустя полвека, пусть желающие докапываются до истины, освобождая ее от вымысла — к нашей теме это не относится. Помянем и тех героев, которые остались неизвестными и даже больше того — вместо наград обрели трагическую судьбу…

Но в этой книге речь о Сталине. О Сталине — вожде, о Сталине — диктаторе, о Сталине — мифотворце.

И высокое, и низкое…

Сталин возвеличивал себя, но он умел это делать и другими методами, чем возведение памятников и славословие. Он действительно умел вписывать в историю незабываемые страницы прославления своего народа, вынесшего на своих плечах самую страшную войну в истории человечества. Вспомним парад Победы в Москве и гитлеровские знамена, брошенные к подножию мавзолея или работы скульптора Е. Вучетича — Мамаев курган в Сталинграде, скульптура русского солдата в берлинском Трептов-парке. И, кстати, в этих творениях скульптора — монументалиста Е. Вучетича, несомненно, с одобрения Сталина есть отголоски былинного эпоса. Скорбящая мать на Мамаевом кургане, меч в руках солдата в Берлине. Солдат держит на другой руке маленькую девочку — это еще один миф, в котором участвует Сталин. Вот уже позабытые ныне стихи Георгия Рублева:

Это было в мае на рассветеНарастал у стен рейхстага бойДевочку немецкую заметилНаш солдат на пыльной мостовойТут он вспомнил, как, прощаясь летом,Он свою дочурку целовал.Может быть, отец девчонки этойДочь его родную расстрелял…Но сейчас, в Берлине, под обстреломПолз боец и, телом заслоняя,Девочку в коротком платье беломОсторожно вынес из огня.И, погладив ласково ладонью,Он ее на землю опустил,Говорят, что утром маршал КоневСталину об этом доложил.И в Берлине в праздничную датуБыл воздвигнут, чтоб стоять в векахПамятник советскому солдатуС девочкой спасенной на руках.

Да, на самом деле было в деталях не совсем так, но при этом случаев, когда русские солдаты спасали немецких детей в боях за Берлин, было несколько, и известны их имена.

И стихи эти приведены выше только как знамение того времени, когда Сталин присутствовал везде, обо всем знал, ко всему имел отношение, и запомнил случай с девочкой, и понял его высокий гуманистический смысл, и, по некоторым сведениям, сам посоветовал Вучетичу такую деталь при обсуждении с ним проекта будущего памятника в Берлине.

Сталин умел взывать к высоким чувствам так же хорошо, как умел будить низменное в массовом сознании для достижения своих целей.

А теперь вернемся к лидерам. Любопытно сравнить советские и немецкие мифы периода Второй мировой войны. Характерно, что советские мифы о жертвенности героев, отдавших свою жизнь во имя победы, во имя грядущих поколений, во имя жизни на земле, начали создаваться в первые, тяжелейшие годы войны, и до коренного перелома ее в битве на Курской дуге. В Германии же тенденция к мифотворчеству проявилась наиболее отчетливо уже в последний год войны, то есть в ожидании неизбежного поражения, и были эти мифы о верности фюреру.

В заголовок вынесены слова о магическом аспекте личности диктатора, и на основании всего уже сказанного вполне уже можно говорить о магическом влиянии Сталина на настроение и солдат, и всего населения страны в годы войны, пусть хотя бы в метафорическом смысле. Но ведь то же самое можно сказать и о Гитлере… и тогда уже метафоричность становится как бы сомнительной.

Даже если вспомнить, что советские солдаты шли в бой с кличем «за Родину, за Сталина!», а немецкие с криком «хайль Гитлер!», то разве не связано это с магией личности обоих диктаторов, сумевших вызвать столь фанатичную к себе любовь и преданность в самых широких массах? Ведь строго рациональный смысл в этих боевых кличах совершенно отсутствует. Таким образом, упоминание Сталина и Гитлера в боевых кличах и приветствиях имеет скорее символический и магический смысл: можно погибнуть за родину, принося свою жизнь в жертву во имя спасения родной земли своих отцов и прадедов, но погибнуть «за Сталина» или «за Гитлера» можно только в том случае, когда это имя полностью отождествляется в сознании с Родиной, персонифицирует все самое святое для человека. Так ли это было?