Стебелек и два листка - Владимир Михайлов

– Значит, я тоже мыслю не в той плоскости, – заявил Юниор, не желавший улетать без полной ясности во всем, что касалось отца.

– Это совершенно естественно. И плохо. Потому что мыслить надо не в плоскости, а в объеме.

– Привет, папа!

– Привет.

– Ну, так дай мне объем – чтобы я хотя бы понимал, почему ты поступаешь так, а не иначе.

Сениор разогнулся – дело было в саду – и оперся на мотыгу.

– Не возьму в толк, что тебя так волнует. Я, как видишь, в полной безопасности, веду здоровый и нравственный образ жизни.

– Гм, – сказал Юниор.

– Именно, – повторил отец. – Нравственный, но здоровый образ жизни. Тебе понять это нелегко: в юности нравственность, к сожалению, не котируется. Однако ты можешь лететь в полной уверенности, что по возвращении найдешь меня на этом же месте.

Но на сей раз Юниор твердо решил не отступать.

– Послушай, – начал он, – попробуй отнестись ко мне серьезно. Район предполагаемой встречи с Курьером определен довольно точно, и у меня есть шансы первым вылететь на поиски.

– Только не задирай носа, – предупредил отец. – И, как писал один почитаемый мною старинный писатель, лучше говорить не «я сделаю», а «я сделал».

Нравоучение Юниор пропустил, конечно, мимо ушей.

– Значит, – продолжал сын, – я должен быть готов ко всякого рода неожиданностям. Никто ведь не знает, как будет протекать контакт с Курьером, если он состоится. И важна любая мелочь.

– Иногда, – заметил отец, – ты мыслишь вполне приемлемо.

– Но у меня есть подозрение, не обижайся, что все твои последние действия: и то, что ты ушел из Дальней, и твои ботанические увлечения связаны именно с Курьером.

– Думать никому не возбраняется, – невозмутимо ответил отец. – Я не скрываю ничего, что могло бы тебе пригодиться. Ты идешь в поиск снаряженным куда лучше, чем в свое время шел я. Будь у меня в тот раз Комбинатор в трюме, может быть, тебе не пришлось бы сейчас искать то, что я тогда потерял.

– Значит, все-таки тут замешан Курьер!

– А я и не отрицаю.

– Тебе обидно, что он тогда не пожелал с тобой разговаривать?

– Может быть, я и обиделся, но ненадолго. А потом стал думать. И пришел к некоторым выводам. То, что могло пригодиться, я доложил. То, что оставил при себе, касается только меня.

– И один из твоих выводов воплотился в Комбинаторе?

– Комбинатор – это не я, а Георг. Он начал работать в этом направлении задолго до того, как мы узнали о Курьере. А мне пришло в голову, что мы можем использовать его работы при установлении контакта. Главное – не просто найти Курьера; они мелькают не так уж редко, ты сам знаешь. Главное – чтобы он захотел с тобой разговаривать. Стой! Ты что!

Юниор в недоумении огляделся. Он всего-то и сделал, что отступил на шаг.

– Ты что, не видишь? Ведь растет! А ты чуть каблуком не влез.

– Папа, – ответил Юниор как можно спокойнее, – стоит ли так волноваться из-за какого-то пучка травы…

– Это не трава, а щитовник. А ты попробуй вырастить на этих камнях хоть былинку.

– Неужели ты не мог найти землю получше?

– Получше? – переспросил Сениор. – Получше-то и всякий дурак… Нет, а ты вот на камне, на голом камне… Так что осторожнее, сынок. Пусть даже отец у тебя с придурью – стариковские придури надо уважать. Да, о чем мы?

– О выводах, которые ты оставил при себе. Я понимаю, они, так сказать, твоя личная собственность. Но я все же сын тебе.

– И наследник, – усмехнулся Сениор. – И претендуешь… Да мне ведь не жалко. Только, прости, боюсь, что не в коня корм. Ладно… Ты пытался когда-нибудь задуматься: а почему мы с такой жадностью ухватились за померещившуюся возможность контакта, почему с такой настойчивостью ищем?

– Это ведь ясно… – сказал Юниор несколько растерянно.

– И что же тебе ясно?

Юниор немного подумал.

– Прогресс, – сообразил он. – Движение вперед.

– До сих пор мы вроде бы не вспять двигались! Разве есть у нас сейчас какие-то острые научно-технические проблемы, которые мы, человечество, не в силах сами разрешить?

– Нет, – ответил Юниор, подумав.

– Какие-нибудь проекты космического переустройства, которые мы не можем осуществить в одиночку, без компаньонов?

– Откуда им взяться? – сказал Юниор. – Мы проектируем, исходя из своих сил и возможностей.

– Тогда зачем же нам контакт? Вижу, ты об этом не задумывался. Да и я тоже. Потому что для нас, разведчиков, задача сама по себе интересна, в ней даже немалый азарт: искать и находить. Это увлекает настолько, что уже не думаешь: а чего ради искать?

– И к каким же выводам ты пришел?

– К разным. С одной стороны, мы благополучны. Я бы сказал даже – предельно благополучны. Проблемы прошлого решены, в настоящем – частные вопросы, которые мы успешно решаем. И все же…

Он помолчал, поднял комочек земли, растер в пальцах.

– И все же нам не очень хорошо. Нам немного не по себе. Ты никогда не чувствовал этого? Мы создали сложнейшую по уровню техники цивилизацию. Зачем? Мы об этом не очень-то задумывались, главное было – создать, остальное, считали мы, придет само собой. Оно не пришло. Умножая и усложняя, мы что-то потеряли. И не знаем что. Мы живем в необычайно сложной модели мира, которую сами и породили. В необычайно, неоправданно сложной. Мир должен быть проще, чтобы суть его мог постичь каждый. Только такой мир может быть единым. Но, как ни странно, в этой нашей – ну, беде не беде, но неувязке нам самим очень трудно разобраться. Основа ее ведь не в конструкции этой модели мира, а в нас! Каждый из нас является маленьким слепком этого мира и не может просто взять и понять, что – так, а что не так. Это гораздо легче сделать со стороны. На свежий взгляд. Но пока мы одни, смотреть на нас некому. И мы ищем того, кто мог бы…

– Думаешь, это так важно?

– А ты считаешь, представление о боге возникло у человека на пустом месте? Не чувствовать себя одиноким – вот что ему нужно было. С кем-то советоваться время от времени: так ли я делаю, так ли понимаю? Ну ладно, боги – дело прошлое. Но потребность осталась! И в ней нет ничего унизительного или ненормального. Ты ведь не считаешь для себя унизительным искать чьей-то дружбы или любви? И для человечества в целом это чувство столь же естественно…

– Погоди, – остановил отца Юниор. – Может быть, все это и справедливо. Но какое отношение эти мысли имеют к твоему уходу из Дальней?

– Курьера я упустил. И не по своей оплошности. Причина серьезнее. Тут сыграло свою роль нечто во мне, такое, что есть в каждом из нас. Поскольку на этот раз возможный друг ничего определенного мне не сказал, я стал думать сам. И дело показалось мне настолько важным, что его нельзя было делать в рейде. Думать надо дома, на Земле.