Звездные корабли воображения - Песах Амнуэль

Интересно, что, будучи призванным во время второй мировой войны на военную службу, Ф. Цвикки использовал морфологический метод для прогнозирования развития реактивных двигателей и описал 36864 возможные комбинации параметров. Следует отметить, что при матричном прогнозировании очень важно правильно оценить получившиеся варианты и сочетания (большинство из них обычно не имеет для прогноза никакой ценности).

Как быть, однако, если необходимо представить себе развитие техники и науки не на 30–40, а на 100–200 лет?

Надежных методов современная прогностика не дает, оставляя размышления о далеком будущем науки и техники на долю отдельных смелых ученых, не боящихся публично размышлять на эти темы, и на долю научно-фантастической литературы.

Что такое научно-фантастический прогноз?

Разумеется, неправильно рассматривать всю научно-фантастическую литературу как некий эквивалент дальнесрочного и сверхдальнесрочного прогнозирования. Научная фантастика — полноправный член большой семьи разновидностей художественной литературы. Правда, пространственно-временной континуум научной фантастики неизмеримо больше, чем у обычной, традиционной реалистической прозы, — все пространство до границ Метагалактики, вся история Вселенной от Большого Взрыва до далекого, никем пока не предвиденного будущего. Научная фантастика многофункциональна, и далее мы будем говорить лишь об одной ее прикладной функции — способности в некоторых случаях прогнозировать будущее. Оговоримся сразу: вовсе не все писатели-фантасты стремятся делать прогнозы, вовсе не в каждом фантастическом произведении нужно искать элементы прогнозирования.

Фантастика имеет широкий спектр влияния на читателя: она может быть и простым "чтивом", снимающим стресс; может быть остросюжетна (приключенческая фантастика, где идеи почти всегда традиционны, а главное — сюжет); есть фантастика сказочная и юмористическая. Писатели, работающие в этих поджанрах, не занимаются систематическим "исследованием" будущего. Это вовсе не упрек, а констатация необходимого многообразия фантастики. В этих поджанрах нет прогнозов. но и они косвенно влияют на наше "знание будущего". Научно-фантастические произведения (разумеется, речь здесь не идет о поделках и серости, которых достаточно не только в фантастике, но и в любом виде литературного творчества) учат снимать психологическую инерцию — пугающий бич в работе любого творческого человека, преодолевать инерцию мышления в решении научно-технических проблем.

Этот психологический эффект описан в рассказе Р. Джоунса "Уровень шума" (1952 г.). Ученым предлагают осмотреть некий разбитый аппарат и утверждают, что это действующая модель антигравитатора, погибшая при испытаниях вместе с конструктором. Ученые в антигравитацию не верят. Стереотип мышления в этом направлении очень силен, наверное, как и уверенность в невозможности вечного двигателя. Между тем идея антигравитации куда менее противоречит законам природы, чем идея вечного двигателя. Как же разрушить стереотип?

В рассказе ученым демонстрируют реальный аппарат, показывают снятый во время испытаний фильм. Давление на их сознание оказывается столь сильным, что психологический барьер не выдерживает. В результате ученые задумываются над проблемой так, как не могли этого сделать раньше — мешали стереотипы. В итоге антигравитация была обнаружена. В финале рассказа неожиданно выясняется, что на самом деле ни изобретателя, ни его аппарата не было! Обломки и фильм — фальшивка, придуманная психологами.

Часто своими идеями, пусть далеко не всегда верными и даже научно оправданными, фантасты ломают психологические барьеры в сознании ученых. К новой идее ведь можно прийти не по прямой подсказке, а, наоборот, споря с идеей, которая заведомо неверна, но внешне привлекательна.

Вот что писал об этой функции научной фантастики известный физик Д. И. Блохинцев: "Несколько слов о роли писателей-фантастов. Насколько я могу судить, большая часть их предсказаний попросту ошибочна. Однако они создают модели, которые могут иметь и на самом деле имеют влияние на людей, занятых в науке и технике. Я уверен, например, в таком влиянии "Аэлиты" и "Гиперболоида инженера Гарина" А. Н. Толстого, увлекших многих идеями космических полетов и лазера".

Произведения Ж. Верна повлияли на формирование идей К. Э. Циолковского. Любил фантастику С. П. Королев. Ю. Денисюк, разработавший принципы голографии, писал о влиянии на него рассказа И. А. Ефремова "Тень минувшего": "Я не только не отрицаю своеобразного участия писателя-фантаста в моей работе, но подтверждаю его с удовольствием. Меня всегда поражала какая-то сверхъестественная способность художников слова предвидеть будущее столь образно".

Утверждение Д. И. Блохинцева о том, что "большая часть их предсказаний попросту ошибочна", нуждается в комментарии. Во-первых, часто за предсказания фантастов принимается то, что предсказанием не является. Во-вторых, ошибочна и большая часть прогнозов и идей, которые выдвигаются учеными в процессе исследования. К предсказаниям фантастов мы вернемся далее. Обратимся к идеям ученых.

Видимая строгость и обоснованность гипотез часто заставляют забывать о том, что подавляющая их часть сгинет без следа. Выживают лишь жизнеспособные идеи и гипотезы (как и в фантастике!). Метод проб и ошибок, обычный в науке метод работы, требует рассмотрения всевозможных идей, из которых лишь одна окажется верной и сохранится для будущего. Прогноз, составленный по всем правилам современной прогностики, если постоянно его не корректировать с учетом меняющегося прогнозного фона, также в большинстве случаев окажется ошибочным к тому моменту, для которого прогноз составлялся. Прогноз динамичен, он меняется вместе с жизненными обстоятельствами, чтобы оказаться верным в будущем.

Фантастическое произведение статично. Оно написано и опубликовано. Идея, высказанная в нем, закреплена и не меняется. Динамичность предсказания возникает в том случае, когда идею подхватывает и видоизменяет другой фантаст, учитывающий новую ситуацию в науке и технике. Новое фантастическое произведение закрепляет предсказание в новой точке. Но читатель обычно не учитывает такую преемственность предсказаний, сближающую их с динамизмом прогнозов, сделанных по законам прогностики. Читатель рассматривает первое по времени произведение и считает, что фантаст ошибся. Разумеется, читатель прав. Но тогда нужно и в науке всегда помнить о тех первых прикидках новых теорий, которые тоже в большинстве случаев были ошибочными.

Есть и еще один момент. Фантастическое произведение с ошибочным предсказанием, если оно хорошо написано, если это настоящая литература, будет долго волновать читателя и служить критикам как пример того, что фантасты ошибаются. Ошибочная же научная идея живет ие дальше того момента, когда ее сменяет идея, более близкая к истине. Вот и получается, что ошибки ученых "растворяются" со временем, ошибки фантастов живут долго.

Приведем пример. В 1946 г. астрономы еще не знали о том, что нейтронные звезды существуют, до открытия пульсаров оставалось более 20 лет. Но уже прошли 12 лет после опубликования работы В.Бааде и Ф.Цвикки, где говорилось о том, что нейтронные звезды должны возникать в результате вспышек Сверхновых. И прошли 8 лет после опубликования работы Р. Оппенгеймера и Ф. Волкова, где была описана внутренняя структура этих звезд. Общее же мнение состояло в том, что все звезды в конце концов становятся белыми карликами. Именно в 1946 г. вышел из печати рассказ М. Лейнстера "Первый контакт" о встрече звездолета землян со звездолетом чужаков, летящим из глубин Галактики. Встреча произошла в Крабовидной туманности, вблизи от ее центральной звезды. Согласно тогдашним (научным!) представлениям это был белый карлик. Согласно современным — это нейтронная звезда. Фантаст воспользовался в рассказе общим мнением — и ошибся. Об ошибочной научной гипотезе давно забыли, рассказ "Первый контакт" все еще читают…

Другой пример — жизнь на Марсе. После того как А. Скиаппарелли "открыл" на Марсе каналы, а М. Ловелл приписал их создание марсианам, тенденция заключалась в проведении прямых аналогий между марсианской и земной флорой и фауной. В рамках этой идеи объяснялись сезонные изменения в полярных шапках, форме каналов, цвет континентов и т. д. Более того, возникла астроботаника, которую развивал советский ученый Г. А. Тихов. Практически вся разница между земной и марсианской растительностью сводилась к различию в окраске.

В рамках этой идеи работали и фантасты — начиная с Э. Берроуза. Идея выглядела плодотворной и как художественный образ (вспомним "Аэлиту" А. Н. Толстого!). Завороженные "предметностью" каналов, фантасты не увидели необходимости в предсказании иной, отличной от нашей, формы жизни на Марсе. Каналы представлялись научным фактом, который нельзя обойти. Заблуждение стало ясно после первых же полетов космических аппаратов. Мгновенно устарели и стали служить вечным напоминанием об ошибках сотни произведений о марсианах.