Домашняя готика - Софи Ханна

Ежась от боли, преодолеваю первый лестничный пролет и ковыляю мимо нижнего туалета, спальни, которую делят Зои и Джейк, и ванной. Самое интересное в нашей квартире – квадратная выгородка, скрывающая еще одну лестницу, которая ведет в квартиры 12-В и 12-С. Ужасно раздражает, что посреди моего дома стоит огромная коробка, а в ней – чужая лестница, мало того, что сжирающая половину пространства, так еще из-за нее приходится то и дело поворачивать за угол. Когда мы только переехали, я подскакивала всякий раз, когда за стенкой раздавался топот буйволиного стада. Вскоре я поняла, что это всего лишь соседи возвращаются домой.

Хромая мимо кухни, слышу крики с улицы. Дети проснулись. Бедный Ник, ему и в голову не придет, что я попросту сбежала от бедлама, который сейчас накроет его с головой. Поворачиваю за угол. Наша спальня слева. Она настолько крошечная, что если вздумаешь, стоя в дверях, упасть, то приземлишься на кровать. Эта идея мне нравится, но я продолжаю идти, снова поворачиваю за угол и оказываюсь в гостиной; это единственная комната, из которой видно улицу, а я хочу проверить, как Ник держится против объединенных сил Зои и Джейка.

Стараясь не замечать почерневшую банановую кожуру на подлокотнике дивана, подхожу к окну. Ник стоит на коленях, держа под мышкой вопящую Зои. Джейк лежит на обочине, заходясь в плаче, лицо у него багровое. Ник безуспешно пытается подобрать его, едва не роняя при этом Зои. Та вопит во все горло: «Паааапаа, ты чуть не уронил меняяяя». Наша дочь недавно научилась констатировать факты и старается как можно больше практиковаться.

Наши соседи Фергус и Нэнси выбрали самый подходящий момент, чтобы припарковать свой сверкающий красный «мерседес»-кабриолет. Крыша, само собой, опущена. Фергусу и Нэнси принадлежит дом 10 по Монк-Барн-авеню – целиком, и в первозданном виде. Оставив машину на улице после тяжелого рабочего дня, они могут пройти прямо в квартиру, налить себе по бокалу вина и расслабиться. Нам с Ником это кажется чем-то из области фантастики.

Я открываю окно гостиной, чтобы впустить немного воздуха, ставлю телефон на базу и выключаю телевизор. Лучший способ не дать порезам и ссадинам зарубцеваться – продолжать двигаться. Об этом я напоминаю себе, быстро приводя гостиную в порядок: подушки на диван, программу на кофейный столик, пиджак Ника в шкаф. Бегу на кухню, размахивая банановой кожурой. Если я когда-нибудь уйду от Ника к другому, сперва обязательно удостоверюсь, что этот другой – аккуратист.

Возвращаюсь в гостиную, раскрываю пакеты, раскладываю вещи пятью привычными кучками: пустые молочные бутылки и стаканчики из-под сока, грязная одежда, требующая внимания корреспонденция, разнообразный мусор и произведения искусства, которыми должно восхищаться. Дети все еще воют. Слышно, как Ник пытается тактично избавиться от Фергуса и Нэнси, которые вечно норовят остановиться и поболтать. «Простите, я, пожалуй…» – слышу я голос мужа, визг Джейка заглушает остальное.

«Ох, господи, бедняжка», – прорывается голос Нэнси. Только вот кто там «бедняжка» – Ник или верещащий Джейк? У наших соседей всегда такие перепуганные лица, когда они наблюдают, как мы сражаемся с Зои и Джейком. Сейчас они наверняка убеждены, что в детском саду случилось нечто ужасное – всех покусала бешеная собака, к примеру. Представляю, как бы они опешили, скажи я им, что это нормально и подобные истерики случаются по два раза на дню.

Когда Нику удается затащить детей в кухню, я уже загрузила в мойку большую часть посуды, протерла все поверхности, плюхнула по порции пастушьего пирога в две тарелки и сунула в микроволновку. Дети вваливаются в кухню как выжившие с «Титаника»: мокрые, растрепанные и стенающие. Веселым голосом сообщаю, что к чаю будет их любимый пастуший пирог, но они меня не слышат. Джейк плашмя валится на пол: «Бутылочка! Кроватка!» Игнорируя эти требования, я продолжаю соловьем разливаться про пастуший пирог.

Зои хнычет:

– Мамочка, я не хочу пастуший пирог на ужин. Я хочу пастуший пирог!

Ник зигзагом огибает ее, добираясь до холодильника.

– Вино! – рычит он.

– Ты и получишь пастуший пирог, дорогая, – говорю я Зои. – И ты, Джейки. А теперь давайте-ка все к столу.

– Неееет! – кричит Зои. – Не хочу!

Джейк, видя, как Ник наливает вино в два стакана, садится и тычет пальцем:

– Дай. Дай!

– Джейк, тебе нельзя вино. Хочешь лимонад? Апельсиновый сок? Зои, ты не будешь пастуший пирог? Чего тогда ты хочешь? Сосиски с фасолью?

– Неееет! Я же сказала! Я не хочу пастуший пирог, я хочу пастуший пирог!!!

Моя дочь для своих четырех лет очень развитая. Уверена, никто из ее сверстников не додумался бы до такого простого и гениального способа вывести родителей из себя.

– Хочу! – Джейк снова тычет в стакан Ника: – Пить! Стлиттл!

Мы с Ником переглядываемся. Мы единственные люди в мире, кто понимает все, что говорит Джейк.

Перевод: наш сын желает усесться перед телевизором со стаканом вина и смотреть «Стюарт Литтл». Я его понимаю. За исключением пары деталей, я хочу того же.

– После ужина можно посмотреть «Стюарт Литтл», – твердо говорю я. – А теперь, Зои, Джейк, давайте все сядем за стол, вы поедите замечательного пастушьего пирога и расскажете нам с папой, как прошел день. Мы устроим чудесный семейный ужин. – Я даже сама себе кажусь наивной идиоткой. Но попытка не пытка.

Ник поднимает Джейка с пола и сажает на стул. Сын ожесточенно извивается. Зои хватает меня за ногу, все еще настаивая, что она одновременно и хочет и не хочет пастуший пирог.

– Ладно, – уступаю я, мысленно переходя к плану Б. – Кто хочет посмотреть «Стюарт литтл»?

Данное предложение вызывает страстный отклик среди младших членов общины.

– Хорошо. Идите в гостиную и садитесь на диван, а я принесу ужин. Но вам придется все съесть, ладно? Иначе я выключу телевизор.

С восторженным визгом Зои и Джейк несутся в гостиную.

– Они не станут это есть, – сулит Ник. – Зои будет размазывать еду вилкой по тарелке, а Джейк – по полу.

– Попробовать стоит, – кричу я через плечо, поднимаясь по лестнице с тарелками пастушьего пирога в каждой руке.

Джейк первым добирается до верха лестницы. Через пару секунд его догоняет Зои, он тут же легонько шлепает ее по носу. Она бьет его в ответ, он падает на меня. Я тоже падаю. Прибежавший Ник застает следующую картину: Зои рыдает на лестнице, Джейк рыдает в дверях гостиной, а я ползаю на четвереньках и собираю облепленные шерстью фарш, морковь, грибы и куски картошки.

– Так! – объявляет Ник. – Если все перестанут плакать, то… получат шоколадку!

В руке он держит наполовину развернутый батончик «Кранч». Так разбойник держал бы пистолет. В глазах мужа – откровенное отчаяние.

– Никакого шоколада! – говорю я. – Спать! Немедленно!

Подбираю остатки пастушьего пирога, сгребаю детей и волоку вниз, в их комнату.

Твердо решив настоять на своем вопреки судьбе, натягиваю на Зои ночнушку, Джейка засовываю в пижаму и запихиваю обоих под одеяла. Грозно приказываю им ждать и удаляюсь за теплым молоком. По возвращении застаю обоих сидящими рядышком на кровати Зои. Сестра обнимает братика, Джейк лучезарно улыбается.

– Я почистила зубы себе и Джейку, мамочка, – гордо сообщает Зои. Я замечаю розовую и голубую зубные щетки, торчащие из-под кровати Джейка, и широкие белые разводы на ковре и на левой щеке Джейка.

– Умница, солнышко.

– Азка? – с надеждой спрашивает Джейк.

– Какую сказку вы хотите?

– Еселыферки, – говорит он.

– Ну хорошо.

Беру с полки «Веселые циферки» доктора Сюса и сажусь на кровать. Зои и Джейк переворачивают страницы и ищут спрятанные цифры. Но стоит закончить, как Джейк говорит «Ова!», и я читаю снова. Потом переношу Джейка в его кроватку, укрываю и пою колыбельную. Я сочинила ее, когда Зои была совсем крохой, и теперь нам с Ником приходится распевать ее каждый вечер, а дети хохочут над нами, будто мы пара чудаковатых старых дураков, ведь песня состоит из их имен и нагромождения непонятных слов.

Целую детей и закрываю дверь. Не понимаю я их. Если они устали и хотят спать, почему просто не скажут об этом?

Ник устроился на полу, веник и совок валяются рядом. Опять смотрит новости и пьет вино. Нику нравятся все новости: 24, Четвертый канал, Си-эн-эн. Прямо новостной наркоман.

– Как они?

– Хорошо. Дорогой, ты не собираешься… – деликатно киваю на веник.

– Секунду. Только досмотрю. Этого не достаточно. Только не сегодня, когда меня пытались убить. Ведь если человека толкнули под автобус, значит, его хотели убить, верно?

– Попробуй совместить, – предлагаю я. – Можешь смотреть и убирать одновременно.

Бесполезно. Ник глядит на меня как на сумасшедшую.

– Я просто хочу сказать, это было бы намного эффективней.

Он понимает, что я говорю серьезно, и смеется:

– Почему бы мне не перейти сразу к последнему дню жизни? Это было бы очень эффективно.