Светоч - Лариса Шубникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дядька, ты дён пять ешь помалу. Живи12 твоей продохнуть надо. Разумел ли? – Владка утёрла влажной тряпицей лоб Третьяка, улыбнулась скупо.
– Спаси бо, ведуничка, хоть провздыхался, – прохрипел дядька, но на улыбку Влады ответил слабой улыбкой, мол, разумел все и легшее мне. – Ты Радку мою не ругай, она как лучше хотела.
– Не ругаю, дяденька. Если ты ее не винишь, так кто ж я такая, чтоб виноватить? Ты отвар пей поутру и ввечеру, вскоре оздоровеешь. Спаси тя Макошь, – Влада кивнула доброму дядьке, подхватила коробок свой и двинулась из избы.
На пороге ее остановила большуха, ухватила за рукав дорогой рубахи:
– Квасу испей, ведуничка, не побрезгуй. Вот еще медку для Добромилы возьми. Любит она, – протянула туесок с мёдом и горшок квасу подала с улыбкой.
А тут и Белянка подскочила:
– Бери нето. У Белых квасок самолучший и мёд густой, – и тянет руки к подношению, смотрит просительно.
Влада едва не расплакалась, глядя на подружайку: запона старая, истертая, рубаха на локтях ветхая, изношенная. Сама Беляна худенькая, не инако, голодная. При мачехе житье-то всякое бывает; иная к чужому дитю, как к родному, а другой чужая кровь докука, беда и лишний рот.
– Возьми, Белянушка, подсоби нести, – Влада кивнула Раде, приняла поклон13 от нее и пошла поскорее со двора Третьяковского.
Уж на дороге, у поворота к избе Первушиных, ведунья совладала с собой и обернулась на Беляну, что позади шла:
– Беляна, ты себе забери и квас, и мед. Нам-то много не надо. – Влада хотела уж идти дальше, но подружайка не дала: ухватила за подол дорогой запоны.
– Подачку кинула? – взглядом окатила злым. – Я тебе на недолю свою жалилась? Просила чего? Забери, мне не надобно. Коли будет нужда, так сама стяжаю.
Беляна поставила на землю горшки Третьяковские, отвернулась, голову вскинула горделиво, а Владе еще больше жаль ее стало: острые локти подружайки натянули худое полотно рубахи, а ворот растянутой запоны оголил ключицы острые.
– Стяжаешь? – Влада почуяла дар Прави, приняла его и всмотрелась в Беляну иным взором. – Вон как… И много ты стяжала, подруженька? Бусы Вейки Вторушиной? Напрасно зарыла в сеннике, перепрячь. Батюшка твой вторым днем сыщет, и плакал схрон твой небогатый. Еще и выпорют тебя.
Беляна брови возвела высоко, рот приоткрыла, смотрела на Владку не моргая:
– Щур14 меня. Владка, откуль знаешь? – Белянка прошептала испуганно, но через миг уж оправилась: – Что, ославить меня вздумала? Давай нето, рассказывай. Мачехе моей натолкай в уши, что я воровка. Засечёт до смерти и слава богам! Живу как скотина подневольная, так и подохну! Никто не придет к костру, никто веточки худой не кинет!15
Балянка кричала громко, с того птахи щебетливые, что прятались в кустах опричь домка Первушиных прыснули во все стороны.
– Будет орать-то, Беляна. Когда я тебя под беду подводила? Не перестанешь воровать, так и вправду подохнешь. Скажи, чего тебе надобно, так я дам. А темень в живи своей плодить не смей. Поняла ли?
Владка говорила тихо, уверенно, но промеж всего в голосе ее будто чудился скрежет оружный. С того Белянка глаза опустила, голову наклонила смиренно:
– Поняла, Влада, – помолчала миг, а потом и высказала: – Иная ты, как нездешняя. Сама пава, каких поискать, а голос такой, что до нутра пробирает. Одно слово, волхва.
– Тише ты, крикунья, – Влада огляделась, никого рядом не приметила. – Волхва? Откуда у нас волхве-то взяться? Чай, не Новоград. Ввечеру приходи к нам с бабулей, найдем и рубаху справную, и запону нарядную. Беляна, ты одна из всех, кто говорит со мной вольно, кто глаз не прячет, не боится. Подруга ты мне самая-пресамая. Ужель оставлю тебя в беде, в недоле? То не подачка, а подарок сердечный. Придешь?
Беляна долгонько молчала: сорвала лист молоденький с куста, мяла пальцами, думала. А ужо потом и кивнула:
– Благо те, Влада. Приду. Не взяла бы от тебя ничего, токмо, вскоре через Загорянку отрядец пройдет. Дядька Радим сказывал, родовитый Нежата Скор их ведет в Новоград. Владка, я бы ушла в городище, да кто отпустит? – Белянка листочек порвала в сердцах, на землю кинула. – Принаряжусь, так может, сыщу в отряде парня пригожего. Даст за меня вено16 и сведет из дома постылого. Влада, ты ж все наперёд знаешь, скажи, есть там суженый мой?
– Наперёд не знаю, Белянушка. Иной раз провижу, но не своей волей, будто светлые боги указывают. Вот, если занедужил кто, так сразу разумею, как и почему, – Влада развела руками, мол, вот оно как. – Беляна, тебе верю, с того и говорю о таком.
– Не опасайся, не выдам, – Белянка стукнула себя в грудь тощим кулачком. – И тебе в Новоград надо, там, чай, волхвы в почёте. И не боятся их, стороной не обходят.
– Какая же из меня волхва? Ведаю чуть, но большой силы нет. И не могу я в Новоград, Беляна. Добромилу одну не оставлю.
– А чего она тебе? – прищурилась рыжая. – Ведь не родная, знаешь поди.
– Беляна, смотрю на тебя и диву даюсь. Ведь не злая ты, сердечная, а все под расчёт. Знаю, что Добромила не родня мне, но ведь вырастила, выпестовала. С ней нужды не знала, а промеж того и обучила всему, что сама умела. Иной раз родная мамка так о дите не печется, как бабушка обо мне пеклась, – Влада головой покачала, взглянула на подругу тоскливо. – Я тебе не родня, так что ж, бросишь меня в недоле?
– Не брошу. От тебя лишь одной слова добрые и слыхала. А батьку с мачехой оставлю и не поморщусь! Братиков малых жаль. Знаешь, какие они, Владка? Теплые. Щёчки у них круглявые и пахнут молоком, – Беляна улыбалась до того светло, что закрасавилась. – Замуж мне надо. Своих нарожаю и нянькать стану. Да и тебе пора уж, Владка! Шестнадцать зим, того и гляди перестаркой назовут.
Влада и не слушала подругу, любовалась ею и все понять не могла, как такую златокосую девку назвали Беляной?
– Белянка, а ведь ты из зырян17. Мамка твоя пришлой была? Иначе откуда такая коса золотая? – Влада задумчиво смотрела на подругу.
– Мамка беленькая
