Блокада Ленинграда и Финляндия. 1941-1944 - Николай Барышников

Последующие события развивались, однако, не быстротечно, как предполагалось. Финляндии пришлось участвовать в войне против Советского Союза на стороне фашистской Германии довольно длительное время — три года и три месяца (с 25 июня 1941 г. по 19 сентября 1944 г.), ведя боевые действия на ленинградском направлении и в Карелии. Весь этот период войны, явно агрессивный по своему характеру, стал именоваться в финской историографии, как не парадоксально звучало, «войной-продолжением», т. е. продолжением оборонительной «зимней войны» 1939–1940 гг. Промежуток же между двумя войнами, составлявший год и три месяца, представлялся в финской истории лишь как «перемирие».

Манипуляция с указанными определениями произошла, однако, далеко не сразу. Согласно объяснению финских историков, название «Война-продолжение» появилось не одновременно со вступлением Финляндии в военные действия против СССР. Профессор Олли Вехвиляйнен писал, что внедрилось оно спустя некоторое время по пропагандистским соображениям. Тогда руководству Финляндии требовалось в целях «сохранения национального единства», а также «создания за рубежом представления, что новая война является «продолжением» противоборства, начавшегося в «зимней войне», поскольку тогда на Западе весьма благосклонно относились к Финляндии». Происходило все так, что «в начале говорили о «летней войне», которая, как верили, будет короткой и победоносной. Но война затянулась, наступила осень, а война еще длилась и наименование «Летняя война» не стало больше соответствовать действительности. «Война-продолжение» осталась в терминологии финских исторических исследований, несмотря на то, что вместо этого определения пытались предложить другое, значительно лучше обоснованное название».[25]

Теперь же, коснемся этого вошедшего в финскую историографию названия войны против Советского Союза в 1941–1944 гг., выяснив, соответствовало ли оно самому ее характеру. Для этого остановимся на рассмотрении общих целей Финляндии в развернувшейся войне. С самого начала они не были четко сформулированы. Как отметил руководитель ведомства финской цензуры, будущий академик Кустаа Вилкуна, «вопрос о цели войны оставался в ходе ее туманным и неопределенным для большей части финского населения».[26]

Официально об ее цели речь шла в выступлении президента Рюти 26 июня 1941 г. Он сказал тогда, в частности, что финские войска будут сражаться «за жизненное пространство» (?) своего народа.[27] И далее было подчеркнуто, что они вступают в бой, «чтобы уничтожить постоянную угрозу» с Востока.[28] Однако, что имелось в виду под «уничтожением», не расшифровывалось.

Дополнительные уточнения последовали лишь позднее, 14 июля 1941 г., в разгар финского наступления. Перед пропагандой страны была поставлена задача, разъяснить, что «захват Восточной (Советской — Н.Б.) Карелии позволит обеспечить независимость Финляндии».[29] Затем, спустя еще месяц, стало говориться, что старая государственная граница 1939 г. вообще не является пределом наступления, а Финляндии необходимо обеспечить свою оборону «в пределах кратчайших границ» и «единой территории»,[30] что предполагало захват обширной части СССР и продвижение к Ленинграду. Как писала 9 сентября ведущая финская газета «Хельсингин Саномат», именно «Петербург угрожает безопасности Финляндии».

На этом этапе в Финляндии уже открыто речь шла не просто об увеличении территории своей страны за счет соседнего государства, но и о стремлении изменить внутреннее устройство СССР, причем пояснялось, что «мир не наступит до тех пор, пока противник не будет уничтожен».[31] В этом отношении подобные заявления отражали вполне определенно позицию официальных кругов страны. На заседании парламента уже 25 июня 1941 г. было заявлено: «Мы теперь с Германией ведем войну за уничтожение большевизма»,[32] а действовавший тогда в США Финский информационный центр довольно определенно давал понять, что и «Ленинград не останется у русских».[33] Тем самым с полной определенностью обозначились конкретные цели войны и их агрессивная сущность.

В данном случае совершенно очевидно, что понятие «война—продолжение» по направленности развивавшихся боевых действий абсолютно не соответствовало характеру войны 1939–1940 гг. Реально в новой войне против СССР решались не оборонительные задачи, как это было тогда, а ставились заранее предусмотренные агрессивные цели. Они предполагали продвижение финской армии в глубь территории Советского Союза, причем значительно дальше прежних границ, а также оккупацию захваченных районов. При этом Финляндия должна была принять участие и в штурме Ленинграда, который намечалось осуществить в соответствии с оперативным планом, согласованным германским и финским генеральными штабами. Сам же агрессивный характер начавшейся войны становился все более очевидным для тех в Финляндии, кто еще не сразу проник в ее суть. Уже 30 июня 1941 г. председатель Внешнеполитической комиссии парламента профессор Вяйне Войонмаа писал: «Финляндия — в состоянии войны против Советского Союза. Это все происходит под вывеской оборонительной войны, но теперь уже ясно, что это агрессивная война… Речь идет о полном участии в крестовом походе Германии».[34]

Однако для государственно-политического и военного руководства Финляндии требовалось оправдать свой курс на реализацию замысла относительно захвата значительной территории Советского Союза. Это было продиктовано и тем, в частности, что из-за рубежа, прежде всего из США, поступила в Хельсинки информация о выражении недовольства действиями финских войск, продвигавшихся за пределы границы 1939 г. Множество американских сторонников Финляндии выражало надежду, что финские войска приостановят свое наступление в глубь территории СССР.[35]

Ответ правительства Финляндии был совершенно невероятным по своей откровенности. Оно заявило, что предпринимавшиеся финскими войсками действия надо было бы осуществить еще в период «зимней войны» 1939–1940 гг. Так в ноте от 11 ноября 1941 г., направленной из Хельсинки правительству США, сообщалось следующее: «Финляндия стремится обезвредить и занять наступательные позиции противника, в том числе лежащие далее границ 1939 года. Было бы настоятельно необходимо для Финляндии и в интересах действенности ее обороны предпринять такие меры уже в 1939 году (выделено мною — Н.Б.) во время первой фазы войны, если бы только силы были для этого достаточны». Такого рода официальное разъяснение было направлено в тот же день финляндским посольствам и в ряд других зарубежных стран.[36] В результате в Хельсинки тогда сочли возможным даже отказаться от сложившегося в ходе войны 1939–1940 гг. представления о Финляндии, как о сугубо оборонявшемся государстве.

В этом случае требуется пояснение относительно того, что конкретно имелось в виду под занятием «позиций противника», которые лежали «далее границ 1939 года». Оказывается, как выяснилось, о чем подробнее речь пойдет еще ниже, было предусмотрено продвижение финских войск к Неве. 11 сентября 1941 г. президент Рюти прямо сообщил об этом германскому посланнику в Хельсинки: «Если Петербург не будет больше существовать как крупный город, то Нева была бы лучшей границей на Карельском перешейке… Ленинград надо ликвидировать как крупный город».[37] Такой виделась «оборонительная война», что, естественно, должно было в таком случае менять представление о характере действий Финляндии на этапе 1939–1940 гг., считавшемся в финской историографии «первой фазой войны».

Но осенью 1941 г. финское руководство уже не заботилось о сокрытии имевшихся замыслов, поскольку в условиях выхода немецких войск непосредственно к Москве и Ленинграду существовала уверенность в полном разгроме Советского Союза. В соответствии с такой убежденностью ставился вопрос и о неизменности дальнейших планов. На совещании 21 октября 1941 г. представителей высших руководящих кругов Финляндии с участием главы правительства Ю. В. Рангеля председатель парламента В. Хаккила заявил: «В настоящий момент не должно быть никаких иных целей кроме как разгрома рюсся (презрительная кличка русских — Н.Б.)».[38]

Таким образом, ставя знак равенства между двумя войнами, финское руководство вкладывало в это в 1941 г. совершенно другой смысл, чем делают теперь некоторые историки в Финляндии, утверждая, что не будь «зимней войны» не было бы и блокады Ленинграда с севера в 1941–1944 гг.

Уместно, однако, заметить еще, что в Финляндии в начале 1930-х гг. предполагалось в случае войны с СССР наступление вести именно на Ленинград. По мнению, существовавшему в финском генеральном штабе, «наступление против Ленинграда являлась трудной, но не невозможной задачей».[39] Имелось в виду, что попытка «прорваться к Ленинграду должна была закончиться захватом города и уничтожением Балтийского флота».[40] При этом Маннергейм считал, что выполнима такая задача, скорее всего в зимний период и с участием иностранных держав, Эта мысль высказывалась им еще в 1931 г.[41]