Рассказы о Чапаеве - Виктор Баныкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Василия Ивановича я тоже знаю, - рассказывал один из мужиков. Когда он зимой был в нашей деревне, я рядышком с ним сидел... И человек же он куда какой храбрый - жизнью своей и то не дорожит!
- Он такой! - подтвердил Шпанин.
Дорога вела к весёлому березнячку, за которым начинались луга, и разговор пошёл о покосах, урожаях и ценах на хлеб.
Навстречу подводам из лесу галопом выскочили два всадника.
- Здорово, мужики! - издали закричал первый всадник, обгоняя своего товарища.
И все узнали Чапаева.
Мосолик остановил лошадь. Слез с телеги.
- Из Семёновки? Куда едете? - Василий Иванович поводьями сдержал разгорячённого коня.
- Траву собрались делить, товарищ Чапаев, - проговорил степенно Мосолик. - Уполномоченные мы от общества.
Мужики окружили Чапаева.
- Кто старший? - спросил Василий Иванович.
- Я. - Шпанин вышел вперёд. - Член сельсовета от земельного отдела.
- Шпанин? Знаю! Траву, значит, едете делить? Та-ак... - Василий Иванович потеребил ус и решительно заговорил: - Вот какое дело, мужики. В Грачёвке отряд белоказаков болтается. Выбить надо. К вечеру к ним пополнение может прийти, тогда дело плохо... Со мной народу тут маловато, так я уж к вам за поддержкой. Беляков выбьем, и траву делить будете. Согласны?
Стало тихо. Мужики переминались с ноги на ногу. Не глядели друг на друга.
- Поехали, что ли? - спросил Шпанин. - А то накосим травы, а тут эти кровопийцы нагрянут...
- Чего разговаривать, поехали! - Веснушчатый парень сплюнул и с презрительной усмешкой глянул на мужиков.
Кто-то вздохнул, кто-то почесал затылок, но к телегам пошли все.
- Давно уж в руках ружья не держал, - улыбнулся сдержанно старик, - с японской... - и крякнул.
- Лети к своим, - приказал Чапаев ординарцу. - Силантьеву передай, чтоб винтовки и патроны приготовил.
Через полчаса отряд чапаевцев и крестьяне, вооружённые винтовками, ведя в поводу коней, лощиной незаметно приблизились к Грачёвке.
- План такой, - обратился Василий Иванович к крестьянам. - Вы все под начальством командира Силантьева подойдёте к дороге в посёлок. Из-за прикрытий начнёте стрельбу. Отвлечёте внимание противника, а мы в это время зайдём в тыл и... - Чапаев взмахнул рукой, - начнём рубить белоказаков!
Пригибаясь к земле, перебегая от стога соломы к риге, чапаевец Силантьев повёл отряд к дороге. Близ околицы, в тени полуразрушенной риги, цепочкой залегли в разросшемся коноплянике, высоком и пахучем.
- У всех заряжено? - тихо спросил Силантьев.
- У всех, - ответил Мосолик и тряхнул головой. - Берегись, казачня!
После первых же выстрелов белоказаки в посёлке забили тревогу. Видно было, как они перебегали от избы к избе, плашмя падали в траву, прятались за кучи навоза.
Первое время перестрелка шла вяло, неприятель не проявлял особой активности. Но вот из-за тополя, стоявшего вблизи крайней избы, дробно застучал пулемёт, и тут же к нему присоединился второй.
Пули пролетали над головами мужиков и, ударяясь в ригу, поднимали облака пыли.
- Гляди-ко, как пуляют! - обратился Мосолик к Силантьеву. - И патронов не жалеют.
- Огонь пулемётный усилили, - нехотя ответил тот, вглядываясь вперёд и думая: "Что же наших так долго нет?"
В это время показались белые. Они бежали из села размеренным шагом, с винтовками наперевес.
- Пропа-али! - завопил дурным голосом веснушчатый парень. Вскочив, он бросился назад, в сторону лощины.
За ним побежали ещё двое.
- Мужики! Мужики! - закричал вдруг Мосолик и, порывисто поднявшись с земли, кинулся навстречу белоказакам. - Вперёд, ребятушки!..
Пробежав несколько шагов, он вдруг остановился. И, широко взмахнув руками, повалился на землю.
Но тут случилось неожиданное. Белоказаки стали падать, будто скошенные искусным косцом. Пулемёты смолкли. От посёлка скакали чапаевцы и кричали "ура"...
- Очень благодарю за подмогу, ребята, - говорил Чапаев после боя, пожимая крестьянам руки.
Подъехала телега с Мосоликом. Обнажив головы, все молча столпились вокруг подводы.
Теперь Мосолик казался моложе и даже как будто длиннее. Плотно сжатые губы его застыли, а широко открытые, по-детски ясные глаза выражали удивление.
Василий Иванович откашлялся в кулак и тихо сказал:
- Человек он был... настоящий.
Веснушчатый парень упорно глядел себе под ноги, на запылённые лапти, и мял в руках фуражку.
...Домой мужики возвращались молча. Лошади шли шагом. Когда проезжали мимо лугов, Шпанин приказал остановиться. Взяв из телеги косу, он зашагал по траве. За ним пошло несколько человек.
В телегу набросали сочной, душистой травы и на неё, как на перину, положили Мосолика.
- Благодать травка! - сказал старик и поднёс к увлажнившимся глазам несколько травинок.
- Трава - загляденье, - подтвердил Шпанин и оглянулся на отрадно зелёное, упруго плещущее море лугов. - Мосоликовы луга.
...Было это давно, летом тысяча девятьсот восемнадцатого года, во время подавления белоказачьего мятежа в Поволжье, но луга эти с тех пор так и называются Мосоликовыми.
ДЁМИН
За окном размашисто хлестал дождь.
Чапаев поднял руку и потёр лоб, словно пытался разгладить глубокие морщины, протянувшиеся от одного виска к другому. Остановился у стола и сердито прокричал:
- Петька!
Неслышно приоткрылась дверь, и он увидел беловолосую голову ординарца.
- К Дёмину послал?
- Послал.
- Ещё пошли. Чтоб живо!
Дверь захлопнулась. Чапаев снова принялся вышагивать по комнате.
С подоконника на пол часто закапала вода и змейкой поползла под стул. Василий Иванович распахнул окно, и его обдало крупными холодными брызгами.
Дождь шуршал по вишеннику, обивая свежие, будто только что развернувшиеся листья. Пузырясь, по земле бежали вперегонки ручьи, натыкались на почерневшие стволы деревьев и, свернув в сторону, пропадали в высокой траве.
По ветке шиповника, разросшегося под окном, полз чёрный, с зелёным отливом жук. Когда шиповник трепал ветер, жук замирал, плотнее прижимаясь к мокрой ветке. Но вот ветер стихал, и он торопливо бежал вверх.
- Жить хочется! - усмехнулся Василий Иванович. Высунувшись в окно, бережно снял жука с ветки и пересадил его на подоконник.
Растворилась дверь, створки захлопнулись, звякнуло и упало на завалинку расколовшееся стекло.
Задевая за косяк, в комнату вошёл чёрный, как цыган, Дёмин.
- П-пришёл! - запинаясь, сказал он мрачно.
Кумачовое лицо с лиловыми подтёками под опухшими, слезящимися глазами. Руки тряслись, не находя себе места.
Медленно, чеканя шаг, Василий Иванович двинулся на командира эскадрона. Подошёл вплотную. В лицо Чапаева пахнуло винным перегаром.
- Ты... ты это с чего? Да как ты смел? - Чапаев птицей полетел по комнате. - Ему поручение ответственное, а он... Застрелю!
Схватил Дёмина за влажную, намокшую гимнастёрку и дёрнул к себе. Грузно пошатнувшись, Дёмин упал. Помогая ему подняться, Чапаев позвал Исаева:
- Арестовать! Таких командиров мне не надо!
Дёмина увели. На полу валялась помятая бумага. Чапаев перешагнул через неё и, сорвав с гвоздя папаху, метнулся в растворенную дверь.
На соседний хутор, разбросанный по склону оврага, он прискакал под вечер. Командир полка Соболев сидел верхом на лавке и ел арбуз.
- Садись, Василий Иванович, - сказал Соболев. - Отведай арбузика.
Василий Иванович сел. Сказал сухо, не глядя на Соболева:
- Зайцева вызови ко мне. В разведку под Осиновку съездить требуется.
На хуторе Чапаев пробыл до темноты. Побеседовал с бойцами, осмотрел коней, орудия. Но был хмур, говорил скупо.
- Смотрю вот на тебя, Василий Иванович, и на душе неспокойно делается, - вздохнул Соболев. - Какой-то ты сегодня такой... не как всегда. Будто в тумане ты. Аль случилось что?
- Ну да, случилось, - ворчливо, но беззлобно молвил Чапаев. - В разведку Дёмина хотел послать, а он пьян. Каково? Командир!
- За это строго требуется взыскивать, - задумчиво протянул Соболев. Дёмин будто славный парень. Как это угораздило его?
- Плохого, наверно, не стало бы жалко. А то... - Василий Иванович поднялся. - Явится Зайцев с ребятами, пусть ко мне без промедления скачет.
Когда Чапаев вернулся в штаб, Исаев сидел за столом и, шевеля губами, читал букварь.
- Разве так можно, Василий Иванович! - раздосадованно заговорил, вставая из-за стола, Петька. - Взметнулся и ускакал один! - Он вынул из книжки лист помятой бумаги и положил перед Чапаевым. - На полу валялся. Видно, у Дёмина из кармана выпал.
Щурясь, Василий Иванович принялся читать крупные косые каракули:
"Дорогой мой сынок Фёдор Прокофьевич!
Пишет вам от меня Захар Лексеич Лыскин, что живёт по соседству. Поди, не забыл, как он тебе дудки в малолетстве вырезал. И случилось, ненаглядный ты мой Федюшка, великое горе. Незадаром у меня глазоньки чесались и покоя я себе целую неделю не знала. Понаехали во двор белые и долго глумились, опосля чего зарубили шашками твою жену Прасковью Матвеевну с её дитяткой - твоим сынком. А завыла когда я, то молчать приказали: "Тебя тоже, старая ведьма, прикончим!.."