Темные пространства - Владимир Горбачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Необычное это было место и необычные люди его населяли. Новый Китеж был основан 12 лет назад как поселок общины «Дом Гармонии». Руководитель общины Максим Путинцев имел весьма противоречивую репутацию. Одни считали его гением, пророком, другие — амбициозным чудаком, если не сумасшедшим. А кем еще прикажете считать человека, убежденного в собственном бессмертии и обещающего дать его своим ученикам — по крайней мере лучшим из них? Человека, заявляющего, что ему известны последние тайны бытия и секреты некоего неизвестного учения и что он готов указать путь спасения для всего человечества? Этот путь Учитель Максим (так его называли члены общины) видел в непрерывной творчестве, в отдаче всего себя делу созидания. Творящий, согласно его учению, приближается к Богу, отрекающийся от творения — к смерти. Посему в «Доме Гармонии» творили все. Каждый созидал что мог — кто новые понятия или образы, кто собственное тело. В Китеже ваяли, писали, делали видео, ставили спектакли, били рекорды, предсказывали будущее — всех занятий его обитателей я просто не знал. Себе самому Путинцев отводил роль воспитателя, если хотите, творца людей новой генерации, «третьей ступени», как он это называл; кроме того, он был талантливым скульптором и художником.
Можно было как угодно относиться к претенциозным и в чем-то нелепым заявлениям Учителя Максима, к его мессианским замашкам, но реальность (весьма неприятная и неожиданная для критиков) состояла в том, что самые обычные люди, став членами общины, спустя некоторое время действительно создавали нечто замечательное, демонстрируя несомненный талант. За короткое время Новый Китеж дал столько лауреатов всевозможных премий, сколько не дала ни одна крупная держава. Поэтому в обществе к «Дому Гармонии» сложилось противоречивое отношение: восхищение здесь соседствовало с сарказмом, изумление — с некоторой брезгливостью, и чего тут было больше, я сказать не берусь.
При возникновении «Дома» он кем-то из наших чрезмерно бдительных сотрудников был отнесен к общинам конфессионального типа и, стало быть, подлежал контролю со стороны Управления; его включили в группу «А» — «условно опасные». Путинцев всякий раз, когда вспоминал об этом, ядовито усмехался и отпускал какую-нибудь колкость про «кретинов, неусыпно протирающих штаны в борьбе за общественный покой». Я старался пропускать эти насмешки мимо ушей — снять общину с контроля было гораздо труднее, чем включить. «Дом Гармонии» был отнесен к моему ведению. Я должен был время от времени посещать Новый Китеж, проверяя, не нарушается ли там Декларация прав и не попирается ли свобода воли. Признаться, делал я это весьма охотно, несмотря на насмешки Путинцева. Не скажу, что с обитателями поселка было легко общаться — с талантливыми людьми всегда нелегко, — но здесь было очень интересно; необычное это было место, одним словом.
— Ну, если все готовы, поехали! — скомандовал руководитель нашего отряда.
Мягко взревели мощные двигатели, и огромный глайдер, начиненный всевозможным спасательным оборудованием, плавно двинулся с места.
Однако наша поездка оказалась недолгой. Едва глайдер миновал последний поворот и перед нами открылась улица, водитель нажал на тормоз. Прямо посреди улицы, скорчившись, сжавшись в комок, лежал человек. Это была женщина, и она была мертва, тело уже начало коченеть. Мы с трудом смогли повернуть ее. Я увидел закатившиеся глаза и насквозь прокушенную нижнюю губу; кровь, стекавшая по подбородку, уже высохла, и на асфальте осталось лишь липкое пятно. Никаких других ран на теле не было.
Метрах в двадцати, обвившись вокруг столба, словно обнимая его, лежал еще одни человек, а на другой стороне, у низенького заборчика, — сразу двое. И дальше по всей улице виднелись неподвижные тела.
— Понятно… — пробормотал полковник и, обращаясь к своим, скомандовал:
— Давайте берите носилки и системы, все, сколько есть. В темпе, в темпе!
— Надеетесь, что будут и живые? — спросил кто-то. Он не ответил.
…Мужчина лет 40 — 45: скрытый перелом левой руки, сильный ушиб левой стороны лица; по всей видимости, откуда-то упал. Указанные травмы не являются несовместимыми с жизнью, причиной смерти скорее всего является остановка сердца.
Юноша, возраст примерно 20 лет. Перелом обеих ног (непонятно, как он вообще сюда добрался). На левой стороне туловища колотые раны. Возможные причины смерти: болевой шок или потеря крови.
Женщина, около 30 лет. Глубокая рваная рана на левом бедре. Руки сомкнуты на горле, лицо имеет выраженные признаки смерти от удушья. Причина смерти: самоудушение (?).
Женщина, лет 25—27. Повреждена правая нога, колотые раны на левом бедре, правая рука…
— Стойте! У нее пульс! Осторожнее, черт возьми! Систему быстро! Кладите, кладите…
Мне врезалось в память увиденное возле необычайно изящного дома с тщательно ухоженной лужайкой перед ним. На лужайке находилась скульптурная композиция — по всей видимости, бронза, литье. Больше всего это напоминало тянущиеся из земли руки, множество рук. И среди этой металлической рощи стоял человек. Так показалось не только мне. Лишь когда мы приблизились к дому, стала видна ошибка: человек не стоял, он висел на одной из этих рук, надетый на нее, как на вилку, и под ним на постаменте темнела подсыхающая лужа — сколько их мы видели сегодня! Очевидно, он нашел свою смерть, спрыгнув на скульптуру с крыши.
Эту ли находку считать самой страшной? Или девочку, задушенную матерью в своих объятиях? Мать так хотела защитить ребенка от какой-то неизвестной нам угрозы, так крепко прижимала к себе — уже сама теряя сознание, коченея…
Или те трое в бассейне — мужчина, женщина и ребенок. Видимо, они обнялись, прежде чем шагнуть в воду, и так и плавали, сплетясь. Легкий ветерок рябил воду, и тела слегка раскачивались.
За время наших поисков мы обнаружили лишь 27 живых — впятеро меньше, чем мертвых, — трое из них находились в сознании — если это можно считать сознанием. Был тучный и совершенно голый мужчина, прятавшийся (или запертый кем-то) в подвале. Мы обнаружили его по истошному вою, доносившемуся из-за двери; когда мы открыли подвал, он, продолжая кричать, попытался куда-то бежать. Был мальчик — он тоже прятался в доме, но не кричал, и не двигался, и не говорил с нами, однако понимал что-то, потому что наотрез отказался выходить наружу; ему, как и мужчине, пришлось ввести большую дозу успокоительного.
Единственным обитателем поселка, с которым доктору Завадски удалось установить хоть какой-то контакт, была девушка, обнаруженная нами в саду возле дома. Она попыталась убежать, но ноги ее не слушались, и, сделав несколько шагов, она упала. У нее ничего не было сломано, она не была ранена — только сильно исцарапаны руки и лицо вымазано в земле. И она с большим трудом, после нескольких безуспешных попыток, смогла ответить на вопросы нашего психотерапевта, потвердив, что мы действительно находимся в поселке Новый Китеж, что она живет здесь и зовут ее Таня. Однако уже невинный вопрос о времени вызвал у Тани сильнейшее волнение, и она так и не смогла сказать, утро сейчас или вечер; как и в предыдущих случаях, дело кончилось транквилизаторами.
Особо тяжелое впечатление производила центральная площадь поселка. На этой небольшой и очень уютной площади, где вечерами обычно устраивались танцы, сейчас грудами лежали тела погибших и искалеченных.
Здесь наш отряд остановился. Полковник выслал по нескольким направлениям небольшие поисковые группы. Связавшись с базой в Белогорске, он попросил прислать дополнительные бригады эвакуаторов и врачей. Уже все машины экспедиции вошли в поселок, гнетущая тишина исчезла, слышались голоса, спасатели осматривали каждый дом. Прибывшие со следственной бригадой операторы снимали площадь, лежащие на ней тела. В Новом Китеже шла та мрачная и лихорадочная псевдожизнь, что возникает в местах катастроф.
— Ну и что вы об этом думаете? — спросил я. Руководитель экспедиции ответил не сразу — мне даже показалось, что он меня не слышал. Он стоял, привалившись к глайдеру, закрыв глаза. Потом достал из кармана фляжку, отвинтил колпачок и сделал большой глоток, после чего протянул ее нам. Я покачал головой, доктор Завадски сделал то же самое; полковник с сомнением посмотрел на фляжку, сделал еще один глоток и сказал:
— Трудно тут что-то думать. Типичная картина газовой атаки, а газа нет.
— Много анализов сделали?
— Уже 150… нет, 167 проб. В воздухе, в воде, в почве, в крови — нигде ничего.
— А если это был не газ?
— А какая разница? Если что-то вводили в кровь или растворяли в воде, следы тем более должны быть.
— А вы что скажете? — повернулся я к психотерапевту.
— Я понимаю ваш вопрос… Да, кроме отравления, это еще похоже на результат внушения. Глубокое вторжение в психику. Но это невозможно, поймите! Скольких мы подобрали — 130 человек? С остальными наверняка то же самое. Не бывает такого массового, да еще бесконтактного воздействия.