Начало повестушки - неизвестен Автор

- Помилуйте, святой отец, да ведь мы....

- Знаю, вы перевернули все вверх дном, только что винный подвал не взгромоздили на крышу, и не нашли даже дырявого денье. Это я уже выучил, как "Ave Maria".

- о... святой отец.... что же делать, если мы и в самом деле ничего не нашли? - лицо начальника гарнизона, с некоторых пор ставшего постоянным сотрапезником аббата Рене, приобретает растерянное и виноватое выражение.

- А вы в этом точно уверены? - инквизиторским тоном спрашивает его преподобие.

Тщедушный аббат не может отказать себе в удовольствии помучить слегка этого верзилу с бычьей шеей, громадными кулаками и красной круглой физиономией, которого природа так щедро наделила всем... кроме мозгов.

- Мы обыскали все...

- Это я уже слышал, мэтр Ален!

- о, святой отец...

- Послушайте-ка, дорогой мэтр Ален, хотите, я выскажу вам все начистоту? (ичего не поделаешь, придется рискнуть!) Так вот: если вы или кто-то из ваших подчиненных не устояли перед искушением, которое, должно быть, было велико, - я вас не осуждаю.

- Святой отец, я не...

- Молчите, сын мой, допивайте вино и приканчивайте свою куропатку, ибо длань ваша всегда была красноречивее, чем уста. - Аббат снисходительно поглаживает своей костлявой, как лапа цапли, рукой огромную лапищу вояки.

Гигант недоуменно и испуганно глядит на него, лихорадочно соображая, что бы все это, черт подери, значило, к чему клонит этот пройдоха-аббат, и не пора ли ему, Алену Терзье, уносить из Альби ноги куда подальше? Аббат меж тем продолжает: "Если вы наткнетесь на тайник с золотом, это, разумеется, будет превосходно, и ваши труды будут оценены по достоинству. о если вы откопаете Книгу Лжи и Чашу Сатаны.... я вас озолочу!

Услышав про Чашу Сатаны, мэтр Ален осеняет себя крестным знамением, забыв, что в руке у него полный кубок люссакского, и расплескивает вино на скатерть и себе на штаны. Это окончательно выбивает его из колеи. Он сбивчиво бормочет извинения, в душе посылая к чертям и аббата, и командорию, и все сокровища тамплиеров.

- ("О sancta simplicitas!") у, полно, полно, дорогой мэтр! Совершенно естественно, что добрый христианин не может без ужаса и отвращения слышать о Князе Тьмы.

о именно поэтому наш долг - найти упомянутые мной предметы .... дабы сжечь их на городской площади во славу Спасителя!

- ("Ч-черт! е было печали!"). Ваше преподобие... - умоляюще произносит мэтр Ален. - а почему бы вам самому не отправиться на поиски этих...м-м-м...нечестивых предметов...

- Что?!

- Прошу прощения... но... ведь тогда вся слава достанется вам, святой отец!

- Слава, сын мой, в любом случае достанется мне. - голос аббата становится ледяным, не утрачивая, однако, ни грана елейности. - А вот вам, если ваши труды увенчаются успехом, я отпущу решительно все ваши прегрешения.... включая и прелюбодеяние с баронессой де Монтраше!

- Ваше преподобие...

- Да вы, никак, струсили, милейший?

- Конечно, струсил, - идет ва-банк осмелевший от страха мэтр Терзье. И вы бы струсили, святой отец, если бы слышали то, что слышал я не далее, как в среду!

- у, и что же вы слышали такого, что может помешать нам - аббат ненавязчиво подчеркивает это местоимение, - заниматься искоренением ереси?

- Катрин-Пышка из заведения матушки Марго ходит на исповедь к отцу Юберу...

- ... к священнику из церкви Богоматери?

- Совершенно верно. И он знает, что я к ней частенько захаживаю. Так вот, ваше преподобие, в последний раз он, вместо того, чтобы расспрашивать ее о плотском грехе, стал допытываться, зачем я езжу в командорию, и не ездил ли я туда вместе с вами в ночь полнолуния? А перед тем, говорят, намекал в проповеди, что, мол, во многом знании нет спасения... Катрин ему, конечно, ничего толкового не сказала, а из церкви, не будь дура, сразу же побежала ко мне. Как вам угодно, святой отец, а только чует мое сердце, что ничего хорошего из вашей затеи не выйдет, - выкидывает свой последний козырь мэтр Ален.

- у и что? Да будет вам известно, милейший, что расследованием преступлений против святой церкви занимается орден святого Доминика, к коему я имею честь принадлежать, а никак не отец Юбер из церкви Богоматери. Впрочем, благодарю за предупреждение. В награду за вашу преданность я готов простить вам одну...но только одну!... ночь с Эло...с мадам баронессой.

- Хорошо, - роняет Терзье тоном приговоренного к виселице. - Вы мне только скажите, каковы они на вид, эти...ну, реликвии нечестивцев....

"Он поедет туда... не посмеет не поехать... и искать будет как следует...Чаша и Книга - дар пророчества и власть над Темными силами...

Сперва - Ааронов жезл... потом - красная шляпа... а там - поглядим! И вот тогда Элоиза... О, тогда она уже никуда от меня не денется!"

е успевает вояка уйти, как в дверь тихо стучат. Вошедший послушник докладывает, что мадам баронесса желала бы продолжить начатую накануне беседу о первородном грехе, если, конечно, на то будет согласие отца настоятеля.

"Разумеется, будет! Скажите мадам, что она может прийти, когда пожелает!" - пожалуй, слишком торопливо отвечает аббат. Послушник исчезает, аббат слышит, как он бежит вниз по лестнице.

И сразу же - не иначе, ждала в коридоре - в келью входит баронесса де Монтраше!

Привычным жестом закрывает за собой дверь на задвижку и сбрасывает скроенное по монашескому образцу покрывало, предназначенное для роли кающейся грешницы.

Платье на ней темно-серое, почти черное - цвет, как нельзя более подобающий для благочестивых размышлений, но скроенное так, чтобы обтянуть все округлости великолепного тела. "И подумать только, что я, я сам обвенчал ее с этой дубиной!"

Она потягивается, выдергивает из волос серебряные шпильки, две толстые золотистые косы падают до колен - "Элоиза, Элоиза, да что же ты со мной делаешь!".

- Как вы неосторожны!

- А что тут такого? Разве весь монастырь не убежден, что мы собрались беседовать об искушении святого Антония?

- Все равно.... лучше не играть с огнем, Элоиза.

- Вздор. Если кто здесь и играет с огнем, так это вы, Рене.

- О чем вы, Элоиза? Говорите! Вы что, подслушивали?

- е надо торопиться, святой отец. - откинув назад голову, она встает перед аббатом, чтобы тому удобнее было расстегнуть ей корсаж. - Вот так. Рене раздевает ее нарочито медленно, эта процедура всегда доставляет ему наслаждение, даже большее, чем от самого соития. аконец Элоиза забирается в постель.- Иди ко мне.

У них заведено переходить на ты не раньше, чем они окажутся полностью нагими.

Аббат быстро ныряет под одеяло: вид его собственного телесного убожества рядом с ее великолепием выводит его из себя и лишает сил. - Ты за мной шпионила?

- Просто видела в окно, как этот бык в кольчуге въезжал в ворота. О чем еще ты мог с ним говорить, кроме командории?

- А если и так - что тут дурного?

- А почему бы тебе просто не спалить на площади какое-нибудь старье из монастырской библиотеки, если тебе так сильно этого хочется? А, может, тебе эта злосчастная книга нужна вовсе не для того? ("Я должна остановить его. Любой ценой!")

- Ты не понимаешь! Это - Зло! С этой книгой можно воскрешать мертвых и вызывать демонов!

- Правда? - Элоиза старательно строит восторженно-наивное лицо. - И ты веришь?

("Совсем спятил! Ему только чернокнижником не хватало сделаться!")

- Колдовство существует, это догмат веры!

- Охотно верю, что колдовство существует, но вряд ли Черная книга дожидается тебя в командории. у сам подумай: неужели бы они позволили себя уничтожить, будь у них под рукой что-то подобное, и знай они, как этим пользоваться? Они и без книги, как я слышала, кой-чего стоили в бою!

- Если книга здесь, то мой христианский долг - завладеть ею, дабы заставить адское воинство покориться Господу и... и окончательно искоренить тамплиерскую ересь! - изрекает Рене тоном проповедующего крестовый поход Петра Амьенского.

- Господь и без твоего участия справится с дьяволами, равно как и король - с тамплиерами. а твоем месте я бы предоставила Богу вершить Богово, а кесарю - кесарево и перестала бы гонять в развалины беднягу Терзье. ("Пока он и в самом деле не откопал там что-нибудь этакое...

апример, тело Ангеррана с крестом святого Доминика на шее!")

- Элоиза!! - лицо аббата багровеет.

- Так значит, это правда - то, что говорил отец Юбер? ("Святая Цецилия!

Да неужто он сам не понимает, во что лезет?") А не боишься, что за книгой когда-нибудь явится законный владелец? ("И что кто-нибудь увидит на шее мертвого тамплиера драгоценность, которая должна находиться в сокровищнице святой обители!")

- Кто? Они все мертвы!

- Двадцать рыцарей мертвы. о орден жив. Кто укрылся в Португалии, кто в Англии, кто в Лангре. Все еще может перемениться. ("Особенно, когда аббат узнает, что святая реликвия, подаренная им любимой женщине, попала в руки его главного соперника! Да еще и нечестивца! Воистину, на ложе страсти мы не ведаем, что творим!") А ты сам говорил, что тело командора так и не нашли.