Атлантарктида. Дикий, дикий Норд. Из глубины - Василий Головачёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Поезд» станции состоял из одиннадцати модулей. Три из них были научными лабораториями, три жилыми блоками, один командный, один центральный, с кают-компанией, два бытовых и энергоблок, имеющий походный ядерный реактор.
Утро одиннадцатого декабря началось как обычно – с переклички персонала и докладов о состоянии оборудования станции, контролируемого компьютерными системами. Утро, конечно, называлось таковым условно: с декабря по февраль в Антарктиде царил полярный день, но полярники жили так же, как и люди в часовых поясах России, пользуясь суточным циклом московского меридиана.
Погода в районе станции выдалась поистине летней: температура воздуха поднялась до минус пятнадцати градусов, ветра не было, солнце сияло вовсю, дышалось легко, и можно было обойтись без масок, спасающих лица от обморожения и обледенения.
Группа инженеров и специалистов по обслуживанию технического комплекса шахты покинула станцию, направляясь к буровой вышке и невысокому строению с ярко-синими стенами и конусовидной крышей, внутри которого находился механизм спуска в шахту и необходимая для её функционирования аппаратура. Гора вынутого из недр континента льда рядом, покрытая инеем и снежком, подчёркивала торжество человеческого гения и упрямства, способных создать отходы не только из горных пород, но и из промёрзшей воды.
Персонал станции разошёлся по своим рабочим местам.
В командном пункте собрались те, кто отвечал за общую организацию работы коллектива и обслуживание глубоководного аппарата: начальник станции океанолог Пименов Михаил Павлович, сорокасемилетний кряжистый бородач в очках, его заместитель, геофизик Васюченко Сергей Семёнович, по прозвищу Скелет, тоже с бородкой, но более ухоженной, интеллигентской, компьютерщик и связист экспедиции Борис Ремзин, молодой, накачанный до «шварценеггеровского» состояния, из-за чего и получивший кличку Рембо, и пилот мини-субмарины Анатолий Аксёнов, инженер и подводник со стажем, щупленький, рыжеватый, но очень быстрый и реактивный, участник не одной экспедиции на батискафах в глубины озёр и морей.
Командно-штабной модуль представлял собой лабораторию с комплексом спутниковой связи, состоящую из трёх помещений, разделённых метровой высоты переборками. Комплекс был снабжён новейшими отечественными компьютерами «Тверь» и аппаратурой контроля параметров среды и внутренних помещений станции.
Бригада обслуживания, хлопотавшая вокруг «Глазастика» более месяца, занялась проверкой работы его систем и вскоре доложила о полной готовности робота к погружению.
Пименов дал команду опускать субмарину.
Телекамеры, способные работать в условиях сверхнизких температур, показали растопырчатый ложемент, внутри которого крепился аппарат. Ложемент висел на траверсе над устьем шахты и начал медленно опускаться в горловину, пока его полозья не оказались прижатыми к ледяным стенкам шахты. В таком положении он и должен был проследовать до поверхности озера, поддерживаемый механизмом спуска.
Длина «Глазастика», снабжённого десятью видеокамерами и манипулятором, достигала трёх с половиной метров, диаметр не превышал семидесяти сантиметров, и больше всего он походил на торпеду, что в общем-то отражало его предназначение: корпус робота и в самом деле копировал форму торпеды, усиленный титановыми тюбингами; давление воды в озере Восток достигало четырёхсот атмосфер.
– Михаил Павлович? – проговорил главный инженер проекта Боборыкин, руководивший специалистами, обратив лицо к телекамере.
– Начинайте, – пророкотал хрипловатым басом Пименов.
Заворчал мотор спусковой машины, субмарина в ложементе поползла в горловину шахты, исчезла.
– Жду доклада, – сказал Пименов, отключая связь, посмотрел на пилота «Глазастика». – Можете отдыхать, Анатолий Борисович, я вас позову.
– Да мне есть чем заниматься, – улыбнулся Аксёнов, поднимаясь. – Пообщаюсь с ребятами, кое-что уточню.
Пименов отвернулся к экрану компьютера.
Спуск робота обещал быть долгим, надо было преодолеть толщу льда в три с половиной километра, сделав две профилактические остановки для контроля работы всех узлов субмарины, пройти водо-воздушный шлюз, установленный непосредственно у поверхности озера, прямо подо льдом, предназначенный не дать воде рвануться под давлением вверх, и только после этого окунуть торпеду аппарата в озеро. На все эти процедуры планировалось потратить два с половиной часа, поэтому делать пилоту в командном пункте всё это время было нечего.
– Я тоже посижу у себя, – встал Васюченко, имея в виду биолабораторию. – Подожду свой спутник и пообщаюсь с базой.
Пименов махнул рукой.
– Зайди через часок.
Над Антарктидой постоянно висели спутники, в том числе и военные, не считая пролётных, поэтому связь с «большой землёй», под которой подразумевались Москва, Антарктический институт в Санкт-Петербурге и Академия наук, поддерживалась постоянно, однако у полярников был и «свой» спутник, сканирующий поверхность континента подо льдом, и он зачастую выдавал весьма интересную информацию о состоянии озёр Антарктиды, давая пищу для размышлений всем специалистам, в том числе – биологам.
Два часа пролетели в обычной неторопливой суете рабочего дня, длящегося практически сутки, так как график у каждого полярника был свой, индивидуально рассчитанный, и вместе они собирались только на завтрак, обед, ужин да на посиделки в кают-компании, если находилась общая тема для разговора или новый фильм, скачанный из Интернета. На станции в данный момент проживали шестьдесят шесть человек. Из них только шестеро не принимали участия в научных изысканиях, обслуживая шахту и субмарину, остальные изучали гидрометеорологический фон вокруг станции, замеряли толщину выпавшего снега на снегомерном полигоне и содержание озона в атмосфере, искали метеориты, монтировали и обслуживали системы жизнеобеспечения, компьютерные системы, исследовали поведение живых организмов в условиях низких температур и низкого давления[2], ставили эксперименты с фотоэлементной базой, проводили опыты с новыми видами полупроводников и лазерной техникой и так далее, и тому подобное. Бездельников среди полярников не было, все работали на совесть, хотя многие из них в свободное время любили побаловаться пивком, что не возбранялось, а то и напитками покрепче.
Пименов заканчивал отчёт о проделанной работе, собираясь отправить его в мониторинговый центр Арктического и Антарктического НИИ, когда позвонил Боборыкин и доложил о приближении ответственного момента – пересечения роботом выпускного клапана шлюза и его «предрождественского» омовения в озере.
– Михаил Павлович, мы готовы. Периферия проверена, шлюз в норме, температура воды в районе шахты – плюс два градуса.
– Жара, – улыбнулся Пименов. – Антенну прогнали?
– Так точно.
Имелось в виду, что связь с роботом можно было поддерживать только при наличии кабеля, но разработчики аппарата нашли другой вариант – снабдили «торпеду» акустическим передатчиком, а в озеро окунули антенну. Теперь управлять роботом мог пилот, располагавшийся в командном пункте на поверхности Антарктиды.
– Проведём КФС[3] и начнём, – сказал Пименов, вызывая пилота.
Вернулись Аксёнов и Ремзин, впустив в помещение клубы морозного воздуха, заняли рабочие места.
Васюченко, трудившийся в соседнем боксе, подсел поближе.
Пилот натянул дугу наушников, пробежал пальцами по клавиатуре, поглядывая на прозревшие экраны системы обзора: включились все телекамеры, установленные на
