Бетховен - Лариса Кириллина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Именно этот портрет деда его тёзка-внук до конца жизни бережно хранил и неизменно вешал у себя на почётном месте, сколько бы раз ни переезжал с квартиры на квартиру.
А вот достоверных портретов родителей Людвига не существует. Считается, что два погрудных портрета, относящихся примерно к 1780-м годам и приписываемых придворному живописцу Бенедикту Бекенкампу, могли быть изображениями Иоганна и Марии Магдалены, но специалисты сомневаются в правомерности такой атрибуции.
Господин капельмейстер, похоже, не жалел сил, чтобы вывести Иоганна в люди. Иногда они вместе выступали на сцене — комический бас и лирический тенор. Иоганн ван Бетховен не только пел, но и достаточно прилично владел клавиром[2] и скрипкой. Для музыканта XVIII века такой универсализм был обычным явлением, позволявшим удержаться на плаву при любых поворотах судьбы. При хороших способностях и большом усердии Иоганн мог бы надеяться со временем сделать карьеру. Но сын не ставил перед собой высоких целей. Он хотел жить, как живётся, повинуясь течению событий.
В популярных рассказах о детстве Бетховена рисуется одна и та же картина: в бедную квартирку ночью вваливается пьяный отец с компанией собутыльников. Вспомнив, что позабыл днём позаниматься с маленьким сыном, из которого решено сделать вундеркинда, Иоганн насильно вытаскивает сонного Людвига из кроватки и ставит к клавесину (ребёнок слишком мал, чтобы играть сидя: локти оказываются ниже клавиш). С руганью, переходящей в подзатыльники, начинается урок музыки, состоящий из бесконечного разыгрывания гамм и упражнений. За малейшую ошибку — окрик или удар. Постепенно отец, обуянный хмелем, начинает клевать носом, и заплаканная мать кое-как укладывает мужа в постель, а потом утешает обиженного сынишку…
Нельзя утверждать, что подобных сцен никогда не бывало. Более того, сам Бетховен в поздние годы признавался, что его и младших братьев «воспитывали побоями». Но любой ребёнок после такого «воспитания» должен был бы возненавидеть музыку на всю жизнь. А ведь этого не случилось! Именно музыка стала главной страстью его жизни, и иначе как «священное» или «божественное искусство» Бетховен своё ремесло в письмах не называл, хотя трескучей высокопарности обычно чурался. Видимо, он полюбил музыку ещё до того, как его необычайные способности стали очевидными.
Вполне возможно, что первым на эти способности обратил внимание дед, который после рождения крестника стал иногда появляться в доме на Боннгассе (иначе как бы внук смог вообще запомнить его? Ведь Людвиг-старший умер, когда Людвигу-младшему было всего три года).
Мы не знаем, как произошло первое знакомство мальчика с музыкой. Естественно предположить, что дед начал уделять подраставшему внуку всё больше внимания, разрешая присутствовать на домашних репетициях и маленьких концертах. Музыка неминуемо должна была ассоциироваться у маленького Людвига с образом деда, которому охотно повиновалось столько важных и нарядных людей, собиравшихся вместе только затем, чтобы произвести на свет нечто красивое и громогласное — симфонию или оперу. И даже сам князь-архиепископ сидел тихо и неподвижно, слушая Музыку.
Господин капельмейстер умер очень внезапно и некстати. Это случилось 24 декабря 1773 года — прямо перед самым Рождеством. Людвига-старшего хватил, как тогда говорили, удар (ныне бы сказали — инсульт или инфаркт; про «удар» Бетховен упоминал в одном из своих писем зрелых лет).
Весь город отплясывал на новогодних балах, а в доме Бетховенов царило уныние. Друзья и сослуживцы старались поддержать Иоганна, но никто не собирался взваливать на себя его беды. Отныне главой семьи стал он, а семья к весне должна была увеличиться: фрау Лена вновь ждала ребёнка.
Новорождённого братца Каспара Антона Карла крестили 8 апреля 1774 года, и крёстным отцом согласился стать не кто-нибудь, а его сиятельство граф Каспар Антон фон Бельдербуш, первый министр курфюрста. Сам министр на крестинах не присутствовал, но подарок, видимо, прислал. Граф Бельдербуш хорошо относился к семье Бетховен, и сам факт его покровительства говорит о том, что Иоганн в то время вовсе не был тем опустившимся алкоголиком, каким его обычно себе представляют. Правда, в капелле поговаривали, будто в благодарность за особое к себе отношение Иоганн пересказывает министру разговоры, не предназначенные для ушей начальства. Но что такого крамольного могли обсуждать хористы и оркестранты?
После рождения брата мать уже не могла уделять Людвигу достаточно времени; отец то был на репетициях, то ходил давать уроки. Болтавшийся почти без присмотра бойкий и проказливый ребёнок, разумеется, лез, куда нельзя, получал шлепки и окрики, обижался, убегал в комнату, где стоял клавесин. И… мы можем вообразить себе, что через какое-то время оттуда начинало раздаваться бренчание. Почти бессмысленное, но всё-таки не совсем хаотическое. Он же видел, как обращался с клавесином дедушка. И сам пытался играть Музыку, причём сразу обеими руками. Другое дело, что эта Музыка получалась примерно такой же неуклюжей, лохматой, лобастой и кряжистой, каким был сам Людвиг, слегка похожий на медвежонка.
Когда Иоганн застал малыша за этими импровизациями, его осенила счастливая мысль: Людвиг может стать вторым Моцартом!..
Волшебная сказка о чудо-ребёнке, которому рукоплещут императоры и короли, продолжала гулять по всей Германии, хотя сам Вольфганг Амадей к тому времени вырос в настоящего мастера и при этом никак не мог отыскать себе место, более соответствующее его гению, чем пост концертмейстера зальцбургской капеллы с окладом всего 150 гульденов в год. Две большие оперы Моцарта, «Митридат» и «Луций Сулла», были с успехом поставлены в 1770 и 1772 годах в Милане — однако никто из итальянских правителей не захотел взять его к себе на службу; тщетной оказалась и поездка в 1773 году в Вену: императрица Мария Терезия дала маэстро аудиенцию, но… никаких надежд на получение работы при дворе не посулила. В 1775 году Моцарту удалось ненадолго вырваться в Мюнхен, где ставилась его комическая опера «Мнимая садовница» — но и там должности для него не нашлось. «Нет вакансии!» — развёл руками князь Карл Теодор, который некогда, будучи ещё мангеймским курфюрстом, создал едва ли не лучшую в Германии капеллу.
И всё-таки музыкальная одарённость Людвига давала шанс попробовать повторить успех маленького Вольфганга.
Иоганн взялся за дело довольно рьяно.
Профессионал должен уметь играть чисто, бегло и безупречно. Поэтому на первых порах — только технические упражнения. Строгая постановка руки — на старинный манер, когда кисть образует округлый купол. Гаммы играются с точным соблюдением аппликатуры (иначе в быстром темпе пальцы начнут заплетаться). Одновременно усваиваются названия звуков, интервалов, тональностей. Упражнения на легато и стаккато, певучее и отрывистое звукоизвлечение… Примерно так, судя по существующим трактатам, тогда обучали музыке, и многое из этой методики действительно по сей день, разве что теперь детей стараются не изнурять сухими экзерсисами.
Возможно, маленький Моцарт этот начальный этап преодолел легко и быстро, почти сразу перейдя к «живой» музыке. К тому же его отец Леопольд был выдающимся педагогом, который умел обучать играючи и не прибегал к насилию над личностью подопечного. Иоганн ван Бетховен подобной деликатностью не отличался. Но ведь и строптивый Людвиг мало походил на ласкового и послушного Вольфганга. Поэтому обучение нередко превращалось в поединок отца и сына. Отец безжалостно ломал его волю, но… сломать до конца так и не смог.
К тому времени семья жила в доме на улочке Рейнгассе (этого исторического дома больше нет, он был уничтожен во время авианалёта в 1944 году). Улочка спускалась прямо к величавому Рейну, на берегу которого Людвиг любил гулять. Но теперь нужно было каждый день усердно заниматься. Как только мальчик освоился с клавесином, Иоганн заставил его изучать ещё и игру на скрипке. Её преподавал сосед по дому и родственник фрау Лены, Франц Георг Ровантини, скрипач придворной капеллы. Моцарт, кстати, тоже играл и на скрипке, и на альте, причём играл превосходно. Для профессионального музыканта этот навык был тогда почти необходим. Музыкант, не умеющий держать смычок, выглядел странновато; над таким смеялась бы вся капелла, да и в обществе владение струнными инструментами сулило свои выгоды: многие вельможи любили играть в ансамбле, и очень даже возможно было оказаться за соседним пультом с каким-нибудь бароном, графом или князем.
Друг детства Бетховена, Франц Герхард Вегелер, оправдывая суровые методы Иоганна, отмечал, что у него были на то причины: «Никакое ремесло, кроме отцовского, не сулило радостей, ибо всюду имелись ограничения. Отсюда и строгость отца, не обладавшего особыми умственными и нравственными достоинствами, и его желание поскорее сделать из старшего сына помощника в воспитании младших детей».