Только через мой труп - Рекс Стаут

- Hvala Bogu, - весело вставил я.

Шталь ошарашенно вскинул голову.

- Простите? Вы черногорец?

- Не совсем. Я родом из Огайо. Огайец, так сказать, чистейших кровей. Это у меня нечаянно вырвалось.

Вулф не удостоил меня вниманием и продолжил:

- Мистер Шталь, другому человеку я бы сказал, что не потерпел бы попытки копаться в моем прошлом. Но вы для меня - не кто попало. Вы представитель ФБР. В сущности, вы - сама Америка, соблаговолившая посетить мой кабинет, чтобы кое-что обо мне разузнать. Я глубоко благодарен своей стране за некоторые любезные мне традиции, которые она до сих пор ухитрялась не растерять... Кстати, хотите пропустить стаканчик американского пива?

- Нет, благодарю вас.

Вулф нажал на кнопку, откинулся в кресле и хрюкнул. Затем изрек:

- Теперь, сэр, отвечу на ваш вопрос. Нет, я не представляю интересы какого-либо иностранного ведомства, компании, частного лица, организации, диктатора или правительства. От случая к случаю мне, как профессиональному сыщику, самому приходится наводить справки по запросам из Европы, главным образом от моего английского коллеги, мистера Этельберта Хичкока из Лондона - как и он время от времени делает то же для меня. В данный момент я ничего не расследую. И я не работаю ни на мистера Хичкока, ни на какого-то другого.

- Понятно. - Казалось, Шталь верил каждому его слову. - Что ж, вы объяснились вполне определенно. Но вот насчет ваших прежних похождений в Европе... Если можно спросить... Словом, вы знаете некоего князя Доневича?

- Знал очень давно. По-моему, он сейчас при смерти. В Париже, кажется.

- Я не его имею в виду. А разве нет другого князя Доневича?

- Есть. Племянник старика Петера. Князь Стефан Доневич. Если не ошибаюсь, он живет в Загребе. Когда я там был в 1916 году, ему едва исполнилось шесть лет.

- А в самое последнее время вам не доводилось общаться с ним?

- Нет. Ни недавно, ни вообще когда-либо.

- Вы не посылали ему денег - ему лично или через кого-нибудь из какой-либо организации, или, может, ещё с какой-то оказией, которую он предоставил?

- Нет, сэр.

- Но ведь вы переводите деньги в Европу?

- Перевожу. - Вулф состроил гримасу. - Это мои собственные средства, которые я зарабатываю своим трудом. Я поддерживал лоялистов в Испании. Иногда я посылаю деньги в... если перевести на английский, то это звучит как Союз югославской молодежи. Но все это, конечно, никак не связано с князем Стефаном Доневичем.

- Возможно. А как насчет вашей жены? Вы ведь были женаты?

- Нет. Женат? Нет. Это было... - Вулф заерзал в кресле, словно из последних сил сдерживал себя. - Сэр, мне крайне неприятно, но вы приближаетесь к той опасной грани, когда даже коренной и благочестивый американец может того и гляди послать вас к дьяволу.

Я поспешил вставить:

- Я бы, например, точно вас послал, хотя индейской крови во мне лишь одна шестьдесят четвертая.

Фэбээровец улыбнулся и вытянул ноги.

- Я думаю, - добродушно сказал он, - вы не станете возражать против того, чтобы изложить все, о чем мы беседовали, в письменном виде и расписаться.

- Если так нужно, пожалуйста.

- Очень хорошо. Итак, вы не представляете никакого иностранного ведомства, ни прямо, ни косвенно?

- Совершенно верно.

- Тогда это все, что нас интересовало. Пока, во всяком случае. - Он поднялся. - Большое спасибо.

- Не за что. До свидания, сэр.

Я проводил Шталя и лично распахнул дверь перед "самой Америкой", дабы убедиться, что она непременно окажется по ту сторону двери. Вулф может сколько угодно миндальничать, но что до меня, то я не люблю, когда незнакомые личности суют нос в мою личную жизнь, не говоря уж о жизнях остальных ста тридцати миллионов американских верноподданных.

Когда я вернулся в кабинет, Вулф сидел, закрыв глаза.

- Вот видите, что получается, - упрекнул я его. - За последние три недели вы отказались от девяти дел, и все из-за того, что вам пару раз обломилось по жирному куску, в результате чего счет в банке непривычно распух. Я ведь ещё не считаю эту бедненькую черногорку, подруга которой питает слабость к бриллиантам, вполне, на мой взгляд, естественную. Вы огульно отказались расследовать все дела, что вам в последнее время предлагали. И вот - пожалуйста! Америка стала вас подозревать - ведь это так не по-американски - не делать деньги всякий раз, когда выпадает возможность. Вот она и напустила на вас ФБРовскую ищейку, и теперь, видит Бог, вам придется заняться расследованием уже ради собственной шкуры! Вам не нужно...

- Заткнись, Арчи. - Вулф открыл глаза. - Ты вообще жалкий врун. С каких это пор в твоих жилах потекла индейская кровь?

На счастье Вулфа, прежде чем я подобрал реплику, которая сразила бы его наповал, явился Фриц и сообщил, что обед готов. Я уже знал, что Фриц приготовил фаршированные утиные грудки, а потому решил пока пощадить распоясавшегося бездельника, и стрелой помчался на кухню.

Глава 2

Во время трапез Вулф, как правило, не только помалкивает о делах, но вообще выкидывает из головы все, что хоть мало-мальски относится к работе. Однако в этот день, похоже, интерес к еде уступил у него место каким-то мыслям; я, правда, хоть убейте, не понимал, о каких делах он мог ломать голову, если и дела-то никакого у нас тогда не было и в помине. Вулф лихо расправился с остатками трех уток - вчера с нами ужинал его друг Марко Вукчич, - с привычной ловкостью разрывая кости и вгрызаясь в сочную мякоть отполированными белоснежными зубами, однако выглядел он довольно рассеянным. В связи с этим обед несколько затянулся и было уже почти два часа, когда мы покончили с кофе и вперевалку вернулись в кабинет. Вперевалку, разумеется, шел Вулф, тогда как я вышагивал очень даже бодро.

В кабинете, вместо того чтобы заняться каталогами орхидей или какими-либо иными забавами, Вулф откинулся в кресле и, сплетя пальцы поверх необъятного вместилища уток, закрыл глаза. В беспамятство, правда, не впал - за тот час, что он так просидел, я несколько раз видел, как он втягивает и выпячивает губы, из чего заключил, что мозг его напряженно трудится.

Неожиданно Вулф разлепил губы и заговорил:

- Арчи, почему ты сказал, что эта девушка хотела позаимствовать книгу?

Выходит, мысли его были прикованы к черногорским барышням.

Я небрежно махнул рукой:

- Да это я так просто, поддразнить вас решил. Пустое.

- Нет. По твоим словам, она спрашивала, не читаю ли я эту книгу.

- Да, сэр.

- И не штудирую ли её.

- Почти. Да, сэр.

- И не читаешь ли её ты.

- Да, сэр.

Он чуть приоткрыл глаза.

- Ты догадался, что она таким образом старалась выяснить, не взбредет ли кому-то из нас заглянуть в ближайшее время в ту книгу?

- Нет, сэр. Мне было не до того. Я сидел за столом, а она стояла рядом, такая изящная и соблазнительная, что я с головой погрузился в созерцание её форм.

- Это рефлекс, за который отвечает не головной мозг, а спинной. Значит, её заинтересовала "Объединенная Югославия" Хендерсона?

- Да, сэр.

- А где была эта книга, когда ты вернулся в кабинет?

- На полке, на своем обычном месте. Мисс Лофхен сама её туда поставила. Для черногор...

- Пожалуйста, достань её.

Я пересек комнату и, сняв с полки книгу, протянул её Вулфу. Тот заботливо протер переплет ладонью - он всегда так поступает, обращаясь с книгами - затем, не открывая, повернул томик лицевой стороной к себе, крепко сжал и, подержав так некоторое время, резко отпустил. Открыв после этого книгу примерно в середине, он извлек из неё сложенный листок бумаги, засунутый между страницами, развернул и принялся читать. Я сел и крепко закусил губу, от души желая, чтобы это помогло мне удержать слова, которые так и рвались наружу. Признаться, задача оказалась не из легких.

- Так оно и есть, - самодовольно произнес Вулф. - Прочитать тебе, что здесь написано?

- Сделайте одолжение, сэр.

Вулф кивнул и начал нести такую тарабарщину, что у меня волосы встали дыбом. Зная, что он только того и ждет, чтобы я прервал его, прося о пощаде, я набрался терпения и снова прикусил губу. Когда он наконец остановился, я хмыкнул:

- Все это прекрасно, но признаться мне в любви она вполне могла и лично, вместо того чтобы изливать душу на бумаге, да ещё и прятать между страницами книги. Особенно меня пленили последние слова о том, какой я умный и привлекательный...

- И уж тем более ей не стоило писать такое по сербско-хорватски. Тебе знаком этот язык, Арчи?

- Нет.

- Тогда, пожалуй, я переведу тебе, что здесь написано. Документ датирован 20 августа 1938 года, а написан в Загребе, на гербовой бумаге князя Доневича. В нем говорится примерно следующее: "Предъявитель сего, моя жена, княгиня Владанка Доневич, сим уполномочена безоговорочно действовать и высказываться от моего имени, удостоверять своей подписью, которая следует ниже моей собственной, мои имя, честь и достоинство во всех финансовых и политических делах, имеющих отношение ко мне и ко всей династии Доневичей, и прежде всего - в поставках боснийского леса и размещения некоторых кредитов через нью-йоркскую банковскую компанию "Барретт и Дерюсси". Я сам и от имени всех заинтересованных лиц ручаюсь за её преданность делу и добропорядочность".