Ограбить Императора - Евгений Сухов

В дверь кто-то сдержанно постучал, и на громкое разрешение Фаберже в кабинет вошли два человека. Первый был одет в длинную кожаную куртку из грубой коричневой кожи, собравшуюся толстыми складками на рукавах, в черных широких матросских брюках, на ногах такого же цвета уставные ботинки. На вид ему было не более двадцати пяти лет. На крепком здоровом лице с легкомысленным румянцем на щеках проступала густая светлая щетина.

Второй вошедший был немного постарше, где-то около тридцати. Высок, худощав. Спина прямая, какая может быть только у людей, привыкших вышагивать по плацу. Черты лица тонкие, если не сказать, изящные. На тонкой верхней губе аккуратно подстриженные усики. В крупных темных глазах застыла усталость. Одет он был в длинную солдатскую шинель без погон. На ногах грубые сапоги, покрытые серой пылью.

– Гражданин Фаберже? – спросил человек в солдатской шинели.

– Э-э-э… Да. А в чем, собственно, дело, господа? – слегка растерявшись, произнес Карл Густавович, понимая, что ничем, кроме неприятностей, подобный визит не вызван. В самом деле, не станет же большевистская власть заказывать ему коммунистические вензеля с бриллиантами!

– Мы к вам пришли по поручению Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, – строго произнес человек в кожаной куртке.

– Извините, а с кем, позвольте, я имею дело?

– Моя фамилия Большаков, а это товарищ Кошелев.

– Да, я вас внимательно слушаю, – ответил Фаберже, строптиво вскинув седую бородку.

– У нас к вам имеется предписание. – Человек в солдатской шинели сунул руку во внутренний карман и вытащил из него толстую сероватую бумагу. – Ознакомьтесь! – протянул он документ.

– Что это? – все более волнуясь, произнес Фаберже. Рассеянно осмотревшись по сторонам, добавил: – Кажется, в гостиной я оставил свои очки. Вы не могли бы мне прочитать, что здесь написано.

– Что ж, извольте. – От всего облика человека в шинели, чуть снисходительной улыбки веяло аристократизмом. С такими людьми Фаберже приходилось в последнее время встречаться особенно часто. Некоторые из них были даже его клиентами. За карточным столом они проигрывали батюшкино состояние, а понравившимся кокоткам дарили броши стоимостью в целое имение. Они спокойны, хладнокровны, любезны. С одинаковой вежливостью они помогают даме надеть шубку в Императорском театре и отправляют солдат на верную смерть брать вражеский редут. От них всегда веет учтивостью и холодом. Таких людей Фаберже сторонился всегда, даже в лавке, зная их непредсказуемость, и вот теперь они перешагнули порог его кабинета.

– «Решением Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов «Товарищество Карла Фаберже» с имеющимся движимым и недвижимым имуществом передается в распоряжение комитета работников. Отныне его следует называть «Общество служащих Товарищества К. Фаберже». Председатель Петроградского Совета Лев Троцкий»… Печать, подпись, все как полагается. Хотите взглянуть?

– Что это значит? – растерянно спросил Карл Густавович.

Человек в солдатской шинели аккуратно свернул листок бумаги и положил его в карман.

– А это значит, что все ваше имущество национализировано и передано в пользование товариществу, вашим работникам.

– Но у меня наемные работники, они не имеют никакого опыта управления!

– Мы им поможем разобраться.

– Но, позвольте, по какому праву? Я ведь сам создавал свою фирму, а мои работники к моей фирме не имеют никакого отношения.

– Теперь имеют! Так решила Советская власть. Вы что думаете, она позволит эксплуатировать трудящихся? – Голос человека в шинели был простуженным и сырым, каким может быть только стылая петроградская погода.

Карл Фаберже едва сдержался, чтобы не поежиться, и продолжал возмущаться:

– Никто их не эксплуатировал. Они очень хорошо получают за свой труд, и никто из них никогда не жаловался. Наоборот, самые опытные и знающие ювелиры живут в моем доме, их мастерские располагаются на четвертом этаже. Мы живем как одна большая и дружная семья. Вы можете сами у них спросить…

– Спрашивать мы ничего и ни у кого не будем, ваш вопрос уже решен. И закрыт!

– Но что в таком случае делать с моими заказами, материалом? У меня филиалы едва ли не по всей России! Как быть с ними, они тоже национализированы?

– Да, они тоже переданы вашим служащим.

– И как это все в целом понимать?

– Вы не можете распоряжаться имуществом без их разрешения.

– Но что же в таком случае делать мне?

– А что вы? – искренне удивился Кошелев. – Вы такой же работник, как и все остальные, и так же, как остальные, работаете на фирме.

– Кажется, я вас понял, – убито произнес Карл Фаберже.

Кивнув на стопку газет, лежавших на краю стола, человек в солдатской шинели сказал:

– Вижу, что вы газетки почитываете. Похвально… Так вот, в «Известиях Петроградского Совета» завтра можете прочитать о нашем постановлении. Честь имею! – Его рука привычно поднялась, но на уровне плеча ослабла и безвольно опустилась.

– Бывайте здоровы! – пробасил человек в кожаной куртке, и гости быстро вышли из кабинета, громко стуча каблуками по паркету.

Карл Густавович подошел к окну. У парадного подъезда стоял автомобиль с открытым верхом «Мерседес-Бенц». Именно на таком, с удобными креслами из белой мягкой кожи, Николай II любил путешествовать. Уж не у царя ли они реквизировали автомобиль? В водительском кресле сидел крупный мужчина в тужурке и в длинных, едва ли не по самый локоть, кожаных перчатках. Вышедшие гости твердым шагом направились к стоявшему автомобилю. Человек в шинели уверенно разместился на переднем сиденье, подобрав рукой длинные полы шинели, а человек в кожаной куртке плюхнулся сзади, по-хозяйски разметав руки по сторонам. Громко хлопнули затворяемые дверцы, заставив невольно зажмуриться, и «Мерседес-Бенц», победно пискнув клаксонами, затарахтел по дороге.

С противоположной стороны улицы, заложив руки за спину, на Фаберже смотрел человек в бежевом легком пальто и небольшой шляпе с узкими полями. Карлу Густавовичу показалось, что он где-то видел этого человека, вот только никак не мог припомнить, при каких именно обстоятельствах произошло знакомство. Заметив направленный на него взгляд, мужчина отвернулся и зашагал к центру города.

Только сейчас Карл Густавович обратил внимание на то, что улица выглядела невероятно пустынной. Еще какой-то год назад Большая Морская буквально громыхала от проезжавших по ней экипажей с княжескими и графскими вензелями на дверцах. Теперь же она выглядела унылой, и по ней нестройными рядами шагали солдаты в шинелях. Под руку с девицами расхаживали матросы, заглядывая едва ли не в каждый встречавшийся на пути магазин. Проку от этих визитов не было никакого. С наглостью в голосе, видно, ощущая себя по-настоящему хозяевами, они требовали показывать ювелирные изделия, купить которые отважился бы не всякий князь. Вот один из матросов, остановившись у витрины с украшениями, принялся тыкать в нее пальцами и что-то громко разъяснял своей вульгарно разодетой подруге.

– Господи, когда же все это кончится? – невольно простонал Карл Густавович. – Национализация… А непроще ли сказать как есть – мы решили тебя ограбить!

Как все поменялось за один год! Ведь еще совсем недавно на Большую Морскую, 24, ежедневно, с четырех до пяти часов вечера, приезжали богатейшие люди России, включая членов августейшей фамилии, чтобы посмотреть, что же нового Карл Густавович решил выставить на продажу. И ведь удивлял! В иные часы в магазине было просто не протолкнуться от наплыва покупателей. Сейчас же, если удастся сторговаться с двумя посетителями за день, можно считать день удавшимся.

А ведь не так давно в Зимнем дворце он держал специальную кладовую, где хранился запас подарков от фирмы Фаберже. Царствующие особы и члены их семей, разъезжая по миру, дарили изделия фирмы известного мастера главам государств, царям, императорам, вызывая неподдельное восхищение творениями русских ювелиров. Но особым шиком у великих князей, конечно же, пользовались портсигары, которые скупались ими у Фаберже едва ли не мешками. И Карл Густавович, бывая частенько в Эрмитаже, не однажды наблюдал презабавную сценку, как великие князья, покуривая у Церковной лестницы, щеголяли приобретенными портсигарами. Ювелир невольно улыбнулся, подумав о том, что среди них появилась традиция едва ли не ежедневно приносить в курительный закуток новый портсигар. Увы, теперь все это уже в прошлом. Собственно, как и сами великие князья…

Карл Густавович пересек просторный зал и вошел в магазин «Золотые и бриллиантовые вещи». По лицам слуг было понятно, что они уже знали о состоявшейся национализации «Товарищества Карла Фаберже» – выглядели молчаливыми и подавленными, как если бы в доме находился покойник. Каждый из них, проходя мимо, виновато прятал взгляд, словно на каждом из них лежала вина за случившееся.