Страх и трепет - Амели Нотомб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Снежная буря! Фубуки означает «снежная буря»! Какое у вас красивое имя!
— Я родилась во время снежной бури. Мои родители увидели в этом знак.
Мне тут же вспомнился список сотрудников «Юмимото»: Мори Фубуки родилась в Наре 18 января 1961 года. Значит, она — дитя зимы. В тот же миг мне представилась эта неистовая снежная буря, которая разразилась тогда в красивейшем городе Наре, с его бесчисленными колоколами — что же удивляться, что такая восхитительная девушка родилась в день, когда небесная красота обрушилась на красоту земную?
Фубуки рассказала мне о своих детских годах, проведенных в Кансае. А я рассказала ей о своем раннем детстве, которое проходило в той же провинции, неподалеку от Нары, в деревне Сюкугава, у подножия горы Кабуто — от воспоминаний об этих легендарных местах у меня на глаза навернулись слезы.
— Как я рада, что мы с вами — дети Кансая! Ведь именно там бьется сердце старой Японии.
Душой я все годы так и оставалась в этих краях, — после того как в возрасте пяти лет мне с моими родителями пришлось сменить японские горы на китайскую пустыню. Это первое изгнание далось мне так тяжело, что я была готова преодолеть любые трудности, лишь бы возвратиться в страну, которую столь долго считала своей родиной.
Когда мы вернулись на рабочие места, я еще не решила, как следует себя вести. И совсем не представляла себе, чем буду заниматься в компании «Юмимото». Но какое счастье, что у меня есть такая коллега, как Фубуки Мори!
Итак, я должна была изображать занятость, но при этом делать вид, что не понимаю языка, на котором все говорят вокруг меня. Отныне я молча разносила сотрудникам чай и кофе и не отвечала на их слова благодарности. Никто из них не подозревал о последних распоряжениях, которые мне приходилось выполнять. И все недоумевали, с чего это вдруг еще вчера такая учтивая белая гейша превратилась в глупую и хамоватую гусыню, похожую на янки.
Церемония о-тякуми, увы, не занимала много времени. И я решила, не испросив на то позволения, разносить почту.
Запрягшись в громоздкую металлическую тележку, я путешествовала по этажам и бесчисленным офисам, вручая сотрудникам их письма. Это работа пришлась мне по душе. Прежде всего, я могла упражняться в знании языка, потому что адреса чаще всего были написаны иероглифами, и когда поблизости не маячил господин Сайто, я не скрывала, что знаю японский. Кроме того, я радовалась, что не зря выучила наизусть список сотрудников «Юмимото»: я не только поименно знала даже самых мелких служащих, но, если представлялся случай, с удовольствием поздравляла их с днем рождения, а также с днем рождения их супруги и дорогих чад.
С радужной улыбкой и низким поклоном я протягивала почту и говорила: «Вот ваши письма, господин Сиранай. Поздравляю вас с днем рождения вашего маленького Есиро, которому исполняется сегодня три года». И видела, с каким изумлением тот на меня смотрит. Обязанности почтальона занимали гораздо больше времени, чем угощение чаем моих начальников — ведь я обходила всю компанию, которая располагалась на разных этажах. Я гордо шествовала со своей тележкой и радовалась каждому поводу проехаться на лифте. Мне это очень нравилось, потому что на площадке рядом с лифтом находилось огромное окно, и в ожидании лифта я играла в придуманную мною игру под названием «бросаться в пустоту». Я прижимала нос к стеклу и мысленно летела вниз. Город был так далеко! И пока не разобьешься о землю, можно увидеть столько интересного!
Наконец-то я обрела свое призвание. Мои умственные способности прямо-таки расцветали благодаря этой простой и человечной работе, и главное — все видели, какую пользу я приношу. Я была готова заниматься этим делом до конца жизни.
Но тут меня вызвал к себе господин Сайто. Я снова схлопотала выговор. На сей раз я и сама понимала, что совершила ужасное преступление — проявила инициативу. Я присвоила чьи-то обязанности, не испросив на то позволения непосредственного начальства. По моей вине штатный разносчик почты, который приходил на работу только после полудня, решил, что его хотят уволить, и был на грани нервного срыва.
— Вы воруете чужую работу. Как вам не стыдно! — совершенно справедливо выговаривал мне господин Сайто.
Я была просто в отчаянии — придется распрощаться с такой многообещающей карьерой. Кроме того, снова вставал вопрос: чем же мне теперь заняться?
И тут меня осенила идея, которая показалась мне спасительной: путешествуя с письмами по предприятию, я заметила, что в каждом помещении висит множество всевозможных календарей, но передвижной красный квадратик чаще всего стоит на просроченной дате или на прошлом месяце. На сей раз я не забыла испросить разрешения у своего шефа:
— Господин Сайто, а можно мне следить за календарями?
Он неосмотрительно ответил согласием. И я снова обрела каждодневное занятие.
Утром я обходила все кабинеты и передвигала красный квадратик на нужный день. У меня появился официальный пост: я стала смотрительницей календарей.
Мало-помалу сотрудники «Юмимото» начали замечать мою деятельность. И встречали меня веселыми шутками:
— Как вы себя чувствуете? Не слишком устаете от тяжелой работы?
Я весело отвечала:
— Ужасно устаю. Спасаюсь только благодаря витаминам.
Я полюбила свои новые обязанности. К сожалению, они отнимали у меня слишком мало времени, но давали лишний повод прокатиться на лифте и в ожидании его — «броситься в пустоту». К тому же моя деятельность развлекала сотрудников компании.
Наибольшего успеха на этом поприще я достигла при переходе от февраля к марту. В этот день мне предстояло не только передвинуть красный квадратик, но и вырвать февральский лист.
В каждом кабинете меня, как спортсмена, встречали радостными приветствиями. Я сражалась, как самурай, изничтожая февральский лист календаря с огромным фотоснимком заснеженной Фудзиямы, которая воплощала февраль на календаре «Юмимото». Одержав в этой схватке победу, я с усталым, но гордым видом скромного воина-победителя покидала поле брани под одобрительные крики «банзай!» восторженных зрителей.
Слух о моей славе достиг ушей господина Сайто. И мне предстояло выслушать очередной нагоняй за то, что я позволила себе скоморошничать в такой серьезной фирме. Но я заранее приготовилась к самозащите.
— Вы же разрешили мне следить за календарями, — начала я с места в карьер, не дожидаясь, пока шеф выплеснет на меня свой гнев.
Но на сей раз он не очень рассердился, а был лишь привычно недоволен:
— Да, можете продолжать. Но не устраивайте из этого балаган — вы отвлекаете наших сотрудников от работы.
Меня удивило, как легко я отделалась. Но господин Сайто добавил:
— Отксерокопируйте вот эти документы.
Он протянул мне толстенную пачку бумаг формата А4. Не меньше тысячи листов.
Я заложила всю пачку в ксерокс, который выполнил свою работу качественно и мигом. Готовые копии и оригинал я отнесла своему начальнику.
Некоторое время спустя он вызвал меня к себе:
— Ваши ксерокопии слегка смещены от центра. Переделайте эту работу как следует.
По дороге к ксероксу я думала: может быть, я не очень аккуратно заложила бумагу в машину? Но теперь я была сверхвнимательна, и результат получился безупречным. Новую пачку я отнесла господину Сайто.
— Опять все сдвинуто! — сказал он.
— Неправда! — воскликнула я.
— Как вы смеете спорить с начальством! Неслыханное нахальство!
— Извините меня. Но я так старалась, чтобы ксерокопии получились очень хорошими.
— Но они таковыми не получились. Смотрите!
Он протянул мне лист, который казался мне идеальным.
— Что же здесь не так?
— Вот, смотрите. Текст не совсем параллелен краю бумаги.
— Вам так кажется?
— Конечно, раз я так говорю!
Он бросил всю пачку в корзинку и спросил:
— Вы пользуетесь устройством автоматической подачи бумаги?
— Да, конечно.
— Тогда все понятно. Им нельзя пользоваться, потому что он не отличается точностью.
— Но если я буду закладывать каждый листок вручную, это займет много часов.
— Ну и что же? — улыбнулся он. — Вы все равно не знаете, чем заняться.
Я поняла, что это наказание за мой театр с календарями. Ксерокс превратился для меня в настоящее орудие пытки. Теперь я каждый раз поднимала крышку, сверхтщательно укладывала очередную страницу, нажимала на кнопку, а потом долго разглядывала результат. К своей каторжной работе я приступила в три часа дня. И к семи вечера я еще не закончила. Иногда к ксероксу подходили сотрудники: если им нужно было сделать более десяти копий, я вежливо просила их воспользоваться другим аппаратом, который стоял в противоположном конце коридора.
Между делом я решила посмотреть, что за текст поручили мне копировать. И чуть не умерла от смеха: это был устав гольф-клуба, членом которого состоял господин Сайто.