Социология - Альберт Елсуков

Социология как проект зародилась во Франции в 1842 г., когда вышел из печати очередной том «Курса позитивной философии» О. Конта, в котором и содержалось оригинальное название новой науки – слово-гибрид «социология» (от лат. societas – общество и греч. logos – учение). Процесс институционализации растянулся на 50 лет. Его завершением можно считать основание в 1892 г. первого в мире социологического факультета в Чикагском университете, создание в Сорбонне кафедры социологии и присуждение Э. Дюркгейму впервые в мире звания профессора социологии. Важно отметить, что великая плеяда пионеров социологии, включая признанных классиков О. Конта, Г. Спенсера, К. Маркса, Г. Зиммеля, М. Вебера и Э. Дюркгейма (в первый период творчества), а также многих последователей и оппонентов социологии во многих странах (в России – П.Л. Лавров, Н.К. Михайловский, Н.И. Кареев, М.М. Ковалевский и др., в Беларуси – И.В. Канчевский и др.), не могла зарабатывать на жизнь социологической работой. Уже один этот факт позволяет исключить какие-либо вненаучные мотивы, ангажированность и т. п. Эти люди строили здание социологии, так как верили в ее потенциал, считали необходимой и полезной для общества, имея в виду не только свои страны, но и, как правило, судьбы человечества.

Можно, пожалуй, признать аксиоматичным, что новая наука утверждается только тогда, когда отвечает актуальным общественным запросам, соответствует «духу времени» (М. Вебер) как устойчивой форме ценностного сознания социума. Если это так, то не случайно социология возникла именно во Франции, в стране, пережившей на рубеже XVIII–XIX вв. несколько тектонических потрясений: революцию с невиданным до того террором, взлеты и падения наполеоновского правления, реставрацию монархии с новой спиралью революционной ситуации. Уже К.А. де Сен-Симон, участник (на стороне якобинцев) революции, пришел к выводу, что ничего, кроме хаоса и анархии, подобные перевороты не приносят. Для преодоления возникающих кризисов достаточно провести разумные перемены в правительстве и финансах. Но для этого нужны другие люди – не «вольтерьянцы» или «руссоисты», не те, кто готов пойти на подстрекательство и любые жестокости, а те, кто способен поставить во главу угла стабильность, индустриализм, модернизацию. Сен-Симон полагал, что это должны быть промышленники, проникнутые верой в прогресс наук, «новое христианство» и отдающие приоритет общественному благу перед индивидуальным. В «Катехизисе промышленников» утверждалось, что главное – не просто рационализировать производство, а создать разумные и научно выверенные методы распределения. Сен-Симону принадлежит классическая формулировка хозрасчетного принципа распределения по труду: «Каждому по его способностям, каждой способности по ее делам». Развивая эту мысль, О. Конт пришел к выводу, что такими людьми могут стать только социологи, точнее – социологически просвещенные промышленники, политики, управленцы, юристы и другие специалисты. Чтобы такие люди появились, необходимо изменить систему образования, образ мышления и мировоззрение, для чего и нужна социология. Это и есть первая предпосылка осознания востребованности и предназначения новой науки. Ее можно назвать образовательной. Социология нужна для того, чтобы вырастить специалистов, которые смогут грамотно разрешать классовые, трудовые, этнические, конфессиональные конфликты, предохраняя общество от революций, гражданских и религиозных войн, т. е. упреждая разрушение фундаментальных основ и нравственных устоев человеческого общежития. В начале XX в. именно социология спасла капитализм, предложив тейлоризм, фордизм, теорию человеческих отношений, социально ориентированные экономические учения (А. Маршалла, Д. Кейнса и др.) как принципиально новые подходы к пониманию источников классовых и других противоречий и инновационные варианты снижения социальной напряженности.

Вторая предпосылка – гносеологическая. Суть ее состоит в поиске ответа на вопрос: «Насколько при существующей системе наук и организации исследований общество способно к самопознанию, а значит, к грамотному решению возникающих проблем и упреждению социальных взрывов?». Классики социологии, анализируя ситуацию своего времени, давали на него пессимистический ответ. По их оценкам, в XIX в., как и ранее, общественная мысль существовала и развивалась в форме высоких абстракций, в отрыве от повседневности. Наиболее острые проблемы, такие как оплата труда, жилищный вопрос, миграция, девиантное поведение, распределение и потребление и т. д., аналитически не затрагивались, и только в некоторых странах об этих явлениях собиралась статистика. Общественное мнение не изучалось, более того, считалось, что его репрезентантом являются публикации в газетах и журналах. В общественных науках не существовало методов для проникновения в социальную реальность, и в этом они существенно отставали от «наук о природе», успешно осваивающих экспериментальную технику познания. Высоко ценились личные наблюдения опытных людей, хотя объективность полученных таким образом сведений оставалась сомнительной. Как результат в ответ на все новые волны революции, прокатывающейся по Европе, правящие классы лишь усиливали репрессии, разжигая костер противоборства. Учитывая все это, О. Конт сформулировал краткий девиз новой науки: «Знать – чтобы предвидеть, предвидеть – чтобы регулировать». Трудно представить более важную жизненную потребность для любого общества (страны-государства), заботящегося о своем будущем.

Несмотря на то что тезис О. Конта был скорее декларацией о намерениях и до их реализации нужно было еще «доработаться», на что ушли десятилетия, сама эта установка вызвала осуждение и «слева», и «справа». «Левые» осуждали социологию за ее «охранительские предрассудки», т. е. отрицание революционных преобразований в пользу научно обоснованного реформирования, «правые» увидели в ней угрозу либерально-демократическим ценностям: индивидуализму, свободе предпринимательства, правам человека и прочему – со стороны субъекта управления (государства), отстаивающего общие интересы и целостность общества. «Детская болезнь “левизны”» проявилась и в ликвидации социологии как буржуазной науки в СССР, хотя ее «буржуазность» можно усмотреть лишь в оправдании реформистского пути спокойной модернизации перед революционным катастрофизмом. Еще французский социолог А. Токвиль в одной из своих книг писал: «…объективные цели революции могут быть достигнуты реформаторскими методами при условии их осознания верхами, их гибкости и политической воли»[1]. Эти же слова применимы ко всем революциям – великим и малым, славным и бесславным, «цветным» и «черно-белым», включая и ту, которая создала Советский Союз, и ту, которая завершила его существование. Одно лишь значимо: под объективными целями должно пониматься не завоевание власти, а благосостояние народа, сохранение целостности общества, новые перспективы развития.

П.А. Сорокин, проанализировав 70 примеров возникновения революционной ситуации, выделил семь основных фрустрирую-щих факторов: голод, жилищную проблему, угрозу безопасности, сегрегацию по полу, конфессии и другим признакам, ущемление рефлекса свободы, личного достоинства и прав собственности. Вместе с тем он подчеркивает: «Как бы ни были тяжелы условия жизни в данном обществе, но, если структура его отношений и ценностей не расшатана, никакие волнения ему не грозят. <…> Революции совершают не голодные люди, а те, кто не пообедал один раз»[2]. Осознание тщетности ожиданий перемен к лучшему является внутренним импульсом, формирующим у человека именно революционную установку, а не поиск, например, лучшей работы, путей миграции, возможностей повышения квалификации и переучивания и т. д.

С социологической точки зрения столь же неприемлемы и либералистские преобразования в форме «шоковой терапии» или «цветных революций». Если последние и происходят сегодня, то потому, что нарушается второе условие А. Токвиля: верхи не осознают реформаторские методы, им не хватает гибкости и политической воли.

Третья предпосылка – амелиористская (фр. amelioration – улучшение). Все в обществе – и то, что возникло стихийно (например, половозрастное разделение труда), и то, что создано в результате сознательной целеустремленной деятельности людей (социальные институты, формы общения, учреждения, нормы и т. д.), – со временем устаревает, перестает соответствовать новым условиям и нуждается в улучшении, усовершенствовании, обновлении в целом или в отдельных аспектах. Проблема в том, что «изношенность» общественных форм и структур заметить гораздо труднее, чем деформацию вещественных компонентов. Накапливаясь и иррадиируя, подобные дефекты приводят к нарушению нормального хода социальных процессов, появлению деструктивных явлений в сфере отношений, институтов и общностей, поэтому так важен мониторинг социальных устоев общества.