До третьего выстрела - Ольга Лаврова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто это в такую рань?
— Сенька Гвоздик, наверно. — Леша идет отпереть.
— Странная манера — являться в дом, когда люди едва сели за стол.
— Почему! На Западе есть даже обычай приглашать к завтраку, — парирует Наташа.
— Но мы, кажется, не на Западе? — замечает отец с видом лихо сострившего человека.
— Это — во-первых, — подхватывает мать. — А во-вторых, не помню, чтобы я его приглашала.
— Он, между прочим, не к тебе, — бросает Леша, вернувшийся в кухню на последних ее словах. Он наливает две чашки чаю, сгребает со стола какую-то снедь и уходит.
— Вот так. И ничего не скажи. Рта невозможно раскрыть — сразу обиды! Растишь их, воспитываешь… — она свернула на привычную тему.
— Ну, завела, — скучливо тянет Наташа. — Подумаешь, событие — Гвоздик пришел!
— Ваш Сеня Гвоздарев — отпетый хулиган!
— Да кто его отпевал?
— Наташа, — присоединяется отец, — вы обязаны считаться с мнением мамы. Она пытается уберечь вас от дурных влияний.
— Курам на смех! Какое Гвоздик может оказать влияние?
— А такое, что этот дворничихин сын…
— Ну-ну-ну, — прерывает жену Терентьев, — подобные выражения… это не аргумент.
— Я, разумеется, лишена сословных предрассудков, но согласись, что его мать… Мужа бросила, вокруг хоровод мужчин… просто страшно представить, чего ребенок нагляделся и как это подействовало на его психику!
— Кисонька, может быть, не следует при Наташе… И, по-моему, Гвоздарева производит приятное впечатление.
— Ах и на тебя она производит приятное впечатление?!
— Ну что ты, я же не в том смысле!..
В дверях появляется Леша.
— Нельзя потише? Там все слышно.
Он затворяет дверь. Неловкая пауза.
— Но… в конце концов, я у себя дома… Имею я право говорить то, что думаю? И вообще — воспитанный человек не слышит чужих разговоров.
— Ты спутала, мамочка, это глухие не слышат.
— Наташа, не дерзи, — отцу очень не хочется ссоры.
— Имею я право говорить то, что думаю?
— Нет, не имеешь. Не доросла.
Наташа встает, забирает чашку и недоеденный бутерброд.
— И эта туда же! — кипятится мать. — И снова до вечера на улицу? Почему хоть в субботу не побыть немного дома! Вам созданы все условия для культурного отдыха!
— Ой, мамочки! Холодильник, телефон, ванна, газ, магнитофон — голова кругом от развлечений!
Отец укоризненно цокает языком.
— А что на улице?
— То, что рассказывали на лекции в ЖЭКе, — отвечает за Наташу мать. — Очень жаль, что вас не было. Приводились убийственные факты!
Наташа прыскает и уходит. Слышно, как ребята включают музыку.
— Ну что за дети, Гриша! Даже аппетит пропал. Разве я посмела бы хамить матери! Бывало, если делаешь что-нибудь не то, так ведь тайком, с оглядкой.
— Да, наши не стесняются. Хоть бы соврали для приличия. Холодильник, телефон… Не ценят ничего, что досталось трудами!
— По выражению твоего сына, они ищут иной смысл существования. А у самого две тройки в году, и из спортивной школы исключили. Как он без спорта в институт! Ты с ним говорил?
— Еще не определился. Выбирает.
— Какие могут быть выборы! Надо найти вуз, где требуется боксер-перворазрядник. Разве мы с тобой выбирали?
— Что же сравнивать, кисонька, мы были другими.
— Вот именно. Мы понимали, чего хотим, и добивались. Спроси свою дочь — какую общественную работу она ведет! Никакую. Ей скучно. Будто мне в ее годы было весело возиться со стенгазетой. Но я рисовала аршинные заголовки ради комсомольской характеристики.
— Да… — отец в задумчивости катает хлебные крошки. — Мы относились к жизни серьезно и ответственно.
Терентьевы свято верят в правоту своей жизни.
Наташа, Леша и Сенька выходят на улицу.
Хорошенькая Наташа выглядит старше своих лет, Сенька — моложе, а плотного Лешу легко со спины принять за взрослого мужчину, но полудетское упрямое лицо выдает мальчишку. К приятелям присоединяется Миша Мухин — смазливый, чернобровый. «Салют — салют», — дальше шагают вместе.
— Натка, я пришел к тебе с приветом. — Миша крутит пальцем у виска, — рассказать, что солнце встало… Что-то вы кисло-зеленые?
— Субботнее утро в кругу семьи, — бурчит Леша. — Интересно, взрослые — все идиоты или выборочно?
— Выборочно. Но многие.
— Неужели и мы такими будем? — задает Наташа извечный вопрос подростков.
— Я против, — заявляет Миша. — Кто «за», прошу поднять руку. Воздержавшихся нет? Принято: мы будем другими.
— Леха! — предостерегающе произносит Наташа.
На пути стоит кучка их ровесников. Леша выдвигается вперед, возглавляя свою компанию. Сенька порывается идти плечом к плечу, Наташа дергает его назад.
— Не лезь! Леша это не терпит!
— Он же Леха-Ледокол, — поясняет Миша. — Флагман. А мы в кильватере.
Леша идет на враждебную группу, как на пустое место, свободно свесив тяжелые кулаки. И группа в последний момент не выдерживает, расступается, пропуская его и остальных.
— Красиво! — восхищается Сенька.
— А-а… — поводит плечами Леша. — Подраться стало не с кем.
4
Место ребячьих сходок — ободранная квартира на втором этаже пустующего дома. Кое-какая мебелишка, частью брошенная хозяевами, частью собранная ребятами по окрестным домам. Здесь Наташа, Леша, Сенька, Миша и пятый — долговязый, разболтанный Фитиль.
Леша осматривает колченогое кресло.
— Гвоздик, ты молоток. Отличное седалище для председателя. Итак, очередное собрание нашего Общества покровительства самим себе объявляю открытым. Для тонуса и по традиции словесная разминка.
— Тема?
Наташа поднимает руку:
— Предлагаю, как в ЖЭКе: «Молодежь и влияние улицы». Очень жаль, что нас не было.
— Сейчас воспроизведем. Даю запев. Мы, жертвы безнадзорности и дурного воспитания… — гнусаво заводит Леша.
— Подпали под улицы пагубное влияние… — подхватывает Фитиль.
И дальше идет по кругу:
— Под трамваев и троллейбусов влияние опасное…
— Под пешеходов влияние ужасное…
— Правила уличного движения производят в наших умах брожение!
— О, влияние улицы, разлагающее!
— О, мусорных урн влияние развращающее!
— А фонари? Что они освещают?
— Они понаставлены в каждом переулке, чтобы видеть темные жизни закоулки!
— Дети, берегите глаза и уши!
— Спасайте свои неокрепшие души!
— Долой светофоры!
— Свободу Карабасу-Барабасу!
«Разминка» переходит в беспорядочный гвалт, кто-то вскакивает на стул, стул ломается.
— Хватит, ребята, — проявляет благоразумие Наташа. — Нас опять застукают… Кстати, на этом стуле всегда сидел Алька. Тут стоял его стол, а тут висела гитара…
— Жалко, что дом сломают. У Альки мы хорошо собирались.
— Что ж он не приехал? Ведь обещал.
— Его запрягли, — сообщает Фитиль. — Скребет и покрывает лаком пол.
— Твои тоже малярничают? — интересуется Миша.
— Пока смету составляют… Знаешь, Сэм, а бабка на балкон выходить боится. И все горюет о своем палисаднике, можно подумать, у нее здесь Парк культуры был.
Сенька тихо спрашивает Наташу:
— Почему он «Сэм»?
— Сильно эрудированный мальчик, — расшифровывает та.
— Ну-с, продолжим заседание, — усаживается Леша в кресло. — На повестке дня проводы Фитиля.
Фитиль выходит на середину.
— В связи с переменой места жительства мы расстаемся сегодня с нашим Фитилем. Он был достойным собратом, и мы с прискорбием провожаем его в новый путь.
— Прошу не считать окончательно выбывшим. Прошу оставить за мной совещательный голос и право посещать собрания.
— Наверно, иногда ты будешь приезжать, но эти уже не то, — печалится Наташа.
— Натка, я буду обязательно приезжать! И Алька тоже. Мы обязательно!
— Ладно, Фитилек, не копти, глаза щиплет, — усмехается Миша.
— Думаю, можно переходить к следующему вопросу, — «ведет собрание» Леша. — Так сказать, гвоздик программы. Сеня, прошу. Сэм, докладывай.
— Товарищи-братцы-господа-граждане-сеньоры-и-сеньориты, — тараторит Миша. — Для пополнения нашего состава предлагается принять нового собрата со стажировкой в течение месяца. Семен Гвоздарев, он же Сенька Гвоздик, проживает в нашем микрорайоне около трех лет. За это время ничем положительным себя не зарекомендовал. Так что причин для отвода кандидатуры не вижу. Есть вопросы к стажеру?
— Расскажи автобиографию, — доброжелательно предлагает Фитиль.
— Родился… учился… В общем, все.
— Больше ничего? — насмешничает Наташа.
— Имею два привода: за разбитое окно и за то, что назвал дуру дурой. Мать — дворник, — Сенька начинает вибрировать. — Отец автоконструктор и пьяница. Находятся в законном разводе.