Моццикони - Луиджи Малерба
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Собака виляла хвостом, и это казалось Моццикони добрым знаком. Вскоре Моццикони стал делиться с собакой всеми своими бедами: рассказывал, как ему холодно, голодно, как он устал. Собака слушала его молча, без ехидной усмешки, а порой даже с раскрытой от изумления пастью. «Вот кто будет мне верным другом», – подумал Моццикони.
– Меня зовут Моццикони, а тебя?
– Моццикетти-окурочек, – ответила собака.
Моццикони удивился, но промолчал. Он боялся, что собака его разыгрывает. Обычно собаки зовутся Боб, Фидо, Ламно, Том, Фифи. Но чтобы собаку звали Моццикетти-окурочек, поверить трудно. Но собака – друг человека, и Моццикони не хотел с ней ссориться. Тут подошел старик бродяга и принялся разглядывать собаку. Обглядел, ее со всех сторон. Потом и спросил у Моццикони:
– Какой породы твоя собака?
– Дворняжка, – ответил Моццикони.
Собака опустила хвост и молча удалилась. Обиделась, видно.
Моццикони стал ее звать: «Моццикетти, Моццикетти!» – но собака даже не обернулась.
«Ну, дал я маху, – с грустью подумал Моццикони. – Глупость сморозил».
Моццикони переезжает
Моццикони был все время один да один, и оттого мыслей у него в голове стало больше, чем народу на площади Святого Петра, когда папа римский читает свое послание.
Но это – когда светит солнце. А когда идет дождь, на площади почти никого нет, даже если папа читает свое послание. Только одного солнца мало. Должны быть еще и иностранные туристы. Потому что сами римляне на площадь Святого Петра ходят редко, а вот туристы на эту площадь приходят охотно, даже если они не католики, а мусульмане, Потом, вернувшись домой, ну, в свою страну, они рассказывают друзьям, что видели папу. Обычно они из послания и двух слов не понимают – на то они и иностранцы. Случается, правда, что папа выучивает свое послание наизусть на каком-нибудь чужом языке. Туристы и тогда почти ничего не понимают. Но разве в этом главное? Видеть они папу римского видели и теперь могут похвастаться перед знакомыми.
Все эти мысли, если их не выразить словами, толпятся в голове, словно туристы на площади Святого Петра, когда папа произносит свое послание в безоблачный день. А порой мыслям даже становится тесно, как сардинам и банке. Тогда в голове начинает что-то жужжать, и Моццикони страх берет. В такие дни Моццикони расхаживает по песку взад и вперед, обхватив голову руками.
– Будьте осторожны. Отойдите подальше, – говорит он тогда встречным бродягам. – Моя голова – настоящая бомба.
Моццикони уверен, что рано или поздно его голова с грохотом и треском разорвется на куски.
Поэтому он со своим заплечным мешком и прочим скарбом – ничего прочего у него, правда, никогда и не было – перебрался с моста Тибуртино под мост Фламинио, где людей встретишь редко-редко.
Моццикони и двое ворюг
Однажды Моццикони поднял с земли газету. Посмотрел на число – сегодняшняя. Из газеты Моццикони вычитал, что и воздух, и вода почти повсюду отравлены, государства только и знают, что спорить между собой, а кое-где уже слышны орудийные залпы. В Италии безработных становится все больше, а на улицах, площадях и в поездах взрываются бомбы. Убийц и поджигателей обычно не находят, да, похоже, и не хотят искать. А вот девушку, которая нырнула в фонтан Треви, и мальчишку, укравшего яблоко, арестовали.
– От таких новостей впору разрыдаться! – воскликнул Моццикони.
Но он знал, что от слез толку мало. Куда полезнее было бы пересадить из кресел в тюрьму кое-кого из важных господ, а девушку, нырнувшую в фонтан, и мальчишку, укравшего яблоко, выпустить.
Моццикони стал искать в газете новость, которая бы его хоть немного развеселила. Наконец он отыскал фотографию двух синьоров. Они с радостной улыбкой протягивали друг другу руки.
– Какие приятные люди!
А внизу было напечатано, что это – два министра, нажившие на темных махинациях несколько миллиардов лир.
– Так они всё до последней крохи разворуют! – сказал Моццикони. – Когда же красть станет нечего, они сами в безработных превратятся.
Один из министров-мошенников немного сутулился, и лицо у него было постное, как у священника. Все знали, что он первый богач в Риме, хозяин почти всех его дворцов. Другой министр-мошенник был толстый и лысый. Похоже, темные делишки приносили ему немалый доход. Он улыбался во весь рот, обнажая гнилые зубы.
– Зубы – зеркало души! – сказал Моццикони.
И подумал, что ведь это пословица. Одно плохо – эти двое министров о душе, верно, и слыхом не слыхали. Даже слова такого не знали.
Моццикони решил: «Раз так, про пословицу надо забыть – никуда она не годится». Он ее и записывать не стал.
Моццикони и числа
К счастью, Моццикони порой посещали и приятные мысли. Такое бывало внезапно, когда днем, а когда и ночью. Иной раз даже в дождь и при сильном ветре. Однажды любопытная мысль пришла ему в голову, когда пошел град.
Моццикони, чтобы ничего не забыть, всякий раз записывал приятную мысль на клочок бумаги и прятал его в карман либо в заплечный мешок. Потом садился, обхватывал голову руками и начинал размышлять.
Ему достаточно было записать одно слово, чтобы потом все сразу вспомнить. Как-то Моццикони записал несколько слов на память, а на другой день не смог ничего разобрать, кроме слов «процветание», «рост экономики». Так случилось несколько раз подряд.
– Что за напасть! – воскликнул Моццикони.
Лишь неделю спустя он сообразил, что слова-то были из подмоченных газет и писали их люди с подмоченной репутацией. Для них самое подходящее место – на свалке.
С тех пор Моццикони начал записывать числа, потом умножать их и делить. Числа всегда были небольшие. Миллионы и миллиарды он не записывал: они напоминали ему о жуликах-хозяевах и мошенниках-министрах.
Занимаясь делением и умножением, Моццикони заметил, что надвое делятся нечетные числа, а вовсе не четные. Странно, не правда ли?! Но возьмите, к примеру, цифру «пять»: один, два – с одной стороны, четыре, пять – с другой, а три – посредине.
– Интересно, а где середина у четных чисел?!
– Возьмем, скажем, четыре! Один, два – с одной стороны, три, четыре – с другой.
– А где же середина?
– Любой ответит: между двумя и тремя.
– Согласен. Ну, а поточнее? Тому, кто ответит, я дам миллион.
Моццикони, как всегда, громко разговаривал сам с собой. Вдруг из воды высунулась мордочка рыбы, голодной как собака.
– Если я и моя подружка найдем пять хлебных крошек, как их раз делить на двоих? – спросила рыба. – Две крошки возьму я, две другие – моя подружка. А что станет с пятой хлебной крошкой?
– Ты ее съешь, – ответил Моццикони.
– Верно, пять хлебных крошек можно разделить на двоих! – радостно сказала рыбка. И нырнула под воду.
Моццикони взял клочок бумаги, записал свои мысли о нечетных числах, потом подумал: «Надо передать это послание всем добрым людям!»
Он свернул клочок бумаги, вложил его в найденную на берегу пустую бутылку. Потом закупорил бутылку пробкой и бросил в волны.
Теперь, когда Моццикони освободился от сложных мыслей, голове его немного полегчало.
Моццикони и бутылки
Моццикони был очень горд своей идеей о четных и нечетных числах. После того, как он доверил свою мысль Тибру, он сразу успокоился. Ромула и Рема тоже пустили в корзине вниз по течению, а потом они основали Рим, и, хоть в городе этом полно мошенников, он все-таки остался великим городом. И Моисея пустили вниз но Нилу, а потом он привел свой народ в Землю Обетованную. «Бутылка с моим посланием, – подумал Моццикони, – доплывет до моря, а море рано или поздно выбросит ее на берег, где поздно или рано ее кто-нибудь найдет, и этот человек прочтет мое послание – и считать тогда всем станет куда легче».
Теперь Моццикони нашел способ общаться с миром без утомительных и нудных разговоров. Отныне он будет отправлять морем одно послание в бутылке за другим. Вдоль берега реки валилась уйма пустых бутылок и вдобавок пустые бутылки градом сыпались вниз с парапета. Бутылки были самые разные: из-под вина, воды, молока, ликеров, пива и прочих разных напитков. И форма бутылок была самая разнообразная; одни высокие и стройные, другие приземистые и пузатые, толстые и тонкие, блондинки и брюнетки…
Моццикони собрал все пустые бутылки, какие нашел но дороге, и принялся писать послание за посланием, уверенный, что однажды кто-нибудь их увидит и прочтет.
Моццикони и Гарибальди
– Тибр – чудесная река! – воскликнул однажды Моццикони. Он сидел на песке внизу, у самой воды, и радовался жизни.
Нет, Тибр – это вам не какая-нибудь захудалая речушка, его во всем мире знают. Ведь он – римская река. И, не будь Тибра, Рим основали бы на другом месте. Кто знает, где бы тогда Ромул основал Вечный город. Быть может, на реке Арно, где теперь Флоренция, либо на реке По, где теперь Турин.