Долгие ночи - Абузар Айдамиров

Очевидцы рассказали Михаилу Тариэловичу об ужасном положении переселенцев, месяцами ожидавших на берегу судов для перевозки в Турцию. Наступление холодов, почти полное отсутствие средств к существованию и вспыхнувшие эпидемии тифа и оспы сделали положение горцев невыносимым. Прямо на берегу моря лежали растерзанные одичавшими собаками трупы детей, женщин и стариков. Измученные голодом и болезнями переселенцы, едва передвигавшие ноги, заживо становились легкой добычей таких же голодных псов. Турецкие шкиперы обращались с горцами, нанимавшими их посудины, чтобы добраться до берегов Малой Азии, как с грузом: при малейшем признаке болезни людей без всякой жалости бросали за борт. Волны выносили трупы несчастных к берегам Анатолии.

Царская казна выделила горцам около трехсот тысяч рублей.

Большая часть денег была истрачена на оплату проезда переселенцев, а часть осела в карманах вороватых чиновников, и только крохи достались самим репатриантам.

Ходили слухи, что у многих барок, перевозивших горцев, были заранее пробуравлены днища. Выходя в море, барки тонули, а оставшиеся беспризорными деньги также попадали в карманы чиновничества.

Многие переселенцы погибали в волнах Понта Эвксинского, рассказывали очевидцы Михаилу Тариэловичу. Грустная участь…

Но она все-таки менее достойна сожаления, чем участь достигших турецкого берега. Гордые орлы кавказских гор от голода и неустроенности тысячами гибнут на улицах турецких городов.

Но самым трагическим и безнравственным было то, что кое-кто старался извлечь иезуитскую выгоду из горя людей. Царское правительство из военно-стратегических соображений стремилось очистить край от свободолюбивых, воинственных, непокорных горцев для его более широкой колонизации. Порта же хотела привлечь горцев в Турцию, чтобы впоследствии использовать их при подавлении национально-освободительного движения внутри самой Оттоманской империи, а также в случае военных действий против России. В этом турок поддерживали европейские державы, ибо горцы в глазах Европы были лишь средством для противодействия России, и при использовании этого средства ни Европа, ни Турция не проявляли даже намека на жалость.

Содействовали переселению горцев даже местные феодалы и духовенство. Напуганные крестьянской реформой в России, они заспешили в Турцию, увлекая за собой подданных им крестьян, видя в деспотическом строе Турции идеал того политического и религиозного устройства, при котором и они могли сохранить собственные феодальные права и привилегии.

Действительно, в то время как переселенцы массами гибли по пути в Турцию и в самой Турции, феодалы и духовенство сумели устроиться неплохо. Многие из них впоследствии получили высокие государственные, военные и религиозные должности и стали жить даже лучше, чем на покинутой родине.

Да, уж кто-кто, а Михаил Тариэлович хорошо осведомлен о судьбе горских переселенцев. И он искренне, чисто по-человечески жалел их. Однако интересы империи были для него превыше всего, даже человеческих чувств. И ради империи он готов был отправить на чужбину вслед за чеченцами и остальных горцев.

Но сомнения не покидали его. Сколько, например, труда вложил он в переселение закубанских горцев, а награды достались другим. Это было тем более неприятно, что счастливчиком оказался Евдокимов. Выскочка. Тупой солдафон…

А здесь левый фланг, где никогда не было мира. И не будет.

До тех пор, пока всю Чечню не поставят на колени. Так пророчески предсказал еще А. П. Ермолов почти полвека тому назад.

"Эти чеченцы — сильнейший и опаснейший народ — писал он.-

Сверх того, ему вспомоществуют и соседние народы. И не потому, что они любят чеченцев и ненавидят нас, а из боязни, что чеченцы, попав под власть русских, повлекут и их за собой под тяжелую русскую ладонь. Что там Кабарда? Конечно, кабардинцы под своими несносными шалостями вызывают на бой, но я их должен пока терпеть, ибо занят гораздо опаснейшими злодеяниями — чеченцами. При укусе змеи жало комаров не так уж и чувствительно. Спокойствие и безопасность в крае могут быть тогда, когда будут заняты земли по правому берегу нижнего течения Терека. Это они, чеченцы, возмущают весь Кавказ.

Проклятое племя! Общество у них не так многолюдно, но чрезвычайно умножилось в последние несколько лет, ибо принимает к себе дружественных злодеев всех прочих народов, оставляющих землю свою после совершения каких-либо преступлений. И не только. Даже наши солдаты бегут именно в Чечню. Их привлекает туда совершенное равноправие и равенство чеченцев, не признающих в своей среде никакой власти. Эти разбойники принимают наших солдат с распростертыми объятиями!

Так что Чечню можно назвать гнездом всех разбойников и притоном наших беглых солдат. Я этим мошенникам предъявлял ультиматум: выдать беглых солдат или мщение будет ужасным.

Нет, не выдали ни одного солдата! Приходилось истреблять их аулы. Сего народа, конечно, нет под солнцем ни гнуснее, ни коварнее. У них даже чумы не бывает! Я не успокоюсь до тех пор, пока своими глазами не увижу скелет последнего чеченца".

Также рассуждал и преемник Ермолова фельдмаршал Паскевич, направленный на Кавказ Николаем I с предписанием "усмирить навсегда горские народы или истребить непокорных".

"Нет сомнения, что мелкие владельцы скорее могут быть покорены обещанными им выгодами, — жаловался он императору. — Но покорение вольных племен, ни от какой власти не зависящих, представляется большой трудностью. Одна лишь мысль — лишиться дикой вольности и быть под властью русского коменданта — приводит их в исступленное бешенство".

Да, у проконсула Кавказа Алексея Петровича Ермолова была поистине мудрая голова. Жаль только, что государь отозвал его, сделав вдобавок ему выговор за чрезмерную жестокость, а то бы он своей беспощадной рукой давным-давно смирил бы проклятую Чечню.

Евдокимову в Кубанской области повезло. Прижал он горцев к морю. Михаилу Тариэловичу вспоминались лицемерные строки из донесения Евдокимова на имя наместника: "Задача кавказской армии идет к концу. Горцы, согнанные нами на узкую полоску вдоль моря, при дальнейшем наступлении наших войск окажутся в безвыходном положении. Немногие из них захотят оставить величественную природу родного края, переселиться в прикубанскую степь. Поэтому наше человеколюбие и желание облегчить задачу нашей армии заставляют нас открыть им другой путь: переселение в Турцию".

Прочитав эти строки, кавказское начальство прониклось жалостью к горцам.

Всякое противодействие намерению горцев удалиться из Отечества, — сказал тогда исполнявший обязанности наместника князь Орбелиани, — при том крайнем положении, в которое они поставлены действиями наших войск, было бы по отношению к ним только излишней жестокостью. Надо графу Евдокимову позволить горцам переселиться в Турцию. Не знаю только, как эта многотысячная масса переправится за море?

Выход нашел начальник Главного штаба Карцов:

— Поскольку переселение проходит согласно нашим видам и может ускорить окончательное покорение и колонизацию всего Кавказа, мы должны всеми средствами облегчить им выселение. Думаю, не стоит препятствовать турецким судам приставать к любому пункту берега, населенного горцами, а также не останавливать их, если на обратном пути они будут забирать переселенцев.

— Но не кажется ли вам, Александр Петрович, что одних турецких судов будет недостаточно?

— Подключим суда нашего торгового и военного флота.

А может, и западные державы помогут.

— Вполне возможно, — согласился Григорий Дмитриевич. — Ведь они не меньше нашего заинтересованы в этом.

К счастью Евдокимова, все складывалось как нельзя лучше. Не только турки, но и англичане, французы, итальянцы и греки предоставили свои суда. Живыми ли, мертвыми ли, но Евдокимов удалил полмиллиона горцев! А он, Михаил Тариэлович, не может отправить за кордон даже и двадцати тысяч чеченцев.

Нет, везет Николаю Ивановичу! Поистине, он родился под счастливой звездой. Сын фейерверкера, рядовой солдат, затем Койсубулинский пристав, человек малограмотный, но хорошо знающий обычаи, быт горцев, он быстро сделал карьеру, дослужился до генеральского чина и графского титула.

Конечно, царь потому и отмечал Евдокимова. Когда войска не смогли силой оружия сломить сопротивление горцев, Николай Иванович с еще большей жестокостью возобновил всеми забытую ермоловскую военную тактику. Алексей Петрович работал в Чечне топором, а Евдокимов — огнем. Сначала делая набеги, а потом, шаг за шагом продвигаясь все дальше в глубь Чечни, он сжигал все, что попадалось ему на пути, — аулы, сады, леса… Если что-то мешало угнать скот, то его просто истреблял.