Bad girls dont cry I - Valery Angulys

Не хватало напиться.

Он усмехнулся. А потом снова его пальцы запорхали на моих губах, опустились ниже, едва касаясь кожи, обжигая так, словно на них горел огонь. Когда он начал исследовать вырез моей футболки, я поняла, что надо выпить. Схватила бокал со стола и осушила одним глотком.

Шеф-монтажник рассмеялся, откинувшись на спинку дивана. Может, это действие алкоголя на неокрепший детский организм, но сейчас он напоминал мне хищника. Волка, подстерегающего добычу. От него исходила настолько сильная энергетика, что у меня дух захватывало. Глаза сверкают, губы кривятся в усмешке. Рубашка небрежно распахнута, обнажая широкую грудь, поросшую волосами. Глядя на узкую дорожку, ведущую к низу живота и обрывающуюся на самом интересном месте, я почувствовала, как начинаю краснеть.

— Like? (Нравится?) — он поймал мой взгляд и кивнул на себя.

Я пожалела, что надела джинсы. Было чертовски жарко. Комната плыла перед глазами. Может, он подмешал мне наркотики? Хотя одно его присутствие всё равно как шпанская мушка.

Я не успела додумать эту мысль, потому как его губы накрыли мой рот. Мозг отключился. Дыхание сбилось. Я судорожно вцепилась в его плечи. Он подхватил меня на руки и понёс куда-то, пока его язык продолжал вытворять у меня во рту невообразимые вещи.

Очнулась от оцепенения, прижатая телом мистера Секса к king-size bed. Разумная часть меня рвалась прочь отсюда, а вот развратная никуда уходить не собиралась.

Глава 2

— Хватит на сегодня, — пробормотала я. — Отложим на завтра. Хорошо? Tomorrow.... gut? Nein... (Завтра… хорошо? Нет...)

Он ловко расстегнул замок на моих джинсах. Проклятый замок вечно заедает, но перед шефом-монтажником не устоял. Предатель.

— Tomorrow (Завтра), — повторяю с нажимом.

Наверное, стыдно сейчас признаваться, что я три года учила немецкий в универе? Ну как учила, так, присутствовала задним числом. Где ты была, дура, когда нужно было зазубрить такое важное слово?!

— Abends?.. Domani? (Вечером?.. Завтра?) — я отчаянно пыталась вспомнить, как будет «завтра» по-немецки, а потому лепетала полную чушь, даже наглухо забытый итальянский прорезался.

Тем временем джинсы отправились на пол, за ними последовали его рубашка и моя футболка. Мне кажется или он даже не делает попытки понять?

Я попробовала выползти из-под него. Бесполезно. Уперлась кулаками в его грудь, но он легко перехватил мои запястья одной рукой и завёл их над головой, прижимаясь крепче, вдавливая меня в кровать. Сила была на стороне противника.

— Heut Nacht (Сегодня ночью), — хрипло прошептал фон Вейганд и закрыл мне рот сводящим с ума поцелуем.

Мои ноги оказались раздвинуты его бедрами. Так широко, будто меня собираются посадить на шпагат.

Нет, я не была готова. Тряслась будто в лихорадке. Наваждение разом выветрилось. Однако я немного опоздала с тем, чтобы отказаться.

Его пальцы оказались там. Где именно? Именно там. Смутные сомнения фон Вейганда насчет моей чисто физической готовности растаяли. Я прекрасно знаю, что трусики мокрые насквозь. Но это ведь не означает согласия. Не означает же?! Мозг голосует против.

Треск трусиков, но мне их не жалко. Я напряглась, попробовала ускользнуть от его властных пальцев. Больше нет смысла сдерживать стон. О да, опыт у шефа-монтажника есть. Мой бывший пытался проделать подобную штуку, но чувство было такое, словно меня рашпилем обрабатывают, а сейчас…

Сейчас я, к своему стыду, потекла. Я текла в его руках как последняя шлюха. Жаркий вязкий ручеёк. Я кусала губы, чтоб не закричать. Глаза защипало от слез.

— Нет, пожалуйста, — способна лишь протестующе шептать.

«Ты играешь с огнем, деточка», — взглядом ответил фон Вейганд.

— Пожалуйста, не надо, — бормочу я, задыхаясь от пальцев, которые безошибочно знают, где и как нажать.

«Стоп» невозможен у такой машины. Моё сопротивление лишь распаляет его огонь. Ему нравится. Я чувствую, как сильно это ему нравится, ведь кое-что очень большое и горячее прижимается ко мне, стоит пальцам исчезнуть. Нас разделяет только ткань брюк господина фон Вейганда.

Лифчик отправлен прочь. Теперь его руки на моей груди, сжимают до боли. Влажные губы скользят по шее вниз, медленно, обманчиво нежно. Он отрывается на мгновение, просто взглянуть в мои глаза, и улыбается. Я знаю, ему нравится то, что он там видит.

Фон Вейганд обводит мой сосок языком столь трепетно и осторожно, будто рисует сложнейший узор, а после его зубы жестоко смыкаются вокруг. Горячая волна проходит по телу. Я вздрагиваю, полустон-полувсхлип срывается с губ. Это безумие. Чистое и сладкое. Такое, что хочется испить его до дна, до последней капли. Жутко и горячо.

Звякнул ремень на его брюках и, прежде чем я смогла запротестовать, мои руки вновь были прижаты его рукой, а ноги раздвинуты ещё шире, если только это возможно. Я чувствовала себя распятой под ним, совершенно бесправной и беззащитной. А потом...

Потом было не просто больно. Было ужасно. Я закричала. Слёзы градом катились по щекам. Мне казалось, что между ног засунули не то мясницкий тесак, не то раскаленную палку. Реальность всегда оказывается дерьмом. Где фейерверки? Где неземное наслаждение? В меня самым прозаичным образом затолкали член, а я затрудняюсь ответить, насилуют меня или нет. Сама пришла к нему в номер. Ночью. Одна. В шахматы играть собиралась?

Вслед за болью накатило безразличие. Пусть скорее кончает и оставит в покое.

К моему сожалению, фон Вейганд не торопился кончать. Он снова начал меня целовать. И проклятое тело распалялось заново. Готова поспорить, я лично не встречала столько мужчин, сколько у него было женщин. Он знал всё. Все мои потайные места, все кнопки, а знания эти явно не ограничивались стандартами. Его руки не ведали стыда, а поцелуй наш напоминал фехтовальный турнир, где мои шансы на победу стремились к нулю.

Не беспокоить. Я тону. Я тону в самом сладком сне на свете. Расплавленное желание тугими ударами пульсирует внизу живота. Я пью и не могу остановиться. Припадаю к желанной прохладе оазиса, будто путник в раскаленной докрасна пустыне. Я тону, и мне это нравится. Я обращаюсь в воду, а он внутри. Горячий и твердый, обжигающе-горячий и обжигающе-твердый. Одно на двоих желание пульсирует во мне.

Боль пропала, а может, я перестала обращать на неё внимание.

Фон Вейганд начал двигаться во мне, сначала медленно и осторожно, а потом быстрее, быстрее и сильнее, пока я не потерялась в этом безумном танце. Его язык скользил у меня во рту в такт движениям его члена. Сначала медленно, словно дразнил, а после властно, грубо, будто желал поставить клеймо.

Меня больше нет. Есть кто-то другой, темный и порочный, способный поймать кайф от дикого коктейля 50% боли на 50% возбуждения, и абсент по вкусу. Комната горела, а может, это горел абсент. Из легкомысленной переводчицы вырвали душу.

Он укусил меня за нижнюю губу, и внутри взорвалась бомба. Я чувствовала вкус собственной крови во рту, чувствовала, как по мне течет его сперма. Я задыхалась от жара его тела и от стыда, накатившего, будто расплата за грехи.

Он сказал мне что-то, но я ничего не поняла. Пока он внутри меня, соображать не получается.

— Meine (Моя), — повторил шеф-монтажник, проводя пальцами по моим припухшим губам, и снова улыбнулся неповторимой хищной улыбочкой.

Фон Вейганд отстранился и встал с кровати. Я бы хотела рассмотреть его задницу, но он так и не счел нужным снять брюки. Оставалось только сдвинуть ноги и повернуться на бок, провожая мистера Секса взглядом. Интересно, он хочет, чтоб я ушла поскорее? По звуку воды в душе понимаю, что самое время обыскать его карманы на предмет наличных.

Это ко мне вернулось больное чувство юмора. Не придавайте значения.

Единственное, что я сделала, пока шеф-монтажник отсутствовал, это натянула простыню до подбородка.

Когда фон Вейганд вернулся, на его бедрах было небрежно повязано полотенце, а на ногах красовались милые отельные тапочки. Я улыбнулась. Было чертовски странно смотреть на шефа-монтажника в тапочках, такого спокойного и домашнего. Между прочим, внутри всё до сих пор печет и саднит после его огромного члена.

Он опять заговорил по-немецки, чем вызвал стойкое желание надавать пощечин. Думает, если всё время болтать на своём, я его лучше понимать стану?

— English, please (По-английски, пожалуйста).

Он задумался, видимо, пытался перевести. Ладно, спешить мне особо некуда. Могу и подождать.

Ждать пришлось недолго. Шеф-монтажник подхватил меня вместе с простынёй на руки и понес в ванную комнату.

Я ощутила себя домашней зверушкой. Захотел — искупал. Захотел — тр*хнул.

Он поставил меня в самый центр белоснежной квадратной ванны, потянул за простыню, но я взбунтовалась. Крепко вцепилась в ткань пальцами, будто желала удержать павшую крепость под контролем. Хм, наши отношения становятся банально-предсказуемыми. Фон Вейганд все равно вырывает простыню из моих рук, а после включает душ и начинает купать.