Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том III - Дэн Абнетт

Импедикус — робот типа «Кастелян» первой манипулы резервной когорты дедарии

Нулус — робот типа «Кастелян» первой манипулы резервной когорты дедарии

«Малыш» Аври — робот типа «Кастелян» первой манипулы резервной когорты дедарии

Поллекс — робот типа «Кастелян» первой манипулы резервной когорты дедарии

Изуверский интеллект

Табула Несметный

АНАЛИЗИРОВАТЬ / ИНТЕРПРЕТИРОВАТЬ

Секущие конечности. Сталкивающиеся металлические пластины хитина. Скрежещущие мандибулы. Целые рои врагов. Ноги. Отростки. Стальные пасти. Поля смерти Фаринатуса. Ксеноужасы названные брег-ши… Повсюду.

Подобно теням, ползущим на закате дня, Гвардейцы Ворона проскользнули в гнёзда-святилища. Нагруженные пробивными зарядами и детонаторами совершили невозможное. Пятеро легионеров один на один с тьмой и ужасом. Сыны Коракса устремились к своей цели со сверхчеловеческой настойчивостью и отвагой, они продвигались от одного пузыря к другому. Закованные в силовую броню фигуры практически неслышно двигались среди чужацкой архитектуры, пробираясь мимо тварей, крутивших усиками и считывавших вибрации сегментированными ланцетами своих остроконечных ног, за бронированными лбами существ царило полное единомыслие. Используя свой генетический дар скрытности и широко известную невозмутимость, космодесантники пробирались к чирикающему сердцу роя.

Но что-то выдало их. Скрип песка под бронированным ботинком, скрежет щита, миллисекундное выскальзывание из тени, смрад надвигающегося уничтожения… Из-за одной ошибки скрытность и скорость сменились резнёй внутри роя. Внезапной, шокирующей, отвратительной. Толпа ксеносов обрушилась на легионеров с силой стихийного бедствия, безразличная и сокрушительная. Они ничего не знали об Императоре человечества, о приведении планеты к согласию или Великом крестовом походе. Всё, что они знали — в гнёздах-святилищах обнаружена угроза, и её следует устранить со всем бездушием, присущим их холодным, отвратительным разумам.

Кошмар закончился, едва успев начаться. Стремительно, но беспристрастно. Расчётливо, но дико. Металлические панцири загремели, словно древние доспехи, заглушая краткие громыхания стреляющих болтеров. Легионеры отбросили врагов абордажными щитами. Очереди болтов, выпущенные сквозь специальные бойницы в щитах, выпотрошили авангард тварей, но ксеночума неумолимо надвигалась на них. Когда опустевшие болтеры и покорёженные щиты с грохотом рухнули на землю, рёв стрельбы сменился воем цепных клинков и скрежетом зубьев с мономолекулярными лезвиями, прогрызающих сегментированную броню. Шум терзал слух, Гвардия Ворона создала вокруг себя круг абсолютной смерти, в котором кружились отсечённые отростки ксеносов и мелькали струи ихора, заливавшего пол, словно неочищенная нефть.

Навык и решимость не могли долго противостоять неослабевавшему натиску роя ксеносов. Маленькие твари проскочили сквозь паутину смерти вокруг легионеров, устремившись вперёд на сильных бронированных лапках, устрашающе щёлкая недоразвитыми мандибулами. Заострённые отростки взрослых тварей полосовали и пронзали легионеров. Пальцы-лезвия мельтешили, нарезая, рассекая и вонзаясь. Гвардия Ворона распалась под напором свирепой и безжалостной атакующей толпы ксеносов. Чёрные бронированные фигуры падали и скользили в лужах собственной крови, пинаясь и отбиваясь конечностями, которых у них уже не было. Окружающий мир превратился в размытое пятно хитиновой ярости — горячие клыки чужаков вгрызались в их броню, панцири и мышцы…

Дравиан Клэйд спал.

Он понял это уже постфактум. Это было странным явлением для легионера. Он не спал с тех пор, как побывал на полях смерти Фаринатуса — того самого места, где устроившие резню ксеносы брег-ши изуродовали его; где он потерял обе ноги и руку, сражаясь с роем.

На медицинском столе технодесантник Ринкас и апотекарии легиона уняли его боль. Они заменили утраченные конечности на чудесные творения из пластали и адамантия, механические улучшения, пригодные для служения космодесантнику, тем самым дав ему шанс послужить Императору ещё раз. Кроме того, благодаря мрачному и бестактному юмору товарищей по приведению планеты к согласию — Повелителей Ночи с Нострамо — обнаруживших то, что от него осталось, он получил новое имя. И оно привязалось — Падальщик.

В медицинском саркофаге юный боевой брат познал тихий, разобщающий ужас бытия в плоти и только в плоти. Смертоносные враги были лучшими учителями, Падальщик знал это. Каждый раз закрывая глаза, он вновь и вновь прокручивал уроки, преподанные мерзкими ксеносами на Фаринатус-Максимус. Травма разума и тела проложила себе путь сквозь его психоиндокринацию и тренировки, став каталептическим кошмаром, из которого он никак не мог вырваться. Какая-то разновидность безмолвного страха. Не перед врагом, не перед смертью, но перед неудачей — неудачей плоти в достижении недостижимого и выполнении того, что выполнить было невозможно.

Сержант Дравиан Клэйд, многообещающий, оптимистичный и самый верный слуга своего примарха, вызвался добровольцем на опасную миссию, возглавив отделение прорыва, отправившееся в гнездо ксеносов. Но вернулся мертвец, лишённый авантюризма и искры. Вместе с энтузиазмом исчезло и смертельное очарование его физических возможностей. Ему не надо было видеть глазами своих братьев легионеров, чтобы понимать — он выглядел наполовину прошлым собой и наполовину удивительным монстром из металла и поршней.

Он вернулся на службу бледнолицым призраком, тенью былого себя самого. Повелители Ночи шутили, что Дравиан Клэйд теперь был больше птицей падальщиком, пожирателем останков, нежели вороном. Имя прижилось и среди его боевых братьев, которые с большим уважением, но с очень небольшим восторгом нарекли его «Непадающий» (в оригинале применена игра слов — Carrion / ‘Carry-on’ — прим. переводчика), в честь его мучительного обратного пути, когда он, приподнимаясь на одной руке, падая и поднимаясь вновь, выполз из гнёзд-святилищ к позициям Повелителей Ночи.

После кибернетических улучшений слуги Омниссии признали его уцелевшую плоть достойной и погрузили космодесантника в забвение. Обеспокоенный ходом его восстановления, командующий Алкенор консультировался с технодесантником Ринкасом относительно того, чем они ещё могут помочь пациенту. Ринкас решил продолжить хирургические вмешательства и аугментации. К этому моменту Падальщика уже мало заботило, что случилось с остатками подведшей его плоти. Слияние с автомнемоническим стержнем, внедрённым в его мозг подобно когитатору-шипу, принесло космодесантнику некое спокойствие разума. Вкупе с дополнительными сеансами психоиндокринации это смогло изгнать мучивший его наяву кошмар о собственном выживании, отодвинув на задворки разума ужасные воспоминания о бойне, устроенной ксеносами на Фаринатусе.

День за днём, пока разум и тело его исцелялись от ран, Падальщик начинал понемногу верить в то, что ещё сможет послужить легиону. Именно наличие когитатора-шипа делало сон, любой сон, редким явлением. Внедрённая аппаратура, которая была теперь единым целым с его разумом, уже давно считала подобную нервную активность излишней для функционирования и перевела её в область резервных клеток памяти.

Падальщик поднялся с лежака и, стоя в скудных лучах марсианского света, просачивавшегося сквозь ставни его кельи, заставлял себя вспоминать, пытался ухватить ускользавший сон. Ему снился не только кошмар о Фаринатусе и приведении к согласию, но и о Красной планете, о величественном Марсе.

Отправление Падальщика на Марс казалось почти неизбежным. И было ли это результатом его личного опыта единения с Богом-Машиной или меняющихся перспектив его братьев по легиону, но он знал, что уже точно не является незримой угрозой, бьющей из тени. XIX легион воевал, вооружившись скоростью, скрытностью и ловкостью. С другой стороны, Падальщик выглядел так, словно был выкован в горниле войны. Его братья видели в его искусно сделанных сопрягаемых конечностях лишь неуклюжие протезы, полную противоположность боевой методики легиона.

Вскоре от командира поступило предположение о том, что, возможно, его таланты найдут себе лучшее применение в рядах контингента технодесантников Легиона. Падальщик не подозревал о наличии у него подходящих талантов, но вскоре уже отправился в длительное путешествие обратно в Солнечную систему, на Марс. Там он обрёл способ послужить Императору в новом призвании, разделив башню-прецепторию с космодесантниками из других легионов, прибывшими в ученичество к Механикумам Марса, чтобы послужить своим братьям при помощи знаний культа, ритуалов и технических навыков.

Сон почти растворился, воспоминания о Марсе были затухающим эхом, растворявшимся вслед за ожившими опаляющими кошмарными воспоминаниями об ужасах поля боя, но, по иронии, понятие о которой утратилось для Падальщика, сама система когитатора, похоронившая нейронную добычу, вычислила вероятность в семьдесят две целых и триста шестьдесят пять тысячных процента, что воспоминание было внесено в списки в области резервных клеток памяти. Таким образом, он получил к нему доступ и высвободил то, что его системы посчитали за лучшее держать забытым.