Господа офицеры. (Из армейского юмора) - Геннадий Мурзин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2
…Метрах в пятидесяти – генерал армии Щелоков, еще один обожатель рыбалки. Сидит Николай Анисимович на бережку подмосковной речушки и нервничает: у него – тишина полная, ни единой поклевки, а его друг Чурбанов рыбёху таскает одну за другой.
Подходит к нему адъютант. Смотрит на поплавок, долго смотрит. Он готов помочь генералу, но как? Мог бы, конечно, подослать специалистов подводного плавания, чтобы те рыбок цепляли на крючок, но остерегается: не по нутру его шефу, в отличие опять же от генерала Чурбанова, всякая разная искусственность. Ничего умного не находит адъютант, как спросить:
– Что, товарищ генерал, клюет?
Щелоков морщится и с затаенным сарказмом отвечает:
– Да, есть, но…
– Что, мелочь? – продолжает сочувственно интересоваться адъютант
– Совсем не мелочь, с тебя будет. Но я поймал и в реку бросил, – ответил министр внутренних дел и коротко хохотнул..
– Неужели? – удивился адъютант.
– Да.
– Но почему?
– Потому что, как и ты, приставал с теми же вопросами.
3
Щелоков, что-то вспомнив, ухмыльнулся.
– Послушай лучше, капитан, мою новую байку.
Адъютант наперед знает, что байка будет с длиннющей бородой, ибо его шеф других не знает, но… Шеф есть шеф.
– Слушаю, товарищ генерал.
– Чурбанов и Галина вышли вечерком на улицу, чтобы перед сном прогуляться. Идут, значит, по Кутузовскому. Навстречу – молодой парень и раскланивается с Галиной. Потом – второй, третий, десятый. Муженек обидчиво спрашивает: «Кто такие?» Галина отвечает: «Это всё члены моего кружка».
Щелоков сделал паузу.
– И все? – спросил адъютант.
– Нет… На другой день эта же пара – вновь на моционе. Навстречу теперь попадаются красивые и молоденькие девахи. И каждая, раскланиваясь и стреляя глазками, говорит: «Добрый вечер, товарищ генерал!» Галина, ревнуя, интересуется: «Кто такие?» Чурбанов машет рукой: «А… Это – кружки моего члена».
Щелоков хохочет, а вместе с ним, чтобы поддержать шефа, и адъютант. Ему совсем не смешно. Ему страшно. «А что, если услышит? – Косясь в сторону Чурбанова, думает он и мысленно резюмирует. – С говном ведь смешает, не смотря на благоволение министра».
Служака, каких мало
1
Служит Родине прапорщик Оноприенко верой и правдой почти двадцать лет. Почитают его отцы-командиры, любят солдатушки.
Вот, например, сегодня. Прапорщику встречается рядовой Петров.
– Слышь-ка, Петров, – спрашивает Оноприенко, – отчего грустишь? Не полагается… по уставу… Солдат должен всегда быть здоров, бодр, оптимистичен.
– Ну… так… это самое…
– Рядовой Петров! Не куксись! Отвечай, как полагается!
– Письмо из дома получил. Пишут, что моя девушка замуж вышла.
– У меня – тоже… когда-то, – тяжело и с сочувствием вздохнув, признается прапорщик. – Век не прощу ей.
– Что? – Петров таращит глаза. – И у вас?.. Тоже ваша девушка замуж вышла за вашего друга?
– Если бы! Она, стерва этакая, за меня замуж вышла.
2
Проходит два часа. Стрельбище. Идет занятие по огневой подготовке. Оноприенко спрашивает рядового Мамедова, который уж слишком долго прицеливается:
– Скажи-ка, Мамедов, где на стрельбище самое безопасное место?
И слышит бодрый ответ:
– За той самой мишенью, товарищ прапорщик, в которую я целюсь сейчас.
3
В воскресенье Оноприенко повел свой взвод в зоологический музей на экскурсию. Пришли. Солдатушки с интересом разглядывают экспонаты. Сзади идет прапорщик. Он постоянно тяжело вздыхает. Рядовой Иванов, замыкавший группу экскурсантов-военнослужащих, обернулся.
– Товарищ прапорщик, вы заболели?
– У меня сердце кровью обливается, – грустно признается Оноприенко, – когда вижу этих заспиртованных животных.
– Подумаешь, каких-то три лягушки, – пытается успокоить солдат.
Оноприенко в сердцах бросает:
– Вот именно: всего три лягушки! А спирта-то там не меньше десяти литров! – и добавляет. – Какое богатство тратится впустую… У-у-у, твари…
4
Вечер уже. И тут видит прапорщик, что входит в казарму командир части. Похоже, с внезапной проверкой: уж больно тот любит порядок во всем.
Идет, значит, командир, а следом семенит Оноприенко. Командир, кажется, хорош, а потому пребывает в благодушном настроении. Он, всхохотнув, спрашивает с подковыркой:
– Скажи, Оноприенко: прапорщик – это должность, звание или профессия?
– И не должность, и не звание, и не профессия.
– А что?
– Прапорщик – это привилегия!
– Вот как?… Может, ты и прав.
Тут зоркий глаз командира, несмотря ни на что, то есть на недавно принятое, замечает: на полу – «бычок». Командир гаркает:
– Прапорщик!
Оноприенко тут как тут.
– Слушаю, товарищ подполковник!
– Чей «бычок»?!
– Ничей, товарищ подполковник. Курите на здоровье!
Командир сердито вращает зрачками, но приличных слов не находит. А привычные, то есть неприличные, почему-то в этот раз не пускает в ход.
5
Слава Богу, ночь. Тишина. К Оноприенко подвалил прапорщик Варивода из соседней казармы.
Хлопнув по полстакана, Оноприенко интересуется у товарища:
– Как служба?
– Отлично! – зажёвывая выпитое, отвечает тот. И хвастливо добавляет. – Во время утренней побудки мои солдаты встают в строй за две секунды.
– Не может этого быть! – Оноприенко не верит, а потому крутит головой. – За две секунды дай Бог портянки намотать.
Варивода поправляет:
– Портянки, во-первых, отменены.
– Верно, – соглашается Оноприенко.
– А поскольку, кроме портянок, у них ничего не было и нет, то…
После второй дозы Оноприенко спрашивает:
– С портянками ясно, а где всё остальное?
– Продал и пропил… Заодно с отмененными, но вышедшими из употребления, солдатскими портянками.
Чудики в тельняшках
В штаб флота прибыл капитан первого ранга Чудинов. Прибыл, чтобы предстать перед главным адмиралом. Зачем? Может, услышать о новом назначении? Чудинов сильно сомневается. Почему? Не он ли верой и правдой служит столько лет Отечеству? Чудинов нутром чувствует, что будет у адмирала жарко. И интуиция его не подвела.
Когда вошел капитан первого ранга, адмирал сидел, нахохлившись и сверкая глазами. Чудинов доложил. Честь честью. Как полагается. Грозу флота даже товарищем назвал. Чудинову показалось, что после слова «товарищ» адресат того пуще раскраснелся и того безжалостнее стал гвоздить глазами.
– Ну, чудик, – начал тихо-тихо адмирал, – докладывай.
Чудинов бодро стал рапортовать:
– Корабль содержится в отличном состоянии, экипаж здоров и выполняет поставленные перед ним боевые задачи. Если командование прикажет, то…
Адмирал прервал:
– И, – тише прежнего спрашивает он, – что за задачу вчера ты выполнял?
– Где, товарищ адмирал?
Лицо адмирала передернулось от того, что услышал вновь слово «товарищ».
– Например, на пляже, неподалеку от Балтийска.
Чудинов смутился, но лишь на секунду.
– Подразделение отрабатывало возможность высадки на берег морского десанта.
– И… Каковы успехи? – загадочно прищурившись, тише прежнего спросил адмирал.
– Учебная задача выполнена!
– Молодцы.
– Рады стараться, товарищ адмирал!
Адмирала будто кто-то подбросил в кресле. Он вскочил.
– Молчать, скотина! Ты за кого меня принимаешь?! Ты управляешь рыбацкой шхуной или крейсером на воздушной подушке при полном вооружении, объектом повышенной секретности?
– Простите… Не понимаю…
– Говори правду… Или… Или я тебя… Ну, ты знаешь…
– Ну, если не для печати, то…
– То «что»?
– Понимаете… Плывем, значит… Слева, вижу, берег… Дикий нудистский пляж… И усеян… Ну, мужики кверху задницами. И…. В общем… Голые бабёнки… Их много-много.
Адмирал, фыркнув, сел. Он, похоже, стал успокаиваться.
– Ничего?
– Мужики или бабы?
– Не понял?
– Обалденные, товарищ адмирал… Загляденье… Видели бы вы… Какие попки! Какие грудки! А ножки, ножки! С ума сойти.
– Об этом – хватит… – адмирал заёрзал в кресле. – Что было дальше?
– Виноват, товарищ адмирал… Приказал подойти поближе к берегу.
– Зачем?
– Чтобы вблизи полюбоваться этакой-то красотищей. Поймите: мы же так давно не видели…
– Дальше! – скомандовал адмирал.
– Сели, короче, на мель.
– Реакция отдыхающих?
– Разная: голожопые мужики даже не шелохнулись – ни ухом, ни рылом; девки – в визг… Считаю, от удовольствия… Им было на что посмотреть… Мои матросики, сами знаете… Возбудились, короче, девки… И бросились к нам. Я ведь что? Реально оценил обстановку. Опасно: явно девки-то собираются штурмовать боевую единицу военно-морского флота России. Видно же: несдобровать экипажу; мы – голодны, а девки, пожалуй, не меньше нашего.