Апокалипсис: катастрофы прошлого, сценарии будущего - Александр Соловьев

Догадаться о том, что расположенный в болотистой долине в устье большой реки город будет периодически затапливаться, нетрудно. За три столетия Петербург затапливался более 300 раз, и механизм наводнений был за это время неплохо изучен.

Долгое время считали, что из-за встречного ветра воды Финского залива «запирают» Невское устье, в результате чего река выходит из берегов и начинается потоп. Исходя из такого представления о природе наводнений, строили и первые защитные сооружения. При Екатерине II были вырыты Екатерининский и Крюков каналы, которые должны были отводить воду от города. Позже для этой же цели был прорыт и Обводный канал. Однако представления проектировщиков этих сооружений о природе наводнений оказались ложными. Дело в том, что город затапливается не в результате того, что питаемая водами Ладожского озера Нева не может пробиться к морю, а наоборот – идущие со стороны Финского залива волны врываются в устье Невы и поднимают ее уровень. Оказалось, что питерские наводнения начинаются в открытом море, более чем в 600 километрах от города. При определенном направлении ветра волны Балтийского моря входят в Финский залив, резко повышая его уровень. Эта-то вода и устремляется в Неву, а оттуда и на городские улицы. Строители водоотводных каналов обо всем этом не знали, поэтому, когда работы наконец-то были завершены, оказалось, что положение даже ухудшилось. По вновь прорытым каналам вода стала попадать в районы, до которых она раньше не доходила.

Городские власти чувствовали себя совершенно беспомощными и, не имея возможности предотвратить наводнения, пытались доказать, что с течением времени наводнения становятся менее разрушительными. В XIX веке любили писать про то, что раньше наводнения были куда более мощными. А первое из известных наводнений датировали началом XI века. Вывод о страшном наводнении был сделан на основе рассказа Второй новгородской летописи о том, что Волхов, на берегу которого стоит Новгород, в течение нескольких дней тек в обратную сторону. Волхов может повернуть обратно лишь в том случае, если вдруг неожиданно повысится уровень воды в Ладожском озере, куда он втекает. А это может произойти, лишь если Нева будет перегорожена. При этом уровень воды в ней должен был бы подняться на несколько метров.

Рассказ о страшных наводнениях, бушевавших на том месте, где был построен Санкт-Петербург, содержится в увидевших свет в 1795 году «Известиях и примечаниях академика Крафта о разлитиях Невы в Санкт-Петербурге». Крафт считал, что жители Невского побережья специально строили легкие хижины, которые при первых же признаках непогоды разбирали и связывали в плоты. «Как скоро, – писал Крафт, – жители, искусившиеся частыми повторениями плачевных своих опытов, предчувствовали приближение ветров, разливающих реку, то, разобрав свои хижины и связав их в плоты, привязывали их к деревьям, уходили сами, ожидая сбывания воды, на Дудареву гору (высокий левый берег Невы) на шесть миль расстояния от обыкновенного своего жилища. Все сии обстоятельства дают нам понятия о высоте и чрезвычайном пространстве сих древних разлитий, коими долженствовали потоплены быть даже все части нынешнего города, которые теперь находятся в совершенной безопасности». Читатели этой статьи могли только радоваться тому, что им не приходится периодически разбирать свои дома и привязывать их к деревьям. Впрочем, мысль о том, что наводнения постепенно становятся менее разрушительными, имеет под собой некоторые основания: улицы городов постепенно поднимаются – хотя бы за счет появления новых слоев асфальта. И возвышающиеся мостовые становятся менее доступными для невской воды.

Само собой разумеется, городские власти пытались найти способ защитить город от наводнений. Строительство защитных сооружений – дело дорогое, поэтому желающих выступить в качестве подрядчика или же автора проекта всегда хватало. В 1810 году архитектор Модюи предложил окружить часть Васильевского острова валами, защищающими сушу от невской воды, однако денег на реализацию этой идеи так и не дали. После наводнения 1824 года о защитных сооружениях вновь заговорили, и правительство объявило конкурс, в котором приняли участие не только российские, но и иностранные инженеры. Итоги конкурса были подведены лишь к 1838 году, причем достойными внимания были признаны два проекта. Один из них предлагал обвести затопляемые части города земляным валом и построить сложную систему каналов и шлюзов, а другой предусматривал строительство перегораживающей Финский залив дамбы, проходящей через Кронштадт. Реализация обоих проектов требовала больших денег, а со времен катастрофического наводнения 1824 года прошло слишком много времени. Городские власти уже успели потерять всякое желание финансировать программу борьбы с наводнениями. И лишь после сильного наводнения 1890 года вновь решили построить насыпи вокруг Васильевского острова, но ничего так и не построили.

Казалось, ситуация должна была перемениться после наводнения 1924 года, когда вновь заговорили о строительстве дамбы. В ряду плотин и каналов, которые проектировали в двадцатые и тридцатые годы, перегораживающая Финский залив дамба смотрелась вполне органично. В 1933 году Госплан принял проект, предусматривающий строительство дамбы через залив и частично вдоль берега залива. Строить ее собирались в основном из ряжа, то есть из засыпанных булыжниками бревенчатых срубов. Именно из этих конструкций были возведены шлюзы только что завершенного Беломоро-Балтийского канала. «Мы видели, – пишет автор книги «Защита Ленинграда от наводнений», которая была издана в 1934 году, – что сооружение дамб у Кронштадта освободит город Ленина от вечной угрозы быть залитым водой и вместе с тем разрешит вопрос о круговой дороге, соединив Кронштадт с материком».

Но спасать надо было уже не «образцовый социалистический Ленинград», а сам проект строительства дамбы. После убийства Кирова, выступавшего в роли главного лоббиста, дело застопорилось, стройка так и не началась.

Идея возродилась в середине 60-х. В августе 1979 года было принято постановление «О строительстве сооружений защиты г. Ленинграда от наводнений». Впрочем, в том, что такое постановление будет, тогда никто и не сомневался, поскольку двумя годами раньше первый секретарь Ленобкома Г. Романов призвал благодарить Л. И. Брежнева за одобрение идеи строительства. Стройка оценивалась в 1 млрд рублей, и организаций, желающих принять в ней участие, хватало. Сомневающихся в эффективности этого проекта и его экологической безопасности тоже было немало, однако их мнение мало кого интересовало.

Ситуация изменилась лишь к середине 80-х годов, когда выяснилось, что не построены предусмотренные проектом очистные сооружения, в результате чего закрытый недостроенной дамбой залив стал превращаться в гигантский отстойник стоков городской канализации. Демонстрации возникших в начале перестройки экологических движений стали поводом, а прекращение финансирования причиной того, что стройку законсервировали. Однако опыт показывает, что великие стройки просто притягивают к себе чиновников, жаждущих их завершить. И в мае 2004 года правительство Петербурга выделило 70 млн рублей на продолжение строительства.

Если в Санкт-Петербурге механизм спасения на водах и система оповещения населения создавались и доводилась до ума в течение двух столетий, в Москве поводов для создания подобной системы не было, и наводнение 1908 года стало настоящим кошмаром для города.

Все, чем располагала Москва, – лишь несколько спасательных станций общества спасения на водах, но они располагались слишком близко к воде, так что, как только Москва-река вышла из берегов, их немедленно затопило. Словом, москвичи ожидали наводнения не больше, чем, скажем, падения Тунгусского метеорита.

Более того, когда наводнение уже началось, в незатопленных частях города плохо представляли масштабы бедствия. Газеты поначалу даже изволили шутить. «Русское слово», например, открыто издевалось: «Картина набережных получилась совсем венецианская. Поминутно встречаются лодки с пассажирами, возвращавшимися из церквей с зажженными свечами, совсем как на Большом канале в Венеции. Только не было серенад». Оценить подлинные масштабы постигшей город катастрофы удалось не сразу.

В начале апреля 1908 года резко потеплело, и накопившийся за зиму снег начал стремительно таять. В среду 9 апреля (по старому стилю), за несколько дней до Пасхи, в Москву стали приходить тревожные слухи о том, что подмосковные реки выходят из берегов и подтапливают окрестные деревни. Слухи, как водится, проигнорировали и губернские, и городские власти, а в ночь на четверг Москва-река вышла из берегов. Книга анонимного московского автора, опубликованная через пару месяцев после трагедии, описывала происшедшее так: