Я все умею лучше! Бытовые будни королевского гарнизона - Анна Лерой

Спасатели что-то кричали, отдавали команды, я умудрилась накинуть Изотовой на руки шнурок и примотать его к перекладине. Она пищала, но держалась. А я…

А я? Если бы все было так просто, но в анамнезе непрерывные огромные нагрузки, три серьезных перелома и травма позвоночника. Как итог семь операций и конец спортивной карьере. Несправедливо. Почему мое тело, тренированное, не потребляющее всякое дерьмо, не курящее, не пьющее, прямо сейчас меня так подводит?

Я стояла в одной футболке и закрывала собой девочку от ветра и брызг воды. Виновато переохлаждение, да, но почему сейчас? Позвоночник отозвался резкой болью, пальцы судорожно дернулись, но тут же ослабели, чтобы сжать, пришлось давить их сквозь слезы.

Черт-черт! Мне ведь даже путь в тренеры был заказан, но я смогла… Неужели сейчас не выдержу? Не удержусь?

Крики спасателей я слышала как сквозь толщу воды. Или я уже и оказалась в воде? Мокро, холодно, очень холодно. До такой степени, что хочется умереть. Я смотрела на свои посиневшие руки — что же, если я сейчас их разожму, меня вытащат, а девочка будет открыта стихии совсем недолго. Две минуты, может быть, три. У МЧС обязательно есть врачи и очень хорошая аппаратура. Я уже ничем не рискую, совсем нет.

Две минуты. Полторы. Минута и пятнадцать секунд. Я перестала чувствовать руки, и сердце еле-еле гнало по венам заледеневшую кровь. Кто-то коснулся моей ноги, кто-то оказался совсем рядом с нами, крепкая мужская рука схватила запястье Изотовой, и я отпустила перекладину. Я и так держалась из самых последних сил.

Все.

Теперь уже все.

И падая, я успела увидеть, хотя казалось бы, это доли секунды, что никого еще рядом с нами нет. Спасатель как раз садится в небольшую надувную лодку. Я видела, как лодка быстро направляется к нам, что в мою сторону летит оранжевый круг…

А потом был удар, холод и все разом пропало.

Глава вторая

Неужели сдашься?

То ли мне вопрос, то ли мой вопрос, он скользнул по краю уплывающего в темноту сознания и принес с собой… нет, не второе дыхание, так, едва ли намек на него. Но мне хватило. Человек до самого конца хочет жить — инстинкт, один из немногих у человека оставшихся за все время его эволюции. Любое живое существо ставит выше всего свою жизнь… Этот мизер заставил меня, несмотря на холод и тьму, собрать остатки сил и вытолкнуть себя наверх. Тяжело, очень тяжело поддавалась вода — скорее даже грязь. Откуда-то вокруг была гора мягкой грязи, но я об этом не думала, просто лезла за глотком воздуха. Давай, Анна Игоревна, вытягивай себя, цепляйся за жизнь, борись, ты можешь, мастерами спорта так просто не становятся! Ты еще можешь! Ты можешь все!..

И вот мое непослушное, удивительно тяжёлое тело выскользнуло вверх. Сладкий воздух в легких, резкое головокружение, глаза залеплены грязью, в ушах тоже ничего приятного, да и вообще…

Но звук я услышала, такой знакомый, что-то вроде «держитесь», и, не протирая глаз, сразу поползла в ту сторону, откуда слышался этот чудный звук. Спасателей ждать — иногда на такую роскошь времени нет. И я забарахталась, пытаясь найти опору в жидком безумии.

Удивление еще мелькнуло в мыслях — я же в школе должна была быть, откуда грязь и явный запах ила с душком болота, не вынесло же меня наружу? Где лодка, где лестницы, да и вообще должно было многое плавать — да те же мячи, пусть толку от них немного. Но изумление могло и подождать, сейчас спасут, окажусь на твердой поверхности и тогда все вопросы задам. Может, река натащила песка и земли?.. Инвентарь смыло? И где Изотова?..

— Госпожа! Ох, госпожа Аннет, сейчас-сейчас! — причитания наконец обрели для меня смысл. Точнее, стали различимы… и тут же этот свой смысл потеряли. Ладно бы ещё услышать «женщина» или «дамочка», да я бы сейчас и на «бабушку» была согласна, лишь бы вытащили. Но «госпожа»? Иностранцы, что ли, работают — обмен опытом, а почему у нас, почему не в столицах? И вроде бы речь без акцента…

Чужая рука схватила меня чуть выше запястья. Потом к ней прибавилась еще одна пара рук, в меня вцепились, потянули как ту репку и выдернули из толщи с громким уханьем. Я закашлялась и замерла, лежа на боку, как большой кит, выброшенный на берег. Грудь тяжело двигалась, но что-то было не так. Я шевельнулась с осторожностью, но ничего не болело, хотя после таких нагрузок должны привычно отваливаться и спина, и руки, а после бултыхания в холодной воде — сводить судорогами еще и ноги.

Но беспокоила меня не боль, что-то другое. К тому же боли не было.

Точнее: был дискомфорт — неприятные ощущения от того, что я мокрая, плохо пахну и вообще в грязище. Но мне ли жаловаться, когда меня спасли? Где Изотова, только этого еще не хватало!

Что не так, кроме причитающего иностранца со своим «госпожа, госпожа, как же это вы так». Ладно, сейчас глаза открою и все пойму.

Я тяжело села, тело казалось распухшим, неповоротливым, тяжелым, хотя обычно все было наоборот — оно должно было болеть, но двигаться легче. Даже не знаю, что лучше-то…

— Сейчас, сейчас воды принесут, — подхватили меня под локоть чужие руки, помогли сесть. — Вот ручки-то вытяните, умыться. Как же вы так, госпожа, Кайт же говорил, что склон там скользкий, что не стоит ходить так далеко. Дались вам те кустики. Сходили бы по-походному в карете…

Что за бред?! Я хотела тряхнуть головой, но перед глазами протекла мутная пелена и, к счастью, моментально исчезла.

Но на подставленные ладони уже лилась вода, я скоро плеснула на лицо, потом еще раз, протерла хорошо глаза, быстрыми движениями сметая с себя грязь. И чем дальше я терла щеки, тем больше понимала — странности не просто никуда не делись, я сама и есть одна сплошная странность. Уж что, а свои щеки и нос я бы узнала. А тут… Я широко распахнула глаза, как только это можно было сделать, и уставилась на собственные руки. Мозоли никуда не делись, и это все, что связывало мои родные руки и те, которые я сейчас видела перед собой.

Эти были… молодыми, иначе и не назвать. И слегка пухлыми.

Осознание пришло со скоростью молнии: я ущипнула себя за живот