Сублимация - Анатолий Маляров

– Почем нынче колбаса?

– Где вы видите колбасу?

– Хотелось бы видеть.

– Приходите завтра.

– А вы и завтра займете очередь для меня?

Остроумие не совсем светское, но голоса наши невзначай слились в дуэт, когда мы высказали еще несколько веских суждений и уважительно засмеялись. Она взяла свою покупку, я ничего не стал брать, вышел вслед за нею.

Оказалось, живет молодая женщина через дорогу на этой же глухой, дивно поросшей кленами и платанами слободке. Снимает комнату с черного хода у дряхлой пары с козочкой и двумя кошками, которые, собственно, и являются хозяйками укрывшегося за пятиэтажками домика.

– У вас не намечается день рождения?

Она уставилась снизу вверх своими миндалевидными, черными, скорее, смородинными глазами, встряхнула вороненой челкой и тем самым одобрительно откликнулась на мою придумку. Я осмелел:

– А то у меня завалялся симпатичный кулон прямо к вашему платью.

Кулон я видел в магазине-салоне «Ярославна», выкупить его у меня не было денег, однако почему бы не пошутить?

– Приносите в очередь. Ровно через три дня.

– Отпразднуем совершеннолетие…

– Прощанье с молодостью. – Женщина прощально усмехнулась, прогнала кое-как усталость и слегка урезонила меня: – Спасибо за прекрасно проведенное время. Однако мне пора.

– Супруг ждет?

– Ваша прямота подкупает.

– Черт дергает за веревочку. Наверное, сказывается одиночество.

Отойдя более двух шагов, она обернулась:

– Дочка после школы проголодалась. Не ест, пока не приду с работы.

– У вас дочь?

– И довольно ранняя.

Меня и впрямь подталкивал бес, иначе так рьяно я не набивался бы:

– Отдыхайте. Я подойду к двадцати двум. Подышим перед сном.

Она пришла без опоздания. Запросто, обыденно, можно было подумать, что сошлись мы на привычном для нас тротуарчике в сотый раз, не сговариваясь, свернули в сквер с пересохшими фонтанами – эдакими давно знакомыми шли и болтали, с середины устоявшихся отношений.

Три дня спустя и правда был ее день рождения. Я приготовился к долгим уговорам провести торжества вдвоем и у меня. Мол, и квартирка изолированная, и стол на мне, и кошки не будут ходить по столешнице. Предложение было принято в первом чтении и без поправок. Я даже насторожился: не привычное ли дело для деликатной и теплой женщины посещать малознакомых мужчин? Впрочем, инициатором была не она. И запросы мои не отличались возвышенностью.

К концу дня я встретил Надежду Леонидовну у подъезда ее объединенной бухгалтерии, чтобы не позволено было ей передумать, принялся намекать, что обещанное колье у меня в кармане (знала бы она, в какие долги я влез), женщина мягко улыбнулась неожиданно молодой, белозубой улыбкой и сказала, что прежде надо зайти в Дом культуры глухонемых забрать дочку.

– У нее что, слух?..

– Упаси Господь! Там концерт, она в детском танце участвует. Развлекает местных детей.

– Сама она домой не доберется?

– Это ее первое выступление, я обещала посмотреть. Пожалуйста.

Маленькие несчастья порой оставляют сильное впечатление. Из третьего ряда я наблюдал, как десятилетние, вытянутые в струнку, одетые в красочные пачки девчурки выбегали из-за кулис. Музыка убыстряла темп. Ради участия я спросил мою спутницу: которая же ее? Она не расслышала или не захотела ответить. Я пробовал догадаться без посторонней помощи. Первая в ряду? Рослая, с точеными ножками. Вряд ли, мама небольшая, и вообще, слишком явная удача иметь такую дочку. Вторая? Красавица! Вдруг последняя в ряду малышка, тощенькая, состоящая из одних суставов, собственно, я видел одни цыплячьи коленки, – эта крошка неуклюже подалась в сторону, зацепилась за кулису и упала на авансцене. Танец продолжался, а она посидела, поплакала, размазывая неуместный на ее личике грим, потом упрямо вышла на середину сцены и включилась в хоровод. Подсказали из-за ширмы, сама ли догадалась, но поступила единственно правильно. И в движениях выглядела не хуже подруг.

– Молодец! Все-таки молодец! – тихо прокричала моя дама. – Это Кирочка. Первый танец и первая неудача.

Боль матери передалась мне. Я пригласил девочку поужинать с нами. Стола в квартире коллеги не было, мы сняли верх с обширного пуфика, в два этажа поставили скромные блюда, включили цветной телевизор (тут же было сказано, что на квартире с козочкой едва светился черно-белый), поднимали тосты то за маму, то за дочку, удачно вышучивали и упрощали мелкие творческие неудачи. В конце концов, колье из недорогой поделки было водружено на тоненькой шее Кирочки, а ночевать я остался один. Мои траты в кредит себя не оправдали.

Далеко за полночь, лежа на продавленном диване, я думал почему-то не о маме, интересной собеседнице, заряженной на остроту, боящейся своих почек, желудка, щитовидки, однако белой, слегка загорелой, без единой морщинки на лице, с детскими гладкими ручками. Я думал о худенькой девчушке. Она сегодня пережила драму. Видимо, желая развить Киру физически, мама отвела ее в танцевальную студию. К первому в своей жизни концерту Кира готовилась с трепетом. Пригласила маму, та решилась привести умного дядю, деятеля культуры. А что вышло? Срам и слезы. Девочка тощенькая и слабая оттого, что живет на чужой квартире, ест что Бог пошлет, внимание матери больше уделяется ее дневнику. Это объяснимо. Надежда Леонидовна очень молода, самой хочется отвлечься, расслабиться после восьмичасового сидения за бухгалтерскими расчетами, сходить в компанию хотя бы одного, пускай малознакомого, человека. Зарплата не позволяет особо тратиться на одежду-обувку дочери. В семье привыкли к нищете… Так я размышлял, вздыхая не от несостоявшейся любовной встречи, а от сострадания к обездоленной девочке.

На следующий вечер мне удалось перехватить Надежду Леонидовну у крана в кленовом дворике и заманить «на телевизор». Как-то обреченно, вместе с тем тепло и ласково она легла в мою постель, с запоздалой слезой предупредив, что до ужаса боится забеременеть. Организм ее настолько слаб, что после аборта она долго болеет, а хворать ей нельзя, на ней ребенок.

Больше она не плакала. Улыбчивость, отклик на мало-мальски стоящую шутку, покорное безразличие к сексу – вот штрихи ее характера, замеченные мною в тот вечер. Об огорчении дочери не стала распространяться:

– Не будем приписывать Кире лишнего. Всплакнула она только от боли. Иначе не пошла бы сразу танцевать.

Думаю, мать не допускала, что у десятилетнего ребенка уже сложные отношения с жизнью. Так безопасней.

Два дня спустя, перед сном, мы прогуливались уже втроем. Девочка держалась за руку матери, отставая и прячась от моих обращений к ней. На вопросы отвечала коротко: да, нет. Если удавалось, переадресовывала вопрос матери. А Надежда Леонидовна держалась настороженно и вместе с тем довольно откровенно.

Мало-помалу, из отрывочных рассказов ее, из собственных наблюдений, я составил некоторое представление о ее жизни. Очень молодая и привлекательная женщина томилась одиночеством и бедностью. Кто-то ее надоумил, а может быть, своим разумом дошла, что есть проверенный способ для одиноких и красивых представительниц слабого пола неплохо проживать в этом мире хотя бы один месяц в году. Стоит только переступить через себя. Достать модный купальник, а если животик втянутый и с милой ямочкой на пупке, как у нее, то лучше бикини, далее, два-три пляжных сарафана, привести свой вес и макияж к модным в данный сезон кондициям и выплакать в месткоме путевку на курорт позаковыристей. Там мобилизовать все свое остроумие, шарм, выбрать кавалера тщательно, не столько по возрасту и вкусу, сколько по достаткам и уровню культуры. Вести себя неназойливо и корректно женщина явно умеет, дано от природы, начитанна, терпелива и не лишена вкуса. Есть еще расточительные мужчины от сорока до пятидесяти лет, которые избирают напарниц помоложе и тратятся без оглядки. Ничего предосудительного нет в том, что люди взаимно дарят друг другу то, чего им недостает в обыденной жизни. Пускай их! Иоанном Златоустом сказано: «Не столько заботится дьявол о том, чтобы не грешили, сколько о том, чтобы не видели греха и оставались грешниками».

Конец ознакомительного фрагмента.