Дневник Трейси Бикер - Жаклин Уилсон

Я только отлучилась спасти Илень от полудохлого зануды Питера и скосила глаза в его дневник. Я чуть не рухнула. Знаете, кто для него лучший друг? Я. Я!

— Это что, шутка? — вскипела я.

Он покраснел и начал мямлить, пытаясь закрыть от меня страницу, но я уже успела прочесть. "Мой лучший друг — Трейси Бикер". Черным по белому. Не черным — расплывчато-синим, но суть та же.

— Уйди, оставь Питера в покое, — вступилась Илень.

— Да, но вы посмотрите, что за чушь он несет. Я Питеру Ингему не подруга!

— По-моему, очень мило, что Питер хочет с тобой дружить, — возразила Илень. И состроила рожицу: — О вкусах не спорят.

— Очень смешно. Питер, с чего ты взял, что мы друзья?

Он пискнул, что у нас один день рождения на двоих, а потому мы друзья.

— Вовсе не обязательно, лопух, — заверила его я.

Илень начала сердиться и говорить, что я обижаю бедненького, несчастненького Питера, и, раз я не умею дружить, почему бы мне не уйти в свой угол и не заняться делом. А когда меня просят уйти, я из вредности остаюсь и начинаю стоять над душой. Что я и сделала.

Тогда Дженни позвала меня на кухню, притворившись, что ей нужно помочь с обедом, но я сразу разгадала ее хитрость. Дженни никого не шлепает. И даже не ругается. Она старается отвлечь непослушных детей разными уловками. С недалекими детьми номер обычно проходит. Но только не со мной. Впрочем, я люблю помогать на кухне, потому что, когда Дженни отворачивается, можно запросто стянуть ложку варенья или горсть изюма. Поэтому я пошла на кухню и помогла ей запихнуть в духовку целый противень рыбных палочек, пока она возилась со сковородой картошки. Сырые рыбные палочки на вкус куда хуже жареных, я проверяла. И почему они зовутся рыбными палочками? Рыбы не ходят с палочкой. У них и рук нет, только плавники. Тетя Пегги варила отвратительный молочный пудинг-тапиоку с мелкими скользкими комками, и я пугала других детей, что это рыбьи глаза. А самым младшим я рассказала, что мармелад делают из золотых рыбок, — и представьте, они мне поверили.

Когда Дженни стала раскладывать обед по тарелкам, я вернулась в гостиную, чтобы позвать всех к столу. Теперь припоминаю, Луиза и Жюстина затаились в углу, пряча что-то и хихикая. Я правда очень умная, я не вру, и как только я допустила оплошность — не возьму в толк. Надо было сразу понять, что они замышляют. Прочесть мой личный дневник и исписать его гнусными каракулями!

Любой плакса вроде Питера Ингема нажаловался бы взрослым, но я не ябеда. Я сама за себя отомщу. Я выдумаю .самую страшную месть. Как я ненавижу Жюстину! Пока она не появилась, мы с Луизой были неразлучны, мы держались друг за дружку, и даже наш противный детский дом не казался таким скверным местом. Мы стали почти сестрами, секретничали, и как-то раз…

У меня был свой секрет. Маленькая беда. Ночная неприятность. У меня отдельная спальня, и никто не догадывался о моей беде, кроме Дженни. И вот я поделилась с Луизой, чтобы показать, как я ей доверяю. Я сразу же поняла, что совершила ошибку. Луиза захихикала и потом иногда меня поддразнивала — даже пока мы были лучшими подругами. А потом она переметнулась к Жюстине. Я немного беспокоилась, что она ей насплетничает, но всегда убеждала себя, что она до такого не опустится. Кто угодно, только не Луиза.

Выходит, я ошиблась. Она обо всем рассказала Жюстине, моему заклятому врагу. Что же мне делать? В голове крутятся колесики…

Я могла бы ее избить.

Тик-тик.

Разрубить надвое одним ударом ладони.

Тик-тик.

Или попросить маму, чтобы она приехала в своем кабриолете и распластала Жюстину по шоссе.

Тик-тик. Ага! Тик-так. Тик-так. Придумала! И еще — больше я не оставлю дневник без присмотра. Буду всегда носить его с собой. Фигушки ты до него доберешься, Жюстина Литтлвуд. Ты у меня попляшешь. Еще как попляшешь!

Уже полночь. Я не могу включить свет, потому что по коридору наверняка бродит Дженни, а мне вовсе не хочется получить от нее еще одну головомойку, покорно благодарю. Я сижу с фонариком, батарейки садятся, в узком тусклом луче еле видно, что я пишу. Вот бы перекусить. В рассказах Энид Блитон школьники все время устраивают полуночные пиршества. Правда, едят они сардины со сгущенным молоком. Брр, ну и вкус. Я бы сейчас расправилась с батончиком «Марс». Только представьте: батончик «Марс» размером с кровать! Вообразите, как заманчиво было бы его облизывать, впиваться зубами в толстенный край, выбирать мягкую начинку полными горстями. А восхитительный запах шоколада! От одной мысли слюнки текут. Поэтому вся страница в каплях. Это слюнки, не слезы. Я не плачу. Я никогда не плачу!

Когда Дженни устроила мне взбучку, я сказала, что меня это вовсе не касается. В самом деле, при чем тут я?

— А по-моему, касается, Трейси, — сказала Дженни до противного сочувственно. — В глубине души тебе наверняка жаль, что ты так поступила.

— Тут вы ошибаетесь, — возразила я.

— Ну перестань. Представь, если бы твоя мама привезла тебе чудесный подарок, а кто-нибудь взял бы его и сломал.

И я сразу же вспомнила, что со мной случилось в самом первом приюте, еще до гадкой тети Пегги и злых и несправедливых Джули с Тедом. Ко мне приехала мама. Она привезла куклу, куклу почти с меня ростом, у нее были длинные золотистые волосы, огромные синие глаза и голубое кружевное платье. Я никогда не любила кукол, но эта была особенная. Я назвала ее фея Колокольчик. Раздевала до белых кружевных панталон, снова одевала, расчесывала золотистые волосы, качала, глядя, как она моргает голубыми глазами. На ночь я укладывала ее с собой в постель и шушукалась с ней о маме. Она знала, что мама скоро вернется, может быть даже завтра…

Ну ладно. Теперь меня тошнит от одних детских воспоминаний, но тогда я была совсем маленькой и глупой. Воспитательница подарила мне для феи Колокольчик старую коляску и сказала, чтобы я давала поиграть с ней и другим. Я, ясное дело, не собиралась отдавать куклу на растерзание малышне. Но потом пришла пора идти в школу. Игрушки можно брать в школу только по пятницам. Я плакала и умоляла, но воспитательница была непреклонна. Пришлось оставлять Колокольчик дома. Я укутывала ее одеялом и закрывала ей глаза, будто она легла отдыхать, а вернувшись из школы, неслась наверх в нашу тесную спальню и крепко прижимала ее к себе. Но однажды наверху меня ждало страшное потрясение. Веки у куклы распахнулись, но под ними зияли дыры. Какой-то негодяй выдавил ей глаза. Я не могла смотреть в ее пустые глазницы. Какая там подруга! Теперь мне было с ней страшно.

Воспитательница отвезла Колокольчик в мастерскую, и ей вставили новые глаза. Тоже голубые, но не такие яркие. Она разучилась моргать. Веки залипали или скакали вверх-вниз, придавая кукольному лицу глупое кокетливое выражение. Но мне было уже все равно. Испорченная кукла перестала быть моей феей Колокольчик. Она разучилась говорить со мной.

Я так никогда и не узнала, кто ее сломал. Воспитательница сказала: это останется загадкой. Бывает.

Дженни сразу разгадала загадку, едва Жюстина примчалась к ней, хныча, что ее дурацкий будильник с Микки-Маусом сломался. Часы постоянно ломаются. Была бы это еще модная и дорогая вещь. На месте Дженни я бы велела Жюстине прекратить рев. Я бы просто заткнула уши, чтобы не слышать нытья наглой маленькой ябеды: «Дженни, я точно знаю, кто его сломал. Это все Трейси Бикер».

Она взяла и настучала на меня. И Дженни не заткнула уши, потому что сразу отправилась меня искать. А на это потребовалось время. Я ждала такого поворота событий и вовремя скрылась. Не в доме, не в саду, как другие дети. Я не так глупа. В любом уголке детского дома тебя достанут через пять минут. Я же выбралась через заднюю калитку, вышла в город и принялась бродить.

Я повеселилась на славу. Восхитительно провела время. Сначала я завернула в «Макдоналдс» и съела биг-мак, картошку фри и клубничный коктейль, а потом отправилась в кино. Шла развеселая комедия, я смеялась так, что упала со стула. Потом я познакомилась с другими ребятами, и мы пошли в парк аттракционов, где я несколько раз подряд сорвала банк на «одноруком бандите». Затем мы все отправились на вечеринку, где я выпила целую бутылку вина, совсем некрепкого, почти как лимонад, и подружилась с одной девочкой. Она пригласила меня к себе и сказала, что в ее чудесной розово-белой спальне есть вторая кровать, как раз для меня. Она позвала меня остаться насовсем, если я только захочу, но я ответила…

Я ответила:

— Нет, спасибо, мне будет лучше в приюте…

Конечно, я не могла так ответить. Да меня никто и не спрашивал. Девочку я, как бы это сказать, выдумала. И вечеринку тоже. И парк аттракционов, и кино, и «Макдоналдс». Я бы не отказалась, но как пойдешь, если совсем нет денег.

Я же предупреждала, я люблю выдумывать. Так веселее. Кому интересна скучная правда? На самом деле я слонялась по городу, медленно закипая от раздражения. В конце концов я уселась на автобусной остановке и от скуки стала представлять, будто жду автобус. А куда я еду? Но тут стало совсем тоскливо, потому что я подумала о Вэтфорде, где когда-то жила мама. В прошлом году я собрала денег (потом мне здорово влетело, потому что я взяла их без разрешения) и двинулась в путь. Автобус, поезд, снова автобус — все, чтобы увидеть маму и сделать ей приятный сюрприз. Но сюрприз, и не очень приятный, ждал меня: дверь открыли новые жильцы и сказали, что мама съехала полгода назад, не оставив адреса.