Лечебный факультет, или Спасти лягушку - Дарья Форель

Но, как я узнала уже в институте, на романтике можно уехать далеко-далеко — ко всем чертям. Можно, например, быть необразованным человеком с аттестатом из перехода и вызубрить за три месяца всю экзаменационную программу. К вступительным экзаменам я готовилась по раздобытым копиям тестов. Причем я выучила все варианты сразу. Ничего не поняла, но чередование «б» — «3», «а» — «8» — запомнила. Да, и на такое способен среднестатистический человек.

Теперь мне страшно. Я вспоминаю годы учебы и впадаю в ледяной ужас. Все эти националистические высказывания, криминал, поножовщина, секшал-харрасмент, наркотики, безразличие, обезображивание трупов — просто так, смеха ради, ничем не прикрытый, откровенный садизм… Эти события происходили каждый божий день, каждый час, каждую минуту… И выглядели так обыденно, что казалось глупым обращать на них внимание… Как случайно примеченный газетный заголовок — вот они, свежие новости, хорошего настроения не пошатнут…

Я долго не решалась даже набросать статью на эту тему. Во-первых, из страха конкретно огрести. Во-вторых, из-за ненормальности этой причудливой жизни. Но все уже. Пора. Наболело!

Сегодня этот омут с чертями и стетоскопами окончательно перестал казаться мне некой страшной и мрачной субстанцией. Сквозь мутную воду я смогла увидеть цепь нелепых характеров и абсурдных событий. И слава богу. Кто знает, может быть, когда-нибудь меня попросят об этом рассказать…

Так я и поняла, зачем мне был нужен этот университет. Под нагромождением абсурда и хаоса скрывались очень важные уроки. Но с этим еще предстоит разобраться. А теперь — по существу.

Вышка

[5]

Сложно делать выводы сразу. Лично я не обладаю соответствующей проницательностью.

Тучная дама с накладным шиньоном зашла в аудиторию и хлопнула учебником о стол.

— Теперь попрошу минутку внимания. Другими словами — заткнитесь. Итак, меня зовут Людмила Ивановна Юрченко. Я прочитаю вам свод правил. Категорически запрещается списывать, фотографировать, листать и нашептывать лекционный материал во время тестов. Сразу говорю — кого застукаю, тот получит два. Два это отработка. В лучшем случае. А в худшем — отчисление. Будем надеяться, что правило первое вам ясно. Второе. Прогул означает все ту же двойку. Любая уважительная причина вроде последней стадии туберкулеза — доказывается справкой из тридцать третьей поликлиники. Мы все прекрасно понимаем, что большинство ваших родителей — врачи. Так что бумажки со штампами уже ни на кого впечатления не производят. Третье…

Напротив меня сидели две стройные девушки кавказской наружности. Их длинные волосы струились поверх зеленых спинок стульев. Одна из них стучала остроносым сапогом по ножке стола. Это чеченка Тамара. Однажды в нее без памяти влюбится престарелый преподаватель анатомии — Моисей Моисеевич Полянский. В нее и Фарзет. Но это случится потом, а сейчас эта девушка быстро пишет свод правил в новую тетрадь в картонной обложке, подчеркивая розовым маркером важные, на ее взгляд, моменты. Возле Тамары сидит Фарзет. Фарзет прибыла к нам из далекой Осетии. На ее точеном припудренном лике — капли остывшего пота. Скромный ветхий свитер, целомудренно обернутый вокруг плеч, совершенно не соответствует сезону, под свитером — совсем не мусульманское декольте. Ради поступления дочери в медицинский ее отец продал целых два автомобиля. Чуть левее свалился на парту сонный бурят Игорь Мункоев, его тонкий пиджак гармошкой сложился на локтях. Хочется посадить ему на руку охотничьего сокола. Подле, облокотившись рукой о стол и соскальзывая вниз, — Нанзат Хутаев. Он очень молодой, даже слишком. У Нанзата правильные, красивые черты, обтекаемый свод бровей, детская женственность. Скоро он начнет выдавать глупость за глупостью. Спросит, например, у преподавателя химии: «А как вы докажете чудодейственные свойства энергетически заряженных вод Байкала, у которых кристаллическая цепочка образует герб Бурятии?» На этой фразе к нему спокойно подойдет Саран и стукнет его двухтомником «Углеродные соединения».

Она как раз сидит впереди. Знакомьтесь: красавица и умница Саран Тогутаева. Из-под ее халата струится что- то воздушное и фиолетовое. Саран проницательна, глубока, обременена житейской прожженностью. Это видно даже на очень молодом лице. В ней угадывается специфическая буддийская тишина. Даже вспылить по-человечески Саран не может. Если кому-то и надает — то по делу. Внешне Тогутаева похожа на обольстительную китаянку-мафиози из американского кино. Особенно с этими круглыми серьгами.

Круг землячества замыкает девушка с интересным творческим псевдонимом — Саяна. На самом деле Саяну зовут не менее экзотично — Акылай. Я попробую ее описать, хотя внешность в ней не главное. Итак, у Саяны замысловатая прическа с торчащими в разные стороны прядями (за это она будет еще долго получать), красные брюки в клеточку, бирюзовый лак на ногтях. Она спокойна, умна, необычна. Поразительно талантливый человек. Спустя пять лет двадцатишестилетняя Саяна станет одним из самых известных в России современных художников. Уже скоро преподавательница биологии начнет называть ее — «Наша богема».

Дальше сидят Саша Морозова и Лена Воронцова. На каждой — синтетическая мини-юбка и дырявые колготки. Эти две — мои главные ненавистницы. Естественные классовые враги. То есть для меня они не враги, но я для них — враг. При взгляде на них в голове сразу возникает череда надуманных образов: полупьяные отцы, агрессивно командующие женами, мнущие в зубах папиросу и источающие смешанный запах пива и пота. Сразу кажется, что на кухне хлопочет усталая, когда-то кокетливая, а сейчас — располневшая и потрепанная мать, а по обклеенной маловыразительными обоями квартире расползается запах жареного лука. Вот маленькая Лена, вот маленькая Саша — они бегают по дворам, играют с другими детьми, харизматично и легко устанавливают свой авторитет, шутят так, как ругается их папаша, ввергают в шок, учатся обманывать, флиртовать, курить взатяжку, пить дешевые коктейли, врать в глаза, обнажать еще не выросшую грудь, унижать мальчиков…

Однажды на гистологии профессор Рубильников спросит: «Где ты родилась, Форель?» А я нервно проглочу слюну. Дело в том, что предыдущие ответы звучали так: «В Пушкино», «В Осетии», «В Калуге». Я же появилась на свет в третьем доме по Кутузовскому проспекту? Мне будет это сложно вспомнить. Зато сразу вспомнится, как Морозова с Воронцовой зло покосились на мой толстенький переводной роман под мышкой и на розовые сапоги из Амстердама, а потом — на случайно оброненную мною фразу, которая почему-то показалась им смешной: «Как говорил Декарт…» Да, и вправду — дебильная фраза. Короче, я их и так достаточно разозлила.

— Как где? В роддоме!

Затем — Коля Игнатьев и Вова Власов. На первый взгляд кажется, что они — равны. Оба бриты налысо, грубы, не брезгуют крепким словом. От них разит драматической детской дворовостью. Носят спортивную одежду. Прямо в аудитории играются с раскладными ножами- бабочками. Прицениваются к девчонкам. В полный голос обсуждают достоинства Сараниной груди. Эти парни сразу подружились (хоть и ненадолго). Саяна и я смотрим на них с опаской. Морозова и Лена — с неприкрытым интересом. Нанзат издалека прислушивается к их разговорам и пискляво хихикает в знак лояльности. Вова толкает Колю в бок и говорит:

— Слышь, лысый, нормалек тут атмосферка…

Потом окажется, что Коля — потомственный уголовник, а Вова — парень из интеллигентной семьи преподавателей филологии.

Чуть южнее расположилась Ритка Асурова. У нее неровная бронзовая кожа; такой оттенок встречается при постоянной проверке на прочность собственной печени. Вдоль восточных скул — точечки болезненного румянца. Немного липких прозрачных капель влаги в уголках глаз. На ней — очки в крупной оправе, майка с надписью: «Я переспал со своей няней!» Эту девушку я однажды полюблю. Она чувствительна, смешна, трогательна. Ее отец — Авархан Магомедович Асуров — один из блестящих хирургов Кавказа. Он наверняка и не догадывается, что в данный момент его дочь мертвеет в душной аудитории, понимая, что накануне явно перебрала.

Первый ряд начинается с Леши Короткова. Он — главный отличник. Из врачебной семьи. Умный, тактичный, добрый. Эдакий Дядя Степа — супермен. Положительный во всех смыслах и привлекательный внешне. Эталон сына, зятя, мужа. В каждом медицинском обязательно один такой присутствует. Будь то Леша Короткое или какой-нибудь Женя Иванов — он непременно выбелит своей небесной идеальностью мрак всеобщей беспринципности. Он будет вежлив, адекватен, спокоен. Поразительно точно станет реагировать на нелепости других, подбирать до гениальности правильные слова. Умело и ненавязчиво проигнорирует чужие слабости. В нужных местах — метко и многозначительно промолчит. Я бы даже сказала — прикроет. Никого никогда не осудит. Готова поспорить — из всех моих одногруппников только реальный прототип Леши Короткова прочтет эти строки. Такие, как Леша, со всеми ладят. Их уважают бандиты и тихони. Девочки сходят по ним с ума, на них не нарадуются преподаватели, а их пациенты непременно пытаются поцеловать им руки. Как и все остальные студенты-медики, Леша будет пить какую-нибудь дешевую дрянь и даже немного злословить. Спишет как минимум один тест. Заплатит за экзамен от безысходности. Но это — неважно. Это мелочи, которые абсолютно ни о чем не говорят. В конце концов, Этот парень — тоже человек.