Барханы и дюны - Ирина Цветкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С тех пор это видение стало преследовать его. Оно словно разбудило генную память и словно что-то открылось в его подсознании, дремавшее ранее, а теперь оно рвалось изнутри на волю. Что-то, неясное ему самому, приходило к нему в снах, и ему казалось, что это его родственник и тёзка Сергей Климентьев, приехавший в Среднюю Азию ровно сто лет назад, именно таким образом напоминает ему о себе.
1873 год
За оконным стеклом мелькали берёзки. Кондратий Фёдорович Климентьев безучастно смотрел в окно. Пейзажи России, проходящие перед глазами у него, едущего в вагоне поезда по Российской железной дороге, отнюдь его не радовали. Дело всей его жизни было безвозвратно погублено, вложенные деньги пропали, и даже могилка его дорогой супруги Аксиньи Степановны была теперь недоступна для него. С тех пор, как Аляска была отдана Америке, Русско-Американская Компания, основанная при Павле I в 1799 году, перестала существовать. Новоархангельск, центр Русской Аляски, стал американским городом Ситка. Климентьев, как и другие русские люди, вынужден был оставить его. Поначалу новые власти объявили русским, что желающие могут остаться и потому многие решили не уезжать с насиженных мест. Но так как американская армия состояла из всякого сброда, который после передачи Аляски американцам начал творить бесчинства, особенно в отношении русских людей, то они очутились перед необходимостью покинуть полуостров на последнем отходящем русском корабле.
Он пробовал закрепиться на Камчатке, на Сахалине, перебрался на материк и постепенно перемещался в западном направлении. Где бы он не пытался применить свои силы и способности, к успеху это не приводило. Наверное, он слишком долго жил прошлым, сравнивал его с настоящим (которое неизменно проигрывало), горевал о безвременно ушедшей супруге и о том, что деток они так и не завели. Он так сокрушался о потерянных годах и ушедшем счастьи, что не успевал жить теперешним днём. Жизнь уходила, а он всё никак не мог смириться с произошедшим. Потому и оказывался всякий раз у разбитого корыта.
Сейчас он ехал в родное имение в Смоленской губернии на свадьбу к любимой племяннице Татьяне. Там, в Чистых Двориках, они выросли с братом Михаилом, который тут и остался, женился, обзавёлся детьми, а Кондратий подался на чужбину, он решил строить свою судьбу так, чтоб с пользой для Родины. Всё бы хорошо, да вот государственные интересы изменились. А то, что его собственные интересы пострадали, это не столь и важно для государства.
Кондратий Фёдорович тяжко вздохнул. Он и сам понимал, что негоже постоянно думать о несостоявшемся, надо жить сегодняшним днём. Не получалось. Что-то в нём сломалось. И это не давало ему двигаться вперёд, приспосабливаться к изменившейся ситуации. А вот теперь он побывает на родной земле, увидит родной дом, встретится с родными людьми – может, это придаст ему сил?
Сейчас он переживал лишь об одном – чтоб не опоздать на свадьбу. Он планировал приехать накануне, но вышли задержки в пути, на которые он не рассчитывал. Вообщем, сплоховал он, не успевал. Он сообщил брату, что приедет обязательно, а тот, поди, ждёт его со дня на день. Да уж ладно, пусть ждёт, лишь бы доехать, пусть и с опозданием. Устал он от дороги, от перекладных. Хотелось поскорее упасть, как в детстве, на перину, зарыться в неё лицом и забыть обо всех несчастьях, свалившихся на него.
Кондратий Фёдорович просил кучера, взятого на Смоленском вокзале, гнать быстрее. Он чувствовал, что опаздывает.
– Барин, лошади и так бегут шибко, – отвечал возница. – Жалко кобылок понапрасну стегать.
Когда они подъехали к парадному подъезду усадьбы Климентьевых, ему показалось, что он опоздал. Стояла тишина, людей вокруг не было. Кондратий Фёдорович спешно забежал в дом. Мажордом Тихон Иванович, увидев его, ничуть не удивился, словно не было многих лет его отсутствия и тот никуда отсюда не уезжал и был здесь всегда.
– Все в церкви, барин, – буднично сказал мажордом. – Поспешите, барин, ещё успеете на венчание.
– Голубчик, довези-ка меня в церковь, – обратился Климентьев к кучеру, который уже собирался возвращаться в Смоленск. – Доплачу.
И они погнали к храму, стоящему посреди Чистых Двориков. Перезвон колоколов разносился по округе. Под этот перезвон жених с невестой и гостями входили в собор.
Климентьев лихо подкатил ко входу, украшенному живыми цветами и устланному красными коврами, и тоже торопливо вошёл внутрь. Там он увидел заполненное людьми пространство – церковь была полна народу. Гости торжества и просто любопытные пришли на венчание Татьяны Климентьевой, дочери местного помещика. Кондратий Фёдорович далеко впереди нашёл глазами невесту, жениха, родственников. Да, здесь всё так, как было много лет назад, когда Кондратий жил в Чистых Двориках. Знакомые лики икон смотрели на него со стен. Когда-то он здесь принимал причастие и молился о счастье и здоровье для себя и близких. Ничего тут не изменилось. Только новое поколение народилось и уже вырасти успело.
Он терпеливо дожидался конца церемонии. Ещё никто из членов семьи не знал о его приезде, а он их всех видел сзади. Хотя не всех он знал, ведь одни племянники были совсем малышами, когда он видел их последний раз, других и на свете тогда не было. Невеста в белом платье – это, понятно, Татьяна, Таточка, как её называли дома. Рядом с ней жених. А вот и Миша, его, Кондратия, младший брат, он же отец невесты. Об руку с ним Глафира Сергеевна, супруга его. Кондратий Фёдорович вытянул шею, чтобы получше рассмотреть стоящих впереди. Вот это, пожалуй, племянники: Владимир – в морской форме, и Сергей – в военной. Где-то там, в толпе, затерялась и младшая Сашенька.
Прихожане обратили внимание на приехавшего Климентьева. Многие его узнали. По рядам пошло шушуканье. Он заметил их внимание к себе, но ему было всё равно. Ему не терпелось поскорее обнять своих родных. Вот только сейчас он почувствовал, как он соскучился, как ему их не хватало и как ему нужно было в годы одиночества и неприкаянности ощутить братские объятия.
Тем временем невеста и жених стояли с зажжёнными свечами в руках и, не скрывая своего счастья, иногда украдкой бросали взгляды друг на друга. Пожалуй, они и не слышали, что произносил батюшка, проводящий церемонию бракосочетания. Умилённые родители тоже не скрывали своих чувств. Матушка невесты, Глафира Сергеевна, украдкой промокала глаза платочком, отец старался держать себя в руках, чтобы не уподобиться жене. Тата была первой из их четверых детей, кого они отдавали сегодня в другую семью.
И вот уже молодые обменялись кольцами… Потом жених приподнял фату и поцеловал в губы свою теперь уже законную супругу. После этого они двинулись к выходу. Свадебная процессия вышла из храма. Тут-то братья и встретились. Они крепко обнялись. Они приподнимали друг друга и хлопали по спине, радостно восклицая от избытка чувств.
– Мишка! Какой представительный стал! Раздался-то как!
– А ты, Кондратка, таки приехал! А мы ждали! Наконец-то! А седины-то сколько!
Когда новобрачные шли из церкви, их осыпали лепестками роз, пшеницей и монетами – для благополучной и сытой жизни. Они, не скрывая счастья, улыбались, бросая друг на друга влюблённые взгляды. Жених, то есть теперь уже муж, бережно поддерживал свою молодую жену. Сейчас им предстояла многолюдная свадьба, а вскоре они уже должны были уезжать.
– Представь же меня своему новому родственнику, – предложил Кондратий Фёдорович брату. Ему не терпелось узнать, кому же отдали его любимую племянницу.
– Ах да, – спохватился тот. – Познакомьтесь: это мой брат Кондратий Фёдорович. А это мой зять Ивар Капиньш.
– Католик? – поинтересовался Климентьев.
– Православный, – ответил за него Михаил Фёдорович. – Латыш, но их семья православная. Он учился вместе с нашим Володей в Морском кадетском корпусе в Петербурге. Они приезжали к нам на вакации вместе. Так они и познакомились с Таточкой. А теперь вот он увозит её от нас в Ригу. Ну ладно, все беседы у нас ещё впереди. Давайте за праздничный стол.
Братья-погодки давно ждали этого разговора. Каждый хотел узнать, как в истекшие годы проходила жизнь у другого. Как только отгремело свадебное застолье, разъехались гости, мужская часть семейства Климентьевых собралась в гостиной. Как водится, мужчины о чём бы ни говорили, всё сводилось к политике. Вот и сейчас – начали с разговора о пережитом, а перешло на политику.
– Так расскажи, как там было на Аляске? – попросил брата Михаил Фёдорович. – Как её отдавали[3]?
Кондратий Фёдорович набрал побольше воздуху в грудь, чтобы голос не дрожал, когда он будет говорить о самом наболевшем.
– А было это так, – начал он, тщательно, но безуспешно стараясь скрыть распиравшие его чувства. – В Новоархангельске 6[4] октября 1867 года на площади перед резиденцией Главного правителя Русской Америки князя Максутова выстроили войска. Американцев было 250 человек под командованием генерала Руссо. Русских военных было 100 человек во главе с капитаном Пещуровым. Был оглашён договор США и России, потом дан салют в 42 выстрела. Затем спустили русский флаг. Полотнище, словно не желая уступать своё место чужому флагу, долго не поддавалось, не спускалось по флагштоку. Тогда наверх был послан солдат. Служивый резко дёрнул его и тот упал прямо на солдатские штыки. После этого подняли американский флаг. Вот так мы отдали свою территорию и ушли со своих насиженных мест.