Торговцы болью - Роберт Силверберг

– Перебрасываете…

– Да-да. Мы тут говорили сегодня утром и решили, что просто-напросто губим твой талант на всех этих кроваво-кишечных шоу. Для твоих способностей нужно более широкое поле деятельности. Потому и переводим тебя в «Мир детей». Думаем, ты там раскроешься полностью. Ты, Сэм Клайн и Эл Брэген – чем не потрясная команда!

Нортроп заметил, как расплылось пухлое лицо Маурильо. Помощник режиссера все вычислил моментально: в их программе он был вторым после Нортропа, а в новой, значительно менее важной, становился третьестепенным.

Зарплата не имела значения, все равно большую ее часть высасывали налоги и поборы. Маурильо получил пинок и прекрасно это понимал.

Согласно правилам грязной игры, Маурильо должен был сделать вид, что ему выпала великая честь. Но он не собирался их соблюдать.

– Вы поступили так, потому что я промахнулся со стариком? – прищурился Маурильо.

– Почему ты думаешь…

– Я проработал с вами три года! Целых три года, а вы меня вышвырнули на помойку!

– Тебе же сказали, Тед, мы решили предоставить тебе больше возможностей для самовыражения. Это для тебя шаг вверх по ступенькам служебной лестницы. Это…

Полное лицо Маурильо набухло от гнева.

– Это значит, что вы списываете меня в утиль, – с горечью подхватил он.

– Конечно, все хорошо, не так ли, Нортроп? Судьбе угодно, чтобы я потрудился на другом поприще. Я уйду вовремя, ведь неудобно заставлять вас выживать своего помощника. Можете делать все что угодно с моим должностным контрактом и…

Нортроп поспешно отключил видеофон.

"Идиот! – проклинал он в душе Маурильо. – Толстый коротышка-идиот!

Пусть катится к черту!" Он сбросил со стола канцелярский мусор, выкинул из головы Теда Маурильо с его проблемами. Такова была жизнь, жизнь без прикрас. Маурильо просто не в силах идти в ногу ее временем, вот и все.

Нортроп собрался ехать домой. – Закончился трудный день.

Вечером в восемь часов Нортропу сообщили, что старого Гарднера подготовили к операции. В десять позвонил главный хирург телесети доктор Стил и доложил, что она оказалась неудачной.

– Он скончался, – проговорил Стил ровным, бесстрастным голосом. – Мы сделали все, что могли, но больной находился в скверном состоянии.

Образовались тромбы, сердце просто-напросто разорвалось. Ни черта у нас не вышло.

– А ногу отрезали?

– Да, конечно. Уже после того, как он умер.

– Все записали на видеоленту?

– Сейчас обрабатываем.

– Хорошо, – бросил Нортроп. – Спасибо за звонок.

– Сожалею о неудаче.

– Не волнуйтесь, – успокоил Нортроп. – С кем не случается.

Утром Нортроп ознакомился с отснятым материалом. Просмотр проходил в зале на двадцать третьем этаже, все заинтересованные лица сидели рядом: его новый помощник Бартон, несколько заведующих отделами, два монтажера.

Холеные девицы с соблазнительными грудями раздавали наушники-усилители.

Роботов сюда не пускали.

Нортроп надел наушники. Сработал контакт, и он почувствовал знакомый импульс волнения. Когда включился усилитель восприятия, излучение на миг рассеялось по залу. Экран прояснился.

На нем возник старик. И гангренозная нога. И доктор Стил, полный сил и энергии, с ямочкой на подбородке, лучший хирург сети; его талантливая голова стоила двести пятьдесят тысяч долларов в год. В руке Стила сверкал скальпель.

Нортроп начал потеть. Биотоки чужого возбужденного мозга передавались через усилитель, и режиссер ощутил, как вздрогнула гангренозная нога, как по лбу старика разлилось слабое облако боли, ощутил упадок сил и предсмертное состояние восьмидесятилетнего человека.

Пока суетились сестры, готовя Гарднера к ампутации, доктор Стил проверял электронный скальпель. На готовую для демонстрации ленту належится музыка и дикторский текст – сладкое к горькой пилюле, а сейчас Нортроп видел перед собой лишь немые кадры и чувствовал биотоки мозга больного.

Голая нога заняла пол-экрана.

В тело вонзился скальпель.

Нортроп содрогнулся, ему передалась чужая боль. Он ощутил ее, неистовую, жгучую, адскую, пронизавшую все его существо, когда скальпель рассек воспаленную плоть и гниющую кость. Нортропа била дрожь, он закусил нижнюю губу и сжал кулаки. Но вот мучения кончились.

Боль ушла. Сменилась катарсисом. Нога больше не посылала импульсы усталому мозгу. Наступил шок, убивший боль, и с ним пришло успокоение.

Стил продолжал операцию, принесшую смерть старику. Он снова пришивал ампутированную ногу к навсегда уснувшему телу.

Замелькали темные кадры, и экран погас. Позднее съемочная группа увяжет отснятый материал с интервью, которые дадут родственники старика Гарднера, может быть, добавит кадры похорон, высказывания ученых по проблемам гангрены у людей пожилого возраста. Но это уже незначительные детали.

Главное – запись передала то, чего требовали зрители: подлинное, тошнотворное ощущение чужой боли, они его получили в полной мере. Это был бой гладиаторов без гладиаторов, мазохизм под личиной борьбы за здоровье человека. Запись получилась. Лента завладеет миллионами зрителей.

Нортроп смахнул пот со лба.

– Похоже, мы устроили для себя неплохое представление, ребята, – с удовлетворением заключил он.

Это чувство удовлетворения не покидало его, когда он возвращался домой.

Весь день прошел в напряженных трудах: Нортроп вместе с помощниками доводил запись до полной кондиции, монтировал кадры, отшлифовывал детали.

Он наслаждался искусной работой. Она помогала забыть омерзение, вызванное кое-какими картинами.

Когда Нортроп покидал здание, уже опустилась ночь. Он миновал главный выход; навстречу ему из темноты шагнул нескладный человек невысокого роста с усталым лицом. Он сильной рукой схватил Нортропа и грубо втолкнул назад в вестибюль.

Сначала Нортроп его не узнал. Перед ним было пустое, невыразительное лицо, стертое лицо мужчины средних лет. Потом он догадался.

Гарри Гарднер. Сын умершего старика.

– Убийца! – пронзительно закричал Гарднер. – Ты убил его! Он бы жил сейчас, если б применили анестезию! Подонок, ты убил его, чтобы телезрители пощекотали свои нервишки!

Нортроп окинул взглядом вестибюль. К выходу кто-то приближался.

Режиссер облегченно вздохнул. Надо ошеломить это ничтожество, чтобы он в страхе кинулся прочь.

– Послушайте, – начал Нортроп, – мы применили все самые последние достижения медицины, все, что она могла дать для здоровья вашего отца. Мы обеспечили ему самое лучшее обслуживание. Мы…

– Вы убили его!

– Нет, – возразил Нортроп, но больше ничего не успел сказать, ибо увидел стальной блеск бластера в тяжелой руке человека с невыразительным лицом.