Признание маленького черного платья (ЛП) - Бойл Элизабет

Наподобие лорда Дэлдерби или виконта Госсета.

В этот раз Талли вздрогнула.

Она знала, что должна быть в восторге и испытывать благодарность за эту возможность, потому что какая же незамужняя девица в возрасте двадцати одного года не обрадуется шансу получить приглашение на загородный прием для избранных, где будет полным-полно подходящих холостяков?

Но только не Талли. Потому что мужчины, которых пригласила Фелисити, едва ли относились к тому типу, о котором она мечтала. О мрачном и таинственном. О том, кто повидал мир, существующий за пределами старомодных и безмятежных зеленых берегов Англии.

К несчастью для Талли, в ее жилах текла кровь отца, любившего путешествовать по свету, и степенная, предсказуемая жизнь, которую избрала ее сестра-близнец больше напоминала ей тюремное заключение, чем пресловутый горшок с золотом, в качестве которого большинство рассматривало такую невероятную и высоко возносящую партию.

Нет, там для нее не будет никаких таинственных поклонников, никаких сердечных привязанностей, никакого душераздирающего выбора между апофеозом любви и смертью.

Девушка снова посмотрела через лихорадочно суетящийся двор на огромное каштановое дерево в углу у конюшен, но вдова уже ушла – вероятнее всего, чтобы спасти свой багаж или поискать укрытия от развернутого Фелисити поля битвы.

Зависть, острая и пронзительная, кольнула сердце Талли. У этой вдовы, несмотря на ее мрачность и испытующие взгляды, было кое-что, чем Талли никогда не будет располагать – по крайней мере, до тех пор, пока ей самой не посчастливится надеть вдовий траур.

У нее была свобода.

 

Три дня спустя

 

– О, Тэтчер, вот ты где, – проговорила Талли, останавливаясь на середине кабинета своего зятя, даже не потрудившись постучать. Она полагала, что если бы он был каким-то другим герцогом, а не человеком, который когда-то служил у них лакеем, то она считала бы его таким же напыщенным и неприступным герцогом Холлиндрейком, как и все остальные.

К счастью, Тэтчер никогда не ожидал от нее соблюдения формальностей.

Комната была погружена в полумрак, что идеально подходило к угрюмому настроению Талли из-за роли пешки, которую ей уготовила сестра в своих возмутительных планах.

– Одна из горничных сказала, что видела, как прибыл экипаж, – начала она, – до ужаса убогая повозка, которая не может принадлежать одному из гостей Фелисити, и я подумала, что это может быть мой пропавший…

Талли умолкла, когда Брут, семеня лапками, вошел вслед за ней в комнату – после того, как остановился на пути вниз по лестнице и слегка пожевал ботинок лакея. Ее постоянный спутник всего лишь на секунду застыл на месте, а затем тихо зарычал и бросился в затененный угол, словно заметил там крысу.

Нет, скорее, пару весьма неказистых сапог.

Тэтчер был не один? Талли подавила румянец, который начал разливаться на ее щеках, вспомнив, как она только что нанесла оскорбление экипажу этого неизвестного визитера.

О, черт бы все побрал! Как она назвала его?

До ужаса убогая повозка…

Талли бросила взгляд на Тэтчера, который кивнул в скрытый тенями угол, и в то же самое время человек, сидящий там, поднялся из кресла. Внезапно мир вокруг Талли накренился, потому что этот мужчина обладал осанкой и грацией древнего бога, словно ожила одна из греческих скульптур, которые в Неаполе вечно собирал лорд Гамильтон.

Дрожь пробежала по ее спине, словно предчувствие чего-то судьбоносного. Талли не могла дышать, не могла двигаться, и она знала, просто знала, что в ее жизни неминуемо произойдут перемены.

Это не имело смысла, но опять же, Талли никогда особо не полагалась на смысл, здравый или какой-то еще.

Если бы только в кабинете Тэтчера не было так чертовски темно!

Но опять-таки, Талли на самом деле не нужно было видеть мужчину, в чьи сапоги вцепился Брут, чтобы узнать его.

Разве их няня Джамилла не твердила, что это случится подобным образом? Что однажды она встретится лицом к лицу с человеком, который является ее судьбой, и просто узнает его?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Даже если не сможет разглядеть его лицо, предположила Талли.

Возможно, все потому, что ее глухо стучавшее сердце останавливалось всего лишь из-за того, как он стоял, выпрямившись во весь рот, даже несмотря на злобного маленького обезьяньего пинчера, вцепившегося в его сапог.

Господи! Раз Брут расположился подобным образом, то этот человек вообще никогда не сможет двинуться вперед.

– О Боже! Брут, ах ты дворняжка с вульгарными манерами, уйди оттуда, – проговорила Талли, изображая на лице самую лучшую улыбку и жалея, что сейчас на ней одно из старых поношенных платьев Фелисити. И черт бы побрал Фелисити за ее надоедливое вмешательство, потому что если бы она оставила багаж в покое и не настояла на том, чтобы его перемещали с места на место, то сундук Талли не потерялся бы.

– Гнусная маленькая собачонка, ты слышишь меня? Иди сюда! – Девушка щелкнула пальцами и Брут, напоследок еще раз хорошенько куснув сапог, отпустил свою добычу и вернулся на обычное место у подола ее платья. Его черные глазки не отрывались от мужчины, точнее, от его сапог, словно поджидая какого-то знака, по которому он сможет вернуться и еще раз укусить их.

– Мне так жаль, сэр, – начала Талли. – Боюсь, что его манеры ужасны, но, уверяю вас, его происхождение безупречно. Предок Брута принадлежал Марии-Антуанетте. – Она замолчала, осознав, что, как дурочка, болтает о пустяках. Распространяется о королевских связях Брута, словно это худший способ угодить выскочкам.

– Никаких обид, мисс, – ответил незнакомец.

Талли вздрогнула от низкого, мужественного тона его голоса, хотя он просто принял ее извинение. Его слова окутали ее, словно ласка.

Затем, к ее восторгу, мужчина подошел ближе, придвинувшись к столу Тэтчера с кошачьей грацией, заставив Талли подумать о героях, которых она изображала в своих пьесах: бороздящих моря пиратах и пронырливых шпионах. Словно он привык двигаться сквозь тьму, безразличный и уверенный в своих силах.

Талли подавила еще одну дрожь и наклонилась, чтобы взять Брута на руки, крепко прижав собачку к себе, словно он был якорем, в котором она внезапно ощутила потребность.

Что же такое было в этом человеке, который привел ее чувства в такое состояние, словно вот-вот что-то захватит ее? Словно он был способен подхватить ее на руки и унести в какую-нибудь уединенную комнату, где запрет дверь на ключ. А затем он бросит ее на кровать и снимет сюртук, рубашку и…

Талли задохнулась от неожиданности.

Какого дьявола она себе воображает? Она еще даже не познакомилась с этим человеком, а уже практически вообразила его без одежды.

До этого момента Талли никогда не понимала одержимость ее сестры Холлиндрейком или навязчивой идеи Пиппин по отношению к капитану Дэшуэллу, но в мгновение ока она присоединилась к их рядам, да еще и прежде, чем разглядела чуть больше, чем тень этого бесподобного незнакомца.

О, святые небеса, молча взмолилась она, пожалуйста, скажите, что он здесь из-за загородного приема. Пожалуйста…

– Полагаю, мы встречались, – продолжила Талли, пытаясь выманить его вперед, заставить его заговорить снова, – но вам придется извинить меня, я просто ужасно плохо запоминаю имена.

Мужчина сделал шаг ближе, но остановился, когда дверь открылась, и вошел Стейнс с парой свечей в руках, а затем цокнул языком, увидев недостаток света в комнате. Дворецкий бросил на герцога испепеляющий взгляд, который, казалось, говорил: «Вы должны были позвонить и приказать прибавить света».

Бедный Тэтчер, подумала Талли. Он все еще не до конца освоился в роли герцога Холлиндрейка и всего, что включал в себя этот титул.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Когда дворецкий и два лакея, следующие за ним по пятам, начали обходить кабинет, зажигая свечи и освещая углы, Талли затаила дыхание. О, всего лишь еще несколько свечей – и она увидит свое будущее…

– Мы знакомы? – нетерпеливо спросила она и, чтобы добиться своей цели, переместила Брута на одно бедро и протянула руку, что должно было заставить незнакомца, если он – джентльмен, сделать последние пару шагов в круг света.