Команда осталась на судне - Георгий Кубанский

В команде скоро заметили это.

– Самостоятельный мужик! – говорили матросы. – Комиссар!

Самостоятельность Бышева вызывала у Ивана Кузьмича настороженность. Властный тон Бассаргина тоже пришелся ему не по душе, но был понятен – капитан! Но помполит, ни разу не обратившийся за помощью к капитану?!..

«Труднее всего, – рассуждал Иван Кузьмич, – придется в плавании с Бассаргиным. Сухарь! Всегда застегнут на все пуговицы. Говорит ровным голосом, будто ни гнева не знает, ни радости. С командирами и пожилыми матросами на «вы» разговаривает. Еще бы! Высшую мореходку кончил!..»

В дверь постучали.

– Да-да! – Иван Кузьмич поднялся с койки. – Войдите.

– Капитан вызывает, – сказали за дверью.

В просторной каюте Бассаргина собрались штурманы и механики. Несколько в стороне сидел Корней Савельич, чуть пригнув голову. Коротко подстриженные жесткие усы придавали ему уверенное выражение.

– Я собрал вас, чтобы сообщить неприятную новость. – Бассаргин остановился и осмотрел присутствующих, как бы проверяя, какое впечатление произвело на них его предупреждение. – Только что радистка передала мне: «Таймыр» не выходит на связь, не отвечает на вызовы радиостанции порта.

– Возможно, неполадки с рацией, – сказал Корней Савельич.

– С двумя сразу? – спросил Анциферов. – С основной и аварийной?

– Я собрал вас не для того, чтобы выслушивать предположения о состоянии рации «Таймыра», – недовольно остановил их капитан. – Нам следует принять весть о потере связи с «Таймыром» как серьезное предупреждение и немедленно проверить боевую готовность судна и команды. С завтрашнего дня штурманы и механики в свободное время будут проводить занятия со своими вахтами. Тренируйте боевую, водяную и пожарную тревоги. Приказ  – расписание занятий по боевой подготовке – будет вывешен перед ужином на доске объявлений. А вас я попрошу, – он разыскал взглядом сидящую в стороне радистку Зою, – выходите на связь с «Таймыром» и «Сивучом». И обо всем немедленно докладывайте мне.

Капитан встал, показывая, что совещание окончено.

«Колеса»

Рассвет выдался тусклый, скучный. Все было серым: и небо, и волны, набегающие на траулер. Даже лица людей казались серыми, скучными, как волны в море, и все, что окружало их.

Гулко зарокотала лебедка. Грохот ее, отражаясь в пустых трюмах, быстро нарастал. Скоро он заглушил возгласы матросов, топот грубых рыбацких сапог и стук машины под палубой.

Грузовая стрела подняла тяжелые сети и перевалила через борт. Тралмейстер Фатьяныч, шаркая по палубе ногами, обутыми в глубокие калоши, подошел к борту. Опираясь обеими руками на планшир, он смотрел, как трал, медленно раскрываясь в воде, погружается в зыбучую пучину.

Иван Кузьмич следил из окна рубки за двумя ваерами – стальными тросами, буксирующими трал за судном по дну моря. Через каждые пятьдесят метров в стальные нити ваера была вплетена матерчатая метка – марка. Плавно соскальзывала она с барабана, плыла над палубой и, переползая через борт, уходила в воду.

Четвертая марка – двести метров ваеров – ушла под днище «Ялты».

– Сто-ой! – крикнул из окна Иван Кузьмич.

Лебедка замедлила движение. Остановилась.

– Взять ваера на стопор!

Матросы быстро закрепили трал.

«Ялта» двигалась медленно, слегка заваливаясь на отягощенный тралом рабочий борт, как бы прихрамывая.

Почти все свободные от вахты рыбаки вышли из надстроек. Посматривая на море, они искали приметы, сулящие хороший улов.

Одним из первых появился на палубе Анциферов. Молодого штурмана привлекло сюда не любопытство. На траулере он был новичком. В первые дни войны его высадили с небольшим отрядом в тыл продвигающихся к Мурманску гитлеровцев разведать дорогу, питавшую наступление противника. Анциферов был ранен: вражеская пуля раздробила ему локоть.

Из госпиталя Анциферова выпустили с несгибающейся правой рукой и, как негодного к строевой службе, направили в райвоенкомат начальником стола учета офицерского состава. Уже первое знакомство с новыми обязанностями привело молодого офицера в смятение. Сидеть и писать! Моряку, штурману погрязнуть в канцелярщине! Да он запутается в писанине сам и других запутает. Анциферов услышал о комплектовании экипажей трех траулеров и побежал в обком партии.

Иван Кузьмич с первого же дня плавания взял молодого штурмана под свое покровительство. От него Анциферов узнал устройство рыболовного трала, способы разделки рыбы и многое другое. Но никакие объяснения не могли заменить опыта, и теперь Анциферов с нетерпением ждал: скоро ли поднимут трал, приступят к обработке улова...

Волновался не один Анциферов. Подъем трала всегда привлекает рыбаков на палубу. Что даст море? Вдруг в промысловом журнале в графе «улов в тоннах» появятся ненавистные «колеса» – нули. Но этот рейс был особый, а потому и волнение матросов нарастало с каждой минутой.

Не спешили лишь в рубке. Прошли положенные для траления сорок пять минут, пятьдесят. Миновал час. Окна рубки по-прежнему оставались закрытыми.

Наконец Иван Кузьмич появился в окне и подал команду:

– Вира трал!

Снова загрохотала лебедка. Нестерпимо медленно вползали на борт лоснящиеся смазкой ваера и наматывались на огромный – выше человеческого роста – деревянный барабан.

Фатьяныч вскочил на плавно покачивающийся планшир. Придерживаясь обеими руками за ванты, он повис над водой. Маленькие выцветшие глаза его зорко всматривались в море.

В глубине замаячило расплывчатое молочно-зеленоватое пятно. Постепенно уменьшаясь, оно становилось все ярче, обретало знакомые очертания тралового мешка.

– «Колеса»! – Фатьяныч сердито сплюнул за борт и с неожиданной для его возраста легкостью соскочил с планшира на палубу.

Трал был пуст. Совершенно пуст. Он не захватил даже мелких животных, которыми так богато Баренцево море.

«Не мало ли вытравили ваеров? – подумал Иван Кузьмич. – Возможно, трал не лег на дно, а завис в воде?»

Он отошел от окна и включил эхолот. Дрожащая синяя стрелка показала глубину моря – около двухсот метров. Все же Иван Кузьмич, спуская трал, вытравил ваеров на марку больше. Но и это не помогло. Снова пришлось записать в журнал ненавистные «колеса». Теперь уже сомнений не было: под «Ялтой» тянулось голое каменистое дно.

– Цедим тралом соленую воду! – раздраженно бросил Иван Кузьмич.

– Сделаем еще заход, – ответил Бассаргин. – Потом пробежим миль десять на восток. Попробуем меньшие глубины.

– Стемнеет к тому времени, – напомнил Иван Кузьмич.

– Рано или поздно, а придется работать с тралом в темноте, – ответил Бассаргин. – Пускай вахты учатся.

Ночь выдалась облачная, безлунная. Палуба и надстройки слились с темным небом и морем. Лишь в полукружье синего света, падающего у входа под полубак, время от времени серыми тенями скользили матросы.

Спуск трала в темноте был продуман до мелочей еще до выхода в море. Сложнее всего было следить за ходом ваеров. Сколько их вытравлено? В темноте матерчатые марки не видны. Но и тут нашли выход: у траловых дуг стояли два матроса и прижимали палками скользящий за борт ваер. Стоило палке подпрыгнуть – матрос кричал:

– Раз, марка пошла-а!

– Раз, марка пошла-а! – откликался от второй дуги напарник.

И снова, еле заметно поблескивая жирной смазкой, бежал ваер за борт, пока матрос не ощущал новый легкий толчок палки.

– Два, марка пошла-а! – кричал он.

И, проверяя себя – не ошибся ли? – ждал голоса напарника.

Первым спуском трала в темноте руководил сам капитан. По привычке он стоял у поднятого окна, хотя разглядеть что-либо на палубе было невозможно.

После шестой марки Бассаргин остановил лебедку.

На палубе было тихо. Матросы переговаривались вполголоса. Капитан приказал: громко говорить на палубе могут лишь штурман и тралмейстер.

Даже опытные рыбаки, проплававшие в Заполярье десятки лет, не могли сегодня усидеть в надстройке. Впервые за время существования тралового флота приходилось промышлять в полной темноте. И хотя матросы участвовали в учениях на Мурманском рейде и знали, в каких условиях придется им работать, все на палубе было для них сейчас непривычно, вызывало смутное беспокойство. Ведь несколько часов спустя они заменят товарищей у трала, сами будут бегать, натыкаясь на бочки, ваера...

Наконец-то «Ялта» завернула. На палубе оживились. Сейчас траулер сделает круг. Крылья трала сомкнутся под водой, чтоб рыба не могла уйти из мешка. А там и подъем...

На этот раз, даже в едва заметных отсветах синей лампочки, все увидели грузно повисший на стреле, оплывший книзу куток трала.

Фатьяныч надвинул обеими руками зюйдвестку поглубже на голову и нырнул под льющуюся с кутка ледяную воду. Ощупью нашел тросик, стягивающий удавку. Рванул его. Куток раскрылся, и на палубу с грохотом вывалились огромные куски губки. Возле них послышались легкие шлепки. Рыба!