Черная тропа - Оса Ларссон

— Смотри! — крикнула Анна-Мария. — Ничего себе!

Женщина раскинула руки и стояла теперь под ветром, словно парус. Она была маленькая, весила немного. К тому же днем снег подтаял, а затем снова замерз, превратившись под вечер в гладкий лед, — и когда Анна-Мария стояла в такой позе, ветер гнал ее прочь по льду.

Свен-Эрик рассмеялся и сделал вид, что торопится подхватить, пока ее не отнесло на другую сторону озера.

Наконец криминологи вышли из будки.

— Это, во всяком случае, не место убийства, — крикнул один из них Анне-Марии. — Ее, похоже, закололи ножом, но это произошло не здесь. Тело можно увозить. Мы продолжим завтра, когда будет светло.

— И меньше риска отморозить себе задницу, — проревел у него за спиной коллега, одетый более легко.

Криминологи сели в скутер, и их повезли обратно к туристической станции.

Анна-Мария и Свен-Эрик вошли в будку. В ней было тесно и холодно.

— Во всяком случае, здесь нет этого ужасного ветра, — сказал Свен-Эрик и закрыл дверь. — Вот так, можно говорить нормальным голосом.

Крошечный, подвешенный к стене стол был оклеен пленкой под дерево. Четыре белых пластмассовых стула стояли штабелем в углу. В домике была малюсенькая плитка и тазик для мытья посуды. Красно-белая клетчатая штора и керамическая вазочка с тряпочными цветами лежали на полу под окном. Диванная подушка, которой было заложено окно, немного защищала от ветра, стремящегося ворваться в домик.

Свен-Эрик открыл шкаф. Там стоял аппарат для изготовления самогона. Он снова закрыл дверцу.

— Ладно-ладно, — сказал он. — Этого мы не видели.

Анна-Мария оглядела женщину на кушетке.

— Метр семьдесят? — предположила она.

Свен-Эрик кивнул и начал отламывать сосульки с усов.

Анна-Мария достала из кармана диктофон. Некоторое время воевала с ним, поскольку батарейки остыли, и он не желал включаться.

— Ну, давай же! — рыкнула она, поднося его к примусу, который мужественно старался создать тепло в домике, несмотря на разбитое окно и многократно открывавшуюся дверь.

Когда прибор заработал, она наговорила на него словесный портрет.

— Женщина, блондинка, прическа под пажа, около сорока… Красивая, не так ли?

— Угу, — пробормотал Свен-Эрик.

— Мне она, по крайней мере, кажется красивой. Рост примерно метр семьдесят, стройная, большая грудь. Кольца на пальце нет. Украшений нет. Цвет глаз в настоящий момент трудно определить. Возможно, судмедэксперт… Светлая спортивная куртка, типа ветровки, на ней, с большой степенью вероятности, пятна крови, но это мы скоро узнаем наверняка; спортивные брюки под цвет, кроссовки. — Анна-Мария склонилась над женщиной. — На ней косметика — помада, тени и тушь, — продолжала она в диктофон. — Не странно ли, когда собираешься на пробежку? И почему на ней нет шапки?

— Сегодня днем было очень тепло и солнечно, — сказал Свен-Эрик. — И вчера тоже. Когда нет ветра…

— Но ведь на дворе зима! Это только ты ходишь круглый год без шапки. Во всяком случае, одежда на ней дорогая. И общий вид очень ухоженный. Женщина не из простых.

Анна-Мария отключила диктофон.

— Надо обойти местных жителей прямо сегодня вечером. Туристическая станция, восточная часть Абиску. Спросим владельца магазина, не знает ли он ее. Кто-то должен был заявить в полицию об исчезновении, не так ли?

— Мне чудится в ней что-то знакомое, — задумчиво проговорил Свен-Эрик.

Анна-Мария кивнула.

— Тогда, возможно, это кто-то из жителей Кируны. Подумай, где ты мог ее видеть. У зубного врача? За прилавком магазина? В банке?

Свен-Эрик покачал головой.

— Нет-нет, хватит, — сказал он. — Потом само вспомнится.

— Мы должны проехаться между будками, — сказала Анна-Мария.

— Да уж… В такую жуткую бурю…

— Все равно придется.

— Ну да.

Некоторое время они смотрели друг на друга.

Анне-Марии показалось, что у Свена-Эрика усталый вид. Усталый и подавленный. Такая усталость часто накатывала на него при виде мертвых женщин. К тому же это обыденность — такие трагические случаи. Женщина лежит на кухне, забитая до смерти, а в спальне рыдает муж, и остается лишь радоваться, если у них нет маленьких детей, которые все это видят.

Ее саму особенно задевало за живое, когда речь шла о детях. Анна-Мария не могла смириться с тем, когда гибнут дети и животные. Но такое убийство… Не то, чтобы оно ее порадовало — нет, конечно. Но убийство такого типа… это была задачка, за которую хотелось взяться. Такая работа ей по плечу.

Анна-Мария улыбнулась про себя, глядя на большие мокрые усы Свена-Эрика. Они выглядели, как раздавленная машиной зверюшка. В последнее время эти усы разрослись, как дикие заросли. Она задумалась о том, насколько он одинок. Его дочь живет с семьей в Лулео. Похоже, они встречаются не так уж и часто.

А полтора года назад пропал его кот. Анна-Мария пыталась уговорить Свена-Эрика обзавестись новым, но тот категорически отказывался. «С ними одни хлопоты, — заявлял коллега. — Это так связывает». Она понимала, что это значит. Свен-Эрик хотел оградить себя от будущих потерь. Одному богу известно, как он переживал и сколько думал о Манне, пока, наконец, не отчаялся и не перестал говорить о нем.

«Жаль», — подумала Анна-Мария. Свен-Эрик был прекрасным мужчиной. Мог бы стать замечательным мужем какой-нибудь женщине и прекрасным хозяином любому животному. Они с Анной-Марией работали слаженно, но им никогда не пришло бы в голову общаться в свободное время. И сказывалась не только разница в возрасте. Просто у них было мало общего. Если они сталкивались в городе или в магазине в свободное от работы время, разговор как-то не клеился. На работе же они легко общались и прекрасно чувствовали себя в компании друг друга.

Свен-Эрик посмотрел на Анну-Марию. Она была совсем маленькая, не больше полутора метров ростом, и почти терялась в большом комбинезоне. Светлые длинные волосы расплющены шапочкой. Похоже, ее это нисколько не заботило. Она не из тех, для кого макияж и прическа важнее всего. Да у нее, наверное, и времени на такое нет. Четверо детей и муж, который довольно мало помогает по дому. Вообще-то Роберт неплохой мужик, и, кажется, у них с Анной-Марией все хорошо, просто он какой-то заторможенный. Хотя много ли он сам занимался домом, когда они с Йордис были вместе? Деталей он не помнил, но позднее, когда он начал жить один, приготовление пищи оказалось для него проблемой.

— Ну так что? — спросила Анна-Мария. — Давай побродим среди других будок, пока остальные займутся деревней и туристической станцией?

Свен-Эрик ухмыльнулся.

— Пожалуй. Тем более что субботний вечер все равно испорчен.

На самом деле вечер испорчен не был. Чем бы он занимался, не будь здесь? Посмотрел телевизор или сходил с соседом в баню? Каждые выходные одно и то же.

— Вот именно, — сказала Анна-Мария и застегнула «молнию» на своем комбинезоне.

На самом деле женщина так не думала. Для нее это вовсе не был испорченный субботний вечер. Настоящий рыцарь не может без конца сидеть дома, в лоне семьи, иначе он просто сойдет с ума. Ему надо выйти на простор и вытащить свой меч. Чтобы потом усталым и пресыщенным приключениями вернуться домой к семье, которая наверняка побросала коробки из-под пиццы и пластиковые бутылки на столике в гостиной, однако какая, в сущности, разница? Вот это настоящая жизнь: стучаться в чужие двери в темноте на замерзшем озере.

— Надеюсь, что у нее не было детей, — проговорила Анна-Мария, прежде чем они снова вышли навстречу шторму.

Свен-Эрик ничего не ответил. Ему стало стыдно. О детях он даже не подумал. У него возникла лишь одна мысль — надеялся, что у нее не было кошки, которая сидит теперь, запертая в квартире, и напрасно ждет свою хозяйку.

Ноябрь 2003 года

Ребекка Мартинссон выписалась из психиатрической клиники больницы Св. Йёрана. Она едет на поезде в Кируну. И вот уже сидит в такси перед домом своей бабушки в Курравааре.

После смерти бабушки дом принадлежит Ребекке и дяде Аффе. Это серый панельный дом у реки: истертый линолеумный пол, пятна влаги на стенах.

Раньше от него пахло старым домом и человеческим жильем. В нем постоянно ощущались запахи мокрых резиновых сапог, хлева, еды и пирогов. Привычный запах бабушки. И папин тоже — в те времена. Теперь в доме царит запах заброшенности. Подвал забит стекловолоконной ватой, чтобы удерживать влагу, идущую от земли.

Шофер такси заносит ее чемодан. Спрашивает, куда его — на верхний или нижний этаж?

— Наверх, — отвечает она.

Ребекка с бабушкой жила на втором этаже.

Папа жил в комнате на первом. Вся мебель стоит там на своих местах, застыв в безвременном сне под большими белыми простынями. Жена дяди Аффе Инга-Бритт использует первый этаж как склад ненужных вещей. Здесь появляется все больше и больше коробок с одеждой и книгами, стоят старые стулья, которые Инга-Бритт купила по дешевке и собирается когда-нибудь отреставрировать. Папина мебель под простынями отступает все дальше и дальше к стенам.