Графы Лудольф - Елена дель Мурго

Поскольку в воспоминаниях членов династии графов Лудольф утверждается, что Гульельмо Маурицио сопровождал герцога де Лирия в Россию, то вполне возможно, что и граф Лудольф стал свидетелем вышеописанных исторических событий.

Надо подчеркнуть, что герцог де Лирия оказал большое влияние на формирование личности молодого Лудольфа, который остался без отцовских напутствий и советов.

Не кто иной, как герцог Лирийский, пристроит симпатичного, молодого и смышленого иностранца Гульльемо Маурицио Лудольфа переводчиком в только что созданное в Неаполитанском королевстве морское военное ведомство. Проработав там несколько лет, Лудольф попросится в Турцию, якобы для изучения восточных языков. Начав карьеру с самой низшей должности в Османской империи, граф дослужится до министра, и практически вся его жизнь будет связана с этой непростой, но, безусловно, интересной страной.

В 1750 году, уже находясь на дипломатической службе в Константинополе, граф Лудольф женится на француженке, придворной даме королевы Амелии, Лудовике Виктории Катрин Шабер (1725–1793), дочери Филиппа Шабера (1696–1751) и Анастасии Костон (1707–1770).

Гульельмо Маурицио с небольшими перерывами проработает в Турции чрезвычайным и полномочным министром с 1747 до 1789 год, умрет там же и будет похоронен на местном католическом кладбище рядом со своей женой Катрин Шабер, отошедшей в мир иной на месяц раньше супруга.

В те времена в Турции дипломатические представительства находились в новом квартале Константинополя – Пера, что располагался на южном берегу Золотого Рога.

Одной из основных задач графа де Лудольфа как дипломата было установление долгосрочного и надежного товарообмена между Турцией и Неаполитанским королевством.

Дело это было совершенно новым и трудно реализуемым, поскольку уже тогда «таможня не давала добро», а если и «давала добро», то за отдельную плату. Неаполитанский дипломат жаловался, что неаполитанские министры инертны, ленивы и совершенно не хотят затруждать себя текущей работой и способстовать продвижению торговых отношений между Турцией и Неаполем.

Министр иностранных дел Тануччи, серьезный политик и, выражаясь современным языком, топ-менеджер Неаполитанского королевства, вместе с Лудольфом пытался расшевелить неаполитанское общество – аристократов, торговцев и церковь, владевшую огромными землями, и убедить их в необходимости товарообмена между двумя странами. Но все же основное препятствие Тануччи усматривал в высоких таможенных сборах для иностранных торговцев – фактически поборах. Его меткое определение таможни того времени как нельзя более актуально выглядит и сегодня:

«Дорогая таможня – это чума для коммерции, родная мать контрабанды и испепеляющий огонь для всех иностранных торговцев и для самих подданных королевства. Принимая во внимание все это, я бы сказал, что мы сами большие турки, чем сами турки».

В 1772 году он активно помогает продуктами и всем необходимым захваченному русскими войсками Константинополю.

Гульельмо Маурицио де Лудольф причислен к дворянству Святой Римской империи с присвоением титула графа 30 октября 1778 года, согласно сертификату Hoch und Wohlgeboren.

От брака де Лудольф – Шабер родились:

Гульельмо Костантино (17 августа 1755 – 20 февраля 1839), Вильхельмина Костанца (1752–1807) – будущая жена графа Франсуа Сен-При, и Карл (год смерти – 1802), получивший свое имя в честь Карла III, покровителя графа де Лудольфа. Он стал дипломатом, жил и работал в Швеции. Женат никогда не был.

Прежде чем перейти к следующему поколению Лудольфов, хотелось бы сказать несколько слов о семье Катрин Шабер и о диаспоре иностранцев, живших в XVII–XVIII веках в Константинополе.

Семья французского происхождения Шабер (Chabert), первые представители которой переехали в Турцию еще в 1660 году, слыли неплохими аптекарями, врачами, ювелирами и потомственными драгоманами.

Члены этой семьи охотно вступали в брак с армянами-католиками и, хотя предпочитали оставаться под покровительством султана, сохраняли при этом свою веру и независимость в профессиональной деятельности.

Как же получилось, что в Турции обосновались многочисленные итальянцы, а позже, с возникновением дипломатических миссий, к ним присоединились представители других национальностей?

Ответ на этот вопрос восходит к временам крестовых походов, когда небольшая группа коммерсантов (не более тысячи человек, преимущественно выходцев из Генуи и Венеции, и в меньшей степени из Неаполя и Флоренции), решила обосноваться и пустить корни на турецкой земле. Их называли Italo-levantini.

С 1453 года Константинополь окончательно переходит к Турции, и тогда итало-левантийцы начинают обосновываться не только в Константинополе, а и в Смирне и других турецких городах, строят свои дома, католические церкви, занимаются коммерцией, поддерживают свои религиозные и национальные традиции, предпочитая родниться исключительно с другими католическими семьями европейского происхождения. С момента возникновения дипломатических представительств к этой общине примыкают выходцы из Франции, Англии, Голландии, России и Германии. Заключая браки в кругу диаспоры, они, таким образом, приходились друг другу если не близкими, то дальними родственниками уж точно. Что любопытно, даже места в дипломатических миссиях передавались родственникам как бы по наследству. Например, глава семьи, уходя на пенсию, рекомендовал правительству своего сына в качестве полномочного министра, а секретарем-стажером работал, условно говоря, его внук, советником – шурин, и так далее. Это была в своем роде дипломатическая мафия.

Н.С. Всеволожский так описывает Перу и левантийцев той эпохи:

«Галата, что по соседству с Перой, когда-то была подарена Михаилом Палеологом генуэзцам за их помощь в борьбе с Балдуином II (1264 г.) С тех пор местные жители пользовались относительной свободой и составляли своеобразную общину в турецкой столице. В Галате увидите пеструю толпу со всех концов христианского мира. Эта часть города сохраняет во всей первоначальной пестроте своего древнего населения предприимчивый дух торговых республик Италии. Это не Восток, не мусульманский город, а то что Европа назвала Левантом – случайный сброд итальянцев, немцев, славян Адриатического залива, греков с Ионических островов, французов, испанцев, англичан, шведов и американцев; между ними исчезают почти коренные жители Востока. Значительную часть жителей Перы составляли католики. Кроме домашних церквей и европейских посольств, располагавшихся в Пере, католики имели две церкви, своих капуцинов и иезуитов, и исключительное право звонить в два колокола».

Русский художник И. Захаров подчеркивает в своих воспоминаниях о Константинополе, что в Пере нет почти ни одного турецкого дома – сплошь европейские.

Да и что представлял собой Константинополь того времени? Правда ли, что это был роскошный восточный город или это всего лишь миф?

Ответ можно найти в воспоминаниях путешественников. Европейский путешественник Колас пишет: «Дорог в Турции нет, поля плохо обработаны, дома дурно построены, не имеют печей. Улицы столицы неудобны для проезда экипажей, завалены нечистотами и полны бродячих собак. Вилок и ложек не полагается за обеденным столом, но что за беда – они не чувствуют нужды в поддержании цивилизации…»

Другой вояжер пишет следующее: «Что касательно столь прославленной в Европе азиатской роскоши, совершенно был разочарован. Она существует только в воображении восточных поэтов. На деле в турецком доме нигде ни порядочно присесть, ни спокойно прилечь нельзя, со всех сторон ветер дует, дождь через плохую крышу в комнату льет, везде грязь, неопрятность и нечистота».

Еще одно нелестное описание Османской империи предлагает французский путешественник Шарль Дуваль (1825–1826) в своем опусе «Два года в Константинополе и Морее».

«…Обольщение, производимое видом Константинополя снаружи, скоро исчезает, и очарование прекращается, как скоро войдете во внутренность города. Противоположность сия даже так велика, что какое-то уныние нападает на душу и овладевает ею, когда, проходя в первый раз по городу, видишь улицы узкие, грязные, извилистые и дурно вымощенные; дома деревянные или каменные, неправильно выстроенные, некрасивые и непрочные. Движение народонаселения, столь живое и разнообразное в наших больших городах, там настолько монотонно, что печалит воображение. Физиономия турок вообще важна и беспокойна. Смех, кажется, им не известен; они не позволяют себе движений, обличающих мысль – видно людей, привыкших к деспотизму».

Да, в непростых условиях приходилось жить иностранным дипломатам и левантийцам, но, тем не менее, они прижились, а многие даже устроились с известным шиком – владели красивыми виллами и неплохо зарабатывали на самой Османской империи.

Прилагаю короткий список наиболее известных иностранных семейств, проживавших в XVIII–XIX веках в Константинополе: Ludolf, Chabert, Testa, Fonton, Cingria, Chirico, Pisani, Mille, Salzani, Saint-Priest, Galizzi и многие другие.