Последняя милость - Луиз Пенни

Присмотревшись повнимательнее, кое-где можно было увидеть крохотные кровавые пятнышки — предательские следы, оставленные ее неловкими, пухлыми пальцами, которые она совершенно исколола, пока шила этот костюм. Но конечный результат стоил перенесенных страданий. Кри была довольна собой. Эта идея была, пожалуй, самой плодотворной из всех, которые осеняли ее за всю четырнадцатилетнюю жизнь.

Кри знала, что мать боготворит свет. Она постоянно слышала о просветлении, которое стремятся обрести все люди, о том, что только самых талантливых людей называют блистательными, о том, что худые люди добиваются большего успеха в жизни именно потому, что они легче и светлее других[2].

Это же очевидно.

Поэтому Кри и выбрала для себя роль снежинки — самого легкого и бестелесного создания природы. Она позаботилась и о собственной блистательности, отправившись в один из магазинчиков «все за один доллар» и потратив карманные деньги на флакончик с блестками. Ей даже удалось мужественно проигнорировать витрину с не первой свежести шоколадными батончиками в ярких обертках. Кри уже месяц сидела на диете и была уверена в том, что очень скоро ее мать заметит результат.

Наклеив блестки на обнаженные части тела, она еще раз посмотрела в зеркало, чтобы оценить плоды своих усилий.

Впервые в жизни Кри чувствовала себя красивой и радовалась тому, что всего через несколько минут мать тоже увидит ее такой.

Клара Морроу смотрела сквозь заиндевевшие окна гостиной, за которыми раскинулась небольшая деревушка Три Сосны. Протянув руку, она очистила часть стекла от нанесенного морозом узора и подумала о том, что теперь, когда у них есть немного денег, надо бы поменять старые окна на более современные. В отличие от большинства других решений, которые обычно принимала Клара, это было бы вполне практичным. Но именно практичность была ей совершенно чужда. И сейчас, глядя на почти полностью погребенную под снегом деревню, она думала о том, что ей нравится смотреть на Три Сосны именно сквозь живописные морозные узоры на стеклах старых окон.

Потягивая горячий шоколад, Клара наблюдала за укутанными в яркие зимние одежки жителями деревни, которые прогуливались под продолжающим падать мягким снегом, приветственно взмахивая руками в пестрых варежках и периодически останавливаясь, чтобы обменяться друг с другом парой слов. Облачка пара, которые при этом вылетали у них изо рта, делали их похожими на персонажей комиксов. Одни направлялись в бистро Оливье, чтобы выпить по чашке café аи lait[3] другим нужен был свежий хлеб или pâtisserie[4] из булочной-кондитерской Сары. Расположенный рядом с бистро магазин Мирны — «Книги, новые и букинистические» — был сегодня закрыт. Месье Беливо, который расчищал от снега дорожку перед своим универсальным магазином, прервал это занятие, чтобы помахать рукой торопливо пересекающему деревенскую площадь Габри, владельцу находящейся на углу гостиницы, предлагавшей ночлег и завтрак, который казался просто огромным в своем зимнем наряде. Постороннему человеку обитатели деревни могли показаться одной безымянной, бесполой массой. Зимой все жители провинции Квебек были на одно лицо — передвигающиеся вперевалку неуклюжие фигуры, закутанные в пуховики и утепленные куртки, которые полнили даже худых, а полных делали просто необъятными. Все выглядели одинаково. Если не считать вязаных шерстяных шапочек. Клара видела, как ярко-зеленый помпон Руфи кивает разноцветной шапке Уэйна, связанной Пэт долгими осенними вечерами. Головные уборы всех отпрысков семейства Левеск были выдержаны в сине-голубой гамме. Мальчики гоняли шайбу по льду замерзшего пруда, а стоящая на воротах маленькая Роуз подпрыгивала на месте от нетерпения — даже со своего места у окна Клара видела, как мелко подрагивает помпон ее шапочки цвета морской волны. Но братья жалели сестру и потому каждый раз, приближаясь к ней, делали вид, что споткнулись, и, вместо того чтобы сильным ударом стремительно направить шайбу в ворота, устраивали на льду веселую кучу-малу. Кларе эта картина напомнила один из тех эстампов Currier & Jves, которые в детстве она могла рассматривать часами, представляя себя одной из изображенных на них фигурок.

Три Сосны были накрыты толстым снеговым покрывалом. За последние несколько недель выпало около полуметра снега, и казалось, что на каждом из старых деревенских домов красуется новенькая белоснежная шапка. Из труб шел дым, напоминающий облачка пара, как будто дома тоже дышали и разговаривали. Все входные двери и ворота были украшены рождественскими венками, а по вечерам тихая деревушка округа Истерн Тауншипс ярко освещалась огоньками праздничных гирлянд. Повсюду царила приятная предпраздничная суета, в которой принимали участие и взрослые, и дети.

— Может быть, она не может завести машину, — сказал муж Клары, Питер, заходя в комнату. Высокий и стройный, он был похож на менеджера одной из компаний, занимающей место в рейтинге «Форчун 500»[5], каким был его отец. Трудно было поверить, что он, с перепачканными масляными красками седыми кудрями, проводит все дни, ссутулившись у мольберта, создавая свои абстрактные картины, на которых каждая мельчайшая деталь была выписана с почти болезненной тщательностью. Коллекционеры из разных стран покупали произведения Питера за тысячи долларов, но из-за того, что он работал так мучительно медленно и создавал не более одной-двух картин в год, они с Кларой постоянно нуждались. То есть так было до недавних пор. Ведь крылатым воинам и тающим деревьям Клары еще предстояло найти своего покупателя.

— Она приедет, — сказала Клара. Питер смотрел на жену, на ее ласковые голубые глаза и темные волосы, в которых серебрились обильные седые пряди, хотя ей еще не было и пятидесяти. Ее фигура уже начинала расплываться в талии и бедрах, и недавно Клара заговорила о том, что неплохо бы начать заниматься по системе Мадлен Льюис[6], и спросила его мнение по этому поводу. Но Питер достаточно хорошо знал свою жену, и у него хватило ума промолчать в ответ.

— Ты уверена, что мне нельзя поехать с вами? — поинтересовался он скорее из вежливости, чем из искреннего желания втискиваться в убийственную машину Мирны и трястись в ней до города.

— Конечно, уверена. Во-первых, я собираюсь купить тебе рождественский подарок, а во-вторых, в машине просто не хватит места для Мирны, нас с тобой и подарков. Нам бы пришлось оставить тебя в Монреале.

В ворота въехал крохотный автомобильчик, из которого выбралась чернокожая женщина необъятных размеров. Это был, наверное, один из самых любимых моментов Клары в их совместных поездках с Мирной. Она всегда завороженно наблюдала за тем, как Мирна вылезает из своей махонькой машины и залезает в нее. Клара была уверена в том, что на самом деле машина меньше своей владелицы. Даже летом было на что посмотреть, когда Мирна буквально ввинчивалась в дверцу, и ее платье при этом задиралось почти до пояса. Зимой же все выглядело еще забавнее, так как в объемистой розовой парке Мирна казалась вдвое больше. Саму Мирну происходящее забавляло не меньше, чем окружающих.

— Я же родом с островов, малыш. Поэтому я не так устойчива к холоду, — объяснила она однажды свой наряд.

— Ты родом с острова Монреаль, — заметила тогда Клара.

— Ты права, — рассмеялась Мирна. — Но его южной части. Хотя я люблю зиму. Это единственное время года, когда моя кожа приобретает розовый оттенок. Как ты думаешь, я могла бы сойти за белую? А, Клара?

— За белую?

— Ну да.

— А ты бы хотела?

Мирна неожиданно серьезно посмотрела на свою лучшую подругу, потом улыбнулась и сказала:

— Нет. Уже нет. Гм…

Казалось, ее приятно удивил собственный ответ.

И вот теперь эта псевдобелая женщина в насыщенно-розовом, обмотанном яркими шарфами облачении и пурпурной шапочке с оранжевым помпоном, неуклюже переваливаясь, направлялась к их дому по недавно расчищенной от снега дорожке.

Скоро они уже будут в Монреале. До него меньше полутора часов езды, даже в снегопад. Клара предвкушала, как они с Мирной проведут вторую половину дня за покупками рождественских подарков. Но главная цель этой поездки, как и любой другой поездки в Монреаль в канун Рождества, была ее маленьким секретом, которым она ни с кем не хотела делиться.

Кларе, Морроу не терпелось увидеть рождественскую витрину «Огилви».

Каждый год перед Рождеством витрина этого знаменитого универмага в центре Монреаля превращалась для нее в самое волшебное место в мире. Сначала, в середине ноября, огромные стекла закрывали изнутри бумагой, отчего они становились черными и безжизненными, и начиналось томительное ожидание. Возбуждение нарастало с каждым днем. В детстве Клара ожидала этого ежегодного праздничного чуда с большим нетерпением, чем парада Санта-Клауса. Стоило ей услышать о том, что в «Огилви» наконец-то убрали бумагу со стекол, как она мчалась в центр города, прямиком к волшебной витрине.