Тень воина - Александр Прозоров

Девицы в ответ захихикали, глядя друг на друга, и ничего не сказали.

— Пусть Похвист со Стрибогом сделают спокойным ваш путь…

На второй повозке сидели двое крестьян, на первый взгляд показавшиеся Олегу братьями — одинаковые окладистые бороды, карие глаза, светлые волосы, выбивающиеся из-под шапок, широкие плечи, крупные ладони. Даже покосились они на всадника с похожим прищуром. Вот только кожа на лице у одного была заметно глаже и светлее, чем у другого, и ведун сообразил: отец с сыном.

— Да не оставят они и тебя своим вниманием, прохожий, — окинув Середина сверху вниз внимательным глазом, степенно ответил тот, что старше.

Мужик этот был отнюдь не прост: широкий и толстый кожаный ремень со следами снятых блях больше годился для тяжелого меча, чем для затыкания за него топора или привешивания ложки. Из-под бороды проглядывал, уходя к шее, узкий длинный шрам, который способно оставить только скользнувшее по коже остро отточенное лезвие. Помимо обязательного засапожника, у мужика имелся довольно крупный косарь на поясе — а для этих времен, когда каждый кусок железа чуть не дороже золота ценится, это признак явной зажиточности. Опять же, и едет он на второй телеге — не впереди, чтобы не попасть под удар в случае неожиданности, но рядом. Всегда успеет отреагировать — либо на выручку первой телеге кинуться, либо быстро подойти и вопросы спорные решить. Судя по всему, именно он и считался среди путников за главного.

— Да пока милостью своей не отпускали, — кивнул Олег и потрепал гнедую по гриве, думая над следующим вопросом. Спросить, куда дорога ведет? Как бы за лазутчика не приняли. Спросить, как проехать в Новгород? На смех поднимут, что средь проезжих трактов заблудился…

— С Чернигова я еду, — неопределенно сказал он. — Заскочил в одну деревню, дело оговоренное исполнить, а потом собирался к Новгороду податься. Вот только что-то поворота на север угадать не могу.

— Эк тебя занесло! — изумился тот, что помоложе. — Тебе, мил человек, от Курска али Щигры поворачивать надобно было.

— От Курска? — не поверил своим ушам Середин. — Ерунда какая. Неужели я бы его не заметил?

— Постой, — положил руку на колено сына мужик. — Человек, видать, по Мертвой дороге путь держал. На ней ранее несколько селений стояло, — пояснил он для Олега. — Да мор пожрал всех, будь проклят Чернобог со своими приспешниками. Кто уцелел, новые дома севернее срубили, пути протропили новые. А по Мертвой дороге те ездят, кто с Дона на Киев али Чернигов сильно спешат, али кто людям на глаза попадаться не любит. Вот она и не зарастает. Токмо по сторонам от дороги этой более никто не сворачивает, от и сожрал лес отвороты. Он пустоты не любит.

— То-то я никого из путников там не встретил! — понял Середин.

— И хорошо, что не встретил, — кивнул мужик. — Добрые люди там не ездят. Да-а, далеко тебя занесло. Крюк получится преизрядный.

— То не страшно, — небрежно отмахнулся ведун. — Человек многого желает, а судьба всё едино свою ниточку ведет. Может статься, не просто так меня лешие заморочили, а суждено дело какое в краях здешних совершить. Посмотрим. Вот только как же мне отсель потом к Новгороду вывернуть?

— Вернуться можешь до россоха. Чай, заметил верст десять назад? Коли там свернешь, дня за три к Ельцу выйдешь, от него на Рязань тракт идет. Ну, а там путь к Новгороду найдешь. А хочешь, — взглянул на небо мужик, — вперед скачи. До темноты аккурат к Кшене успеешь. Городище там крепкое стоит. Тиму перемахнешь, а следующая река уж твоя будет. По Кшене вверх тропа узкая имеется. С возком не проехать, а верхом пройдешь. Опять же, к Ельцу река выведет.

— Тогда уж по Олыму лучше подниматься, — встрял в разговор сын. — Там путь натоптанней.

— А постоялый двор в Кшене есть? — поинтересовался Олег

— Есть, — кивнул мужик, никак не реагируя на реплику сына. — Не большой, но одинокому путнику место найдется.

— Спасибо на добром слове, — кивнул Середин и тут же пустил скакунов в галоп. — Удачи вам, путники…

После получаса скачки во весь опор из-под упряжи гнедой стала проступать белая пена — и ведун натянул поводья, переходя на шаг. Если местные пообещали, что до темноты он успеет в городище — наверняка это получится и без лишней гонки.

— Не сердись, — погладил он кобылу по шее. — К реке выйдем — дам вам небольшую передышку. Водички проточной попьете, травки пощиплете.

Липовый лес сменился редким дубровником, между могучими деревьями шелестели на ветру ивовые и ореховые кусты, а кое-где к небу устремлялись, словно выкаченные на стартовый стол ракеты, пирамидальные тополя. Среди туч проглянуло неожиданно солнце, ласточки, словно передумав накликивать дождь, поднялись к вершинам деревьев. А впереди, уже вечером, намечалась горячая баня, мягкая постель, теплая сухая комната, хмельной мед и любая снедь, какую он только вздумает себе заказать. Настроение молодого человека улучшилось, и он даже замурлыкал себе под нос любимую песенку, известную всем поклонникам «Ивасей»:

Если климат тяжел и враждебен астрал,Если поезд ушел и все рельсы забрал,Если пусто в душе и не любит никто,Это значит, это значит, означает это, что:

Пора по пиву, пора, пора по пиву, пора,Пора по пиву, пора, пора по пиву, пораПора по пиву, по пиву, по пиву пора,С ним не берет мороз и не страшна жара…

Пологий поворот — и Середин осекся на полуслове, увидев перед собой реку. Тима представляла собой неспешный поток желтовато-мутной воды шириной не меньше пятнадцати метров. Дорога ныряла в нее с одной стороны и выбиралась на противоположном берегу, недвусмысленно указывая брод — вот только его глубину нигде и ничто не определяло. С одинаковой легкостью это могло быть и по колено, и по пояс, и по грудь. И если в первом случае можно спокойно ехать вперед, то в последнем — лошадей нужно развьючивать и переносить груз на руках. Не то все сумки насквозь промокнут.

— Повезло вам, хвостатые, — вздохнул, спешиваясь, ведун. — Отдых получится долгий.

Первым делом он отпустил подпруги гнедой и чалому мерину, сорвал пук травы и тщательно отер от пота и пыли их шкуры. Потом напоил и пустил щипать листочки с окрестного кустарника. Сам срезал длинный, с себя ростом, прут, очистил от листьев и веточек. Прошелся вокруг, набрал хвороста, свалил возле самого съезда к воде на утоптанную до каменной твердости глинистую колею — дабы живую землю понапрасну огнем не портить. А то ведь Триглава на небрежение и обидеться может. Высек на трут искру, старательно ее раздул, подсовывая тонкие полоски бересты. Когда березовая кора разгорелась — подпихнул ее под сложенные поленницей сухие ветки и начал раздеваться.

Готовился ведун к самому худшему: брод мог оказаться и по горло глубиной. В таких безлюдных местах переправы никто организовывать не станет. Нашли люди место, где хоть как-то перебраться можно, вот и пользуются. Поэтому разделся Середин донага, взял в руки прут и вошел в холодную осеннюю воду, двинулся вперед, прощупывая дно перед собой. Поди угадай в мутной воде, где яма али валун какой в глубине таятся?

Поначалу дно довольно резко пошло вниз, но когда вода поднялась сантиметров на двадцать выше колен, выровнялось. Ступни ощутили под собой нечто плотное и шершавое — то ли слежавшийся песок, то ли и вовсе известняк. Исследовать подробнее Олегу не хотелось — ледяная вода впилась в ноги, словно щучья пасть, усеянная сотнями крохотных, но очень острых иголочек. С каждым шагом ступни, голени, колени всё больше теряли чувствительность — ведуну оставалось полагаться только на палку, которой он проверял дорогу перед собой, и на то, что перейти на другой берег он успеет раньше, чем ноги сведет судорога.

Немногим выше по течению плеснулось нечто крупное, по воде пошли волны. Середин встал на цыпочки и затаил дыхание, опасаясь, что обжигающий холод достанет до низа живота — но обошлось, волны оказались слишком низкими. В прибрежной осоке кто-то тихо хихикнул, всплеск послышался на несколько шагов ближе.

— А ну, не балуй! — погрозил кулаком неведомой нежити Олег. — Смотри, серебро в воду суну!

Осока в ответ опять хихикнула, но всплески прекратились, и ведун, тыкая перед собой палкой, за пару минут дошел до берега и торопливо выскочил на траву. Резво запрыгал, высоко вскидывая колени для разогрева ног, а когда к ним вернулась чувствительность — развернулся, быстро и решительно преодолел брод в обратном направлении. Его опасения оказались напрасными — вода вряд ли достанет коням до брюха.

Хворост на колее как раз разгорелся высоким огненным столбом, и Олег встал к нему почти вплотную, впитывая всем телом живительное тепло. Повернулся спиной, потом опять животом, боками, равномерно пропекаясь со всех сторон, и отступил, лишь когда вместо холода начал тяготиться жаром. Натянув шаровары и рубаху, достал медный ковшик с закопченной ручкой, зачерпнул из реки воды и поставил на угли — пить некипяченой эту мутную водицу ему никак не хотелось. К тому времени, когда он оделся полностью и отрезал себе несколько ломтей сала, вода как раз закипела. Олег снял ковшик с огня, прожевал свой немудреный и безвкусный, но питательный обед, запил. Затем снова набрал из реки ковш воды, залил остатки прогоревшего костра. Отсек ломтик твердого, как подошва, вяленого мяса, кинул в рот и принялся сворачиваться. Тряпицу с припасом — в чересседельную сумку, ремень с саблей, коротким ножиком для еды и чехлом для серебряной ложки — себе на пояс. В последнюю очередь ведун затянул скакунам подпруги и поднялся в седло. Всё, хвостатые, отдых закончен.