Божок на бис - Катлин Мёрри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все вроде чисто. Хотя они иногда бывают скрытые.
– Скрытые бородавки? – переспрашивает вроде как с любопытством.
– Ага, – говорю, стараясь не очень-то выделываться. – Это вроде как моя тема. В данное время. Специализируешься на чем-то, а потом расширяешь охват.
– А.
– Если, допустим, я был бы по суставам, чинил бы колени и плечи. Бедра. – “Бедра” выходят слишком напористо, будто я про них думаю. – Или вот был бы ухо-горло-носом.
Они оба глазеют на меня, и ум велит мне уже, блин, заткнуться, а рот все равно:
– Ну, смотришь, что проявится, что возникнет – постепенно. У каждого поколения по-своему, нипочем не угадаешь. Вы, видать, слыхали про моего Батю, Билли Уилана, он знаменитый был по части всякого пищеварительного, по кожным болезням, в целом боль облегчал. Вообще-то всего понемногу. Теперь много чего ожидается от иммунной системы, это новая область. В некотором смысле. Хотя, ну, сенная лихорадка, она всегда была. И всякое такое.
– Бородавки? – она мне.
– Ага.
– Любые бородавки? – говорит.
– Ага.
– Генитальные?
– Что за херня?
Она меня пришивает взглядом.
– Что за выражения. – Кивает на мальца, тот сковыривает корочку с локтя.
– Это не по моей части, в общем-то, – говорю.
– Ну, – говорит, – ни по чьей это части, если прикинуть. Так что там с лишаем?
Я отвожу ее в гостиную – кухня у нас бывает в каком угодно состоянии.
Она показывает место у пацана под коленкой. Выставляю руку, держу на весу, закрываю глаза. Обычно думаю о футбольных счетах или вычисляю вероятность какого-нибудь события, но сегодня вспоминается мне тот случай, когда я спросил Батю, нет ли у него в голове, когда он лечит, каких-нибудь особых слов. Он рассмеялся, но какова настоящая молитва, не сказал, просто запел – что-то про тронуть листок или про небо, про младенческий плач.
– Ну-ка допой, Фрэнк, – сказал он.
Я эту песню от него слышал миллион раз, а потому запрокинул голову и выдал мощно:
– “Верю я”[11].
– То-то и оно, сынок.
В другой раз, после того как он при мне человек пять или шесть принял, со всяким-разным – язва на ноге, сыпь, тик, – я спросил:
– Что ты приговариваешь, Бать? Каждый раз разное?
Он глянул на меня так, будто я репей у него на штанах.
– Я приговариваю “прочь с дороги, я иду”.
– Ты это кому говоришь? Ноге? Богу?
– Я не то чтобы с ним постоянно разговариваю. Но если б разговаривал, я б сказал: “Помечтай же со мной, я на пути к звезде…”[12]
И тут он разразился в полный голос. Из всех певцов Перри Комо он предпочитал из-за похожей их истории: оба седьмые сыновья, наделенные даром. Может показаться, что я в таком случае должен быть его любимым сыном, я ж тоже седьмой и все такое. Но нет, любимцем был Берни, мой брат-близнец. Они вечно хороводились вместе, плясали по дому да пели.
Я открываю глаза, оба они таращатся на меня, и женщина, и малец ее. Я, кажись, счет времени потерял.
– Силен он, – говорю. – Погодите-ка.
Приношу с кухни тряпицу – Матерь старый халат порезала на квадратики. Прежде чем вернуться, выжимаю на ткань чуток лимонного сока. Лимонный сок у Матери в большом фаворе. Ко всему она его применяет – к волосам, к чистке рукомойников, к локтям, ко всему на свете. Никаких внятных причин считать, что оно и с лишаем поможет, но не повредит уж точно.
– Попросите его треники спустить?
Вид у мальчишки делается негодующий.
– Расслабься, – говорю пацану. – Я не педо. В личной жизни у меня строго одни женщины, от восемнадцати до двадцати шести.
К моему верхнему пределу я вообще-то никогда близко не подбирался, но, сдается мне, женщине у нас тут должно быть где-то лет двадцать пять, если судить по этому пацану.
– Это к коэффициенту интеллекта или к возрасту требование? – она мне, а сама такой взгляд мне устраивает, что от него бородавки отмерзнут быстрее, чем от жидкого азота.
Тру тряпицей лишайное место.
– Что это? – спрашивает пацан.
– Реликвия вроде как. Семейная, с давних пор.
– Пахнет освежителем воздуха, – она мне, а сама нос морщит.
– Пахнет лимонными леденцами, – добавляет пацан, преувеличенно принюхиваясь.
– Ага, мы ее держим в особом ящике лимонного дерева. Жуть какое лютое. Три дня подряд нужно приходить. Буду дома около шести и завтра, и в среду.
Она поджимает губы, словно прикидывает другие варианты. Чего тут думать? Скорее всего, прежде чем явиться к нам, она любые прочие способы уже опробовала – у большинства так.
– Ладно, – говорит.
От мысли по новой огрести ее ехидства у меня внутри чудна́я дрожь. Хер с ним, если лишай не сведем, – этот мост я перейду, когда до него добе-русь.
– До завтра, стало быть, – говорит.
Мы выходим из гостиной, я слышу, как скрипит задняя дверь. Это Матерь, пришла переулками небось. Я поспешно выпроваживаю мамашу с ребенком из парадной.
Пока она шагает по дорожке, я ее окликаю:
– Не уловил вашего имени.
Не поворачиваясь, она мне:
– Джун.
Выходит за калитку, наперстянки и турецкие гвоздики – “милые уильямы”[13] – клонятся над дорожкой, едва не касаясь ее бедер. Джун. Июнь. А сейчас май. Июнь в мае. Как реклама.
Матерь просовывает голову в прихожую.
– Думала, ты на работе.
– На этой неделе я рано, – говорю. – Скверный случай лишая.
Матерь одаряет меня взглядом, который сообщает мне, что́ она думает о месте лишая на шкале страданья человеческого.
– На лесопилке затишье, – говорю. – Похоже, скоро опять на полставки перейду.
Замечаю, что Джун оставила на тумбочке пятерку. Матерь, когда гадает или с духами беседует, всегда выкатывает целую тронную речь о том, что никак не может она брать деньги, но если человек хочет оставить пожертвование, она не против. Разводить все эти тары-бары мне лень, обычно я прямиком говорю, исходя из того, сколько – на глаз – человек готов дать. Но на Джун, если б у нее не оказалось никаких наличных при себе, я б давить не стал. Или, хуже того, если б я ничего не добился. Сую купюру в карман. Матерь оборачивается быстрей некуда, взглядом обшаривает тумбочку. Поздно, Матерь. Достаю из кармана мелочь, подхожу к банке с пожертвованиями. Бросаю в нее два евро. Матерь глаз с меня не сводит. Копаюсь в карманах, извлекаю еще одну монету в два евро, бросаю и ее. В итоге мне за труды достается один евро и еще две встречи с Джун. И с пацаном, и с его лишаем. Лучше б бородавки –
