Футбольное поле - Аделия Амраева

Против меня сфолили, он мне жёлтую карточку, я стал бороться в следующем матче – он мне ещё одну. Misses next match…

Но я, кажется, пропущу не только следующий матч…

Плавать-то я умею, но как собачка. А тут меня пытаются научить плавать брассом. Пусть учат – как отвернутся, я до бортика всё равно «собачкой» доплыву. Вода успокаивает. В воде размышлять хорошо.

Говорят, безвыходных ситуаций не бывает. Получается, я всё же смогу играть в футбол? Надо найти выход. Надо оправиться от фола, отсидеть всего один матч на скамейке запасных – и в бой! Снова на поле…

– Дима, плыви сюда, я посмотрю! – Тренер, Болат Серикович, скрестив руки на груди, наблюдает, как я бултыхаюсь в воде. Как я захлёбываюсь. – Разве я тебя так учил? Руки прямо перед головой, голову вниз!

Ещё говорят, надежда умирает последней. Последняя, первая – какая разница! Ведь она всё равно умирает. Моя надежда вновь выйти на поле бьётся в предсмертных судорогах, пока я осваиваю брасс.

Идти домой не хочется. Болат Серикович заметил, что я даже не стараюсь «плавать правильно». С чего он решил, что «по-собачьи» – это неправильно? Собакам же так не говорят, они плавают себе и плавают. Не нравится он мне! И плавать «правильно» мне тоже не нравится!

– Дмитрий! – Если мама называет меня полным именем, значит, будет ругать. – Мне звонила Ксения Алексеевна. Пригласила к вам на следующий урок. Не расскажешь почему?

– He-а, мам, не знаю, – я заталкиваю в рот как можно больше еды, чтобы мама поверила, что я не могу ответить на её вопрос.

– Хорошо. Выясним на занятии… Ты ничего не натворил?

Отрицательно мотаю головой. Такая наивная. Она думает, я сам признаюсь, что на уроке танцев довёл Лариску до слёз, потому что ударил её по ноге, забирая мяч в подкате… Нет уж. Если назначена казнь, то лучше оттягивать её как можно дольше. Следующее занятие вполне подойдёт.

Мама в этот вечер разговорчивая. Всё спрашивает и спрашивает: что делал, кто что сказал, понравилось на плавании или нет. Я ковырял в тарелке, ковырял…

– Мам, а если я не хочу ходить на плавание? – решаюсь спросить.

Мама молчит. Наливает чай.

– Мам, я – не – хочу – ходить – на – плавание! – чеканю каждое слово.

– Почему? – Мама даже не смотрит на меня! Сахар в чае ей намного интереснее собственного сына! И с каких это пор она пьёт чай с сахаром? А как же фигура?

– Не хочу, и всё!

– Потрудись объяснить причину.

– Мам, мы с ребятами… Ну… – Как бы ей это сказать, чтоб она разрешила?!

– Что «ну»? – мама пристально смотрит на меня. Так. Нужно собраться с духом… Я ведь не должен был слышать вчерашнего разговора, значит, вполне можно сказать про футбол.

– Мы с ребятами в футбол играем…

Мама делает глоток, встаёт, идёт к раковине, выливает чай и начинает мыть посуду.

– Ну, знаешь, во время чемпионата мира это модно. Ну в футбол играть… – голос становится предательски тихим. Я замолкаю. Покопаюсь лучше в тарелке. Кто там сегодня играет? Франция и Южная Африка? Ну-ну, французы, думаю, продуют и этот матч тоже. Во всяком случае, я не удивлюсь. Вот эта маленькая фасолька – французы, а вот эта большая – ЮАР…

– Какой чемпионат? – вдруг спрашивает мама.

– А?

– Какой чемпионат? Ты что, футбол смотришь? – мама начинает кричать. Она редко кричит, но когда кричит… Пиши пропало. – Ах ты, паршивец, футбол, значит, смотришь? Мало того, что играешь, ещё и… – надо мной нависла поварёшка. Я сжимаюсь и зажмуриваюсь. Сердце лезет в горло.

– Если ты не голоден, марш в свою комнату! – Мама хватает тарелку, выбрасывает еду в помойное ведро… Что там дальше, я не буду досматривать. В комнату – значит, в комнату. Такой я маму ещё не видел.

Я даже дверь закрыть не успел, слышу шаги… Мама грубо распахивает дверь и входит за мной. Она никогда меня не лупила, неужели это «никогда» сегодня закончится?

– Слушай меня внимательно, Дмитрий, – родной голос звучит по-новому, как посторонний, чужой. – Ты будешь заниматься плаванием и танцами. Будешь посещать дополнительные занятия. С июля, когда закончатся дополнительные занятия, ты пойдёшь в секцию каратэ. Я об этом на днях договорюсь. Запомни: ни о каком футболе не может быть и речи! Забудь это слово, ясно?

Я молчу. Глаза, предатели, говорят за меня. Не могу пошевелиться. Даже чтобы смахнуть слёзы…

– Я спрашиваю – ясно? Нечего плакать, давить на жалость. Будет так, как я сказала. И о чемпионате тоже забудь, чтобы даже в газетах не читал! Ты меня понял? А?

Молчу… Слёзы ручьём…

– Я не слышу ответа!

Надо рискнуть, надо… Надо сказать… Решаюсь:

– Почему?

Мама повышает тон, видимо, чтоб понятней было:

– Потому что я так сказала, я так хочу!

Она разворачивается и направляется на кухню. Вот он, момент!

– А я так не хочу! Я не буду ходить на танцы и на плавание! Я буду играть в футбол!

– Что ты сказал? – Занятый своим криком, я и не заметил, как мама вернулась. – Повтори!

– Я…

– Что ты сейчас сказал? – Мама в бешенстве. Но я тоже!

– Я буду играть в футбол! Я буду футболистом, как папа!

Всё когда-то бывает в первый раз… Я ошибся, когда сказал, что не знаю, кто мне «горчичников» надавал. Арбитр – это мама. Арбитры всегда решают так, как хочется им, как им кажется правильным… Теперь я не буду играть в футбол… Меня дисквалифицировали на неопределённый срок. Ещё и дополнительную травму нанесли. Правда, не такую серьёзную, как первая, – подумаешь, денёк сидеть не смогу. А вот там, где-то внутри, всё скребёт и скребёт. Рецидив, это точно… А рецидивы лечить сложнее. В голове как будто дятел завёлся. Он стучит маминым голосом: «Твой отец – негодяй! Он тебя не хотел, понимаешь? Это я настояла! А зачем? Чтобы ты стал таким же, как он? Так ты мне за всё платишь, да?» И ещё что-то там про то, как маме тяжело все эти годы растить меня одной, про работу, одну, другую, про пелёнки, стирку, уборку, посуду, еду…

Не буду играть в футбол… Мой папа меня никогда не любил. Не хочу быть как он… Мама забрала шнур от компьютера. По телефону договорилась с тренером по каратэ. Говорила громко, чтоб я слышал.

Интересно, как там сыграла Франция? Вдруг они всё-таки одержали верх? Сегодня ещё и Колькина Аргентина играет. Вот радуется небось, лопоухий… А мне теперь всё равно, вот увидите! С футболом покончено!

Зидан и Матерацци[2]

– Ты что опухший такой? Ревел, что французы продули? – Гоголь, как всегда, выполняет приказы Бахи. Прямо приплясывает, будто тот в дудку дудит.

У Гоголя вовсе не фамилия такая. Эту кличку ему дали в классе. А фамилия его – Гоголадзе. Только вот не понимает он добра. И пресмыкается перед теми, кто его бараном называет. Из-за курчавых волос.

– Э, Баран, что там? Димон плачет? – Баха со своими прихвостнями подходит к парте. Рядом с ним Колька. Предатель!

– Конечно, как ему не плакать! Французы продули, а он этого, сто пудов, даже посмотреть не смог. – Сейчас Кольке врезать что ли? – Он же маменькин сынок. Мама сказала «спать», и он спать бежит! Боится её. Раньше у меня спрашивал про все матчи.

Я люблю смеяться. Но не люблю, когда смеются надо мной. И гогот тех, с кем я ещё вчера общался, обезумевшим колоколом отдаётся в ушах.

– Надо же! А я с папкой смотрю футбол. Ни одного матча не пропускаю, – Баха улыбается. Широко. Еще шире. Сейчас выпадет череп. Колька подхватывает:

– Я тоже! У меня папка вообще великий комментатор! Он всё про футбол знает!

Нашёл чем гордиться.

– А мой папа – футболист!

Я даже не заметил, как это прокричал. Весь класс: и столпившиеся рядом со мной пацаны, и болтавшие у парты Айки девчонки – замирает. А потом все дружно смеются. Почти все. Кроме Айки.

– Твой папа – футболист? – Баха держится за живот. – Это где? В мечтах, что ли?

Колька ржёт как лошадь.

– Ты же безотцовщина, – Баха делает жалобное лицо и изображает плач. Снова смех. В ушах гудит, в голове всё тот же бешеный звонарь.

– Мой папа – футболист! Я не безотцовщина! У меня есть папа! У меня тоже есть папа! И он футболист! – кричу, размахиваю руками, бросаюсь на Баху. Меня оттаскивают. Баха начинает меня бить. Я замечаю Кольку и пытаюсь пнуть его ногой. Не достаю. Баха зол. Но я не боюсь. Пусть он выше меня на голову, я не боюсь. Я не безотцовщина!

– А ну-ка разошлись! – мои собственные крики показались мне мышиным писком против крика Раушан Бисеновны, – Это что ещё такое? Быстро по местам!

Все разбегаются по своим партам. Я отряхиваюсь.

– В чём дело? – если Раушан Бисеновна начинает кричать, то с каждой фразой кричит всё громче и громче. Баха сжался. Стал такой маленький, как побитый щенок.

– Раушан Бисеновна, мы разговаривали про футбол, – Канат – громоотвод, он всегда прикрывает Баху.

– И?

– Ну а Димка бросился на Баху.

– А Бахыт язык проглотил от счастья?[3] – Раушан Бисеновна вышагивает по третьему ряду. Там, где сидят они: Баха, Кана, Гоголь, Гусь, а теперь ещё и Колька.