Швабра, Ленин, АКМ. Правдивые истории из жизни военного училища - Александр Сладков

Даже сквозь загар видно, как багровеют его жилистая шея и коротко стриженная голова! Боже, да у него, видать, эпилепсия! Он выкатывает глаза и, дергая черепом, будто жестоко кашляет, ставит рекорд по громкости крика:

– Да не да, а так точно!!!!!!

– Так точно!!!!!!!!

О чудо! Наш командир моментально приходит в себя! Он выздоравливает! И даже улыбается! Потом подмигивает нам и произносит слова так, как делятся сокровенным:

– Ну тогда разойдись.

Куда тут расходиться? Гражданский сектор… Ага, сюда селят тех, которые поступают со школы. Таких несколько тысяч. Бродят по лагерю или сидят, смотрят на гражданку сквозь забор, как военнопленные.

Теперь мой дом – десятиместная солдатская палатка. Внутри железные кровати, матрасы, белья нет. Духота. Мухи. Пыль. Вот так закаляется элита. Комиссары. Как там мой папа поет, когда водочки выпьет… «Замполлиты! Поллитруки! А по-прежнему коммиссаррры!» Передовой отряд Коммунистической партии в Вооруженных силах Советского Союза.

Мой папа, лейтенант Сладков, и я, будущий курсант КВАПУ (тот, что на руках)

Другая часть лагеря в стороне. Для кандидатов, приехавших из войск. Там все в мундирах. Моряки, десантники, танкисты… Они живут в «обезьяннике», то есть в огромной палатке на сто человек. У них лагерь ухоженный, обжитой. Ветерок заносит с их стороны запах ваксы и табака. Солдатский дух. Так пахло в папиной казарме, когда он был командиром роты. Военный сектор от гражданского не огражден. Вот только школьники бывшие, я гляжу, в него не заходят. А солдаты на нашу сторону – сколько хошь!

Темнеет, подходит к концу мой первый курганский день. Ладно, поглядим, посмотрим, что это за КВАПУ. Надо же, вот придумали родители… Я и мои монинские товарищи сгружаем вещи в указанную нам палатку. Закидываем тела на пыльные матрасы. Все. Идти некуда. Лагерь он и есть лагерь…

– Подъем! Строиться!

Черт, где я? Кто там орет? Вот уррррроды… Путаясь в брезентовом пологе, заменяющем дверь, с трудом покидаю палатку. На усыпанной кирпичной крошкой дорожке уже стоят в строю человек пятьдесят. Пионерский отряд, блин, линейка! Сейчас будем флаг лагеря поднимать!

– Взвод, становись! Быстрее давай!

Нас подгоняет гражданский. Руки его вытянуты по швам, он стоит смирно, слегка подавшись вперед. Его желваки играют, глаза горят. Это что, наш новый главный?

Быстро становимся в одну шеренгу, как в школе на физкультуре. Вчерашний загорелый курсант куда-то пропал. Наш новый генералиссимус, вернее, сержант, в выгоревшей до белизны форме отмеряет шаги перед строем. Средний рост. Волосы рыжие. Под правым глазом синяк. Белка вокруг зрачка нет, вместо него сукровица.

– Я ваш командир взвода. Сержант Куренной. Если какие вопросы – ко мне! Да, это мой заместитель. Как там тебя? Да, абитуриент Столбов.

Надо же, Столбов… Их, наверное, по фамилиям подбирают.

– Напра-во!!

Мы мешковато поворачиваемся в разные стороны.

– Отставить! Сено-солома! Напра́-во́!!! Бегом!!!

Передние стартуют, задние утыкаются головами им в спину. Начинается свалка. Сержант моментально звереет:

– Стой!!! Куда ло́митесь! «Бегом» – это предварительная команда! Вперед наклонились! Руки в локтях согнули! Движение начинаем по команде «марш»!

Стартуем с пробуксовкой. Прям «Том и Джерри»! Топчем строем. Минута, вторая…

– Раз! Раз! Раз-два-три!!!

Ноги, мои сильные ноги сдают. Силы покидают меня. Вот блин… В передних рядах просто кони рвут жилы. Задние пыхтят, чтоб не отстать. И они недовольны, эти задние. Весьма недовольны.

– Слышьте, рубанки!!! Куда летите??!!! Давай помедленнее!!!

– Не умирай, кизяк!

– Я тебе дам «не умирай», как в лагерь вернемся!!!

Сержант не бежит, а порхает. Как невесомый ангел.

– Разговоры! Эй, там, впереди!!! Первая шеренга! А ну шире шаг!!!

– Ну, блядь!!!

– Рты закрыли! Дыши́те вон лучше!

Добегаем до спортгородка.

– Шагом марш! Стой!

Что за чудеса, я ведь бегал дома.

По десять километров каждый вечер. По воскресеньям двадцать – двадцать пять. С одноклассниками специально тренировались. Но здесь… Одно дело в лесу, по теньку, перед ужином, и другое вот так, рано утром, в строю. Ты хочешь рвануть, прибавить! А передние, как назло, топчутся еле-еле. По команде сержанта: «Ре-же шаг!!!» А когда силы кончаются, он, наоборот, пришпоривает: «Шире шаг!!!» Вот сейчас вроде бы самый момент отдышаться, восстановить число сокращений моей абитуриентской сердечной мышцы, а он, сержантик наш, не унимается:

– Встали! Гимнастическую стойку принять!!!

Это как? Тут что ни слово – загадка, а вовремя не разгадаешь – на тебя сразу кричат. Ага, вот сержант показывает… Ноги на ширине плеч, руки за спину. Гимнастическая стойка… Блин, ну прямо немецкая зондеркоманда! Пардон, училище все-таки политическое!

– Упражнение «солдатский сапожок»! На два счета! К упражнению приступить! Закончили!

– «Солдатская пружина»! Самостоятельно! Начали!

– «Мельница»!

– Закончили упражнение! Берем мыльно-рыльные! Вперед, умываться! Построение на завтрак через пятнадцать минут! Разойтись!

Мыльно-рыльные – это полотенце, зубная щетка, тюбик с пастой, бритва и помазок. Как это все уволочь? Умывальник от палатки в сотне метров, не меньше. Наблюдаю за нашим сержантом. Он делает, как мой папа. У того вечно щетка кончиком ручки в зубах. Как капитанская трубка. Паста на щетину уже выдавлена. Полотенце на шее. Урок ясен: ничего лишнего с собою не брать. Многие из гражданских этой хитрости не смекают. Тянут к умывальнику весь свой «джентльменский набор» и одеколон в придачу! Аж рук не хватает. Ну, тюлени…

Итак, после зарядки сближаюсь с объектами нашей лагерной, страшно сказать, гигиены. Умывальник – это плохо покрашенная синей краской труба. В нее ввернуты краны, то есть «соски́» по-военному. Вместо раковины длинное жестяное корыто. По дну плывут слюни, сопли, кровь пополам с зубной пастой. Полотенце лучше подоткнуть за пояс, как фартук. Чтоб штаны не заляпать. Чищу зубы, поласкаю под мышками. Иногда вздрагиваю, когда сосед, ну тоже какой-нибудь абитуриент, тигриным рыком вдруг прочищает горло, сплевывая «отработку» во всеприемлющее корыто.

И, наконец, туалет. Ну, в смысле сортир. Вот это тема! Длинный-предлинный барак из досок, покрашенных масляной синей краской поверх коры. Глаза на подходе к этому «калоссальному» сооружению сами собой закрываются – больно. Инстинкт самосохранения. Запах может выжечь зрачки. Внутри сооружения процесс идет полным ходом, человек сорок кряхтят над прорубями в грязном деревянном полу. Никаких перегородок. Все напоказ. Одна сторона однообразная, белые задницы выстроились в длинный ряд. Другая в лицах. Кто курит, с шумом выпуская дымные струи, кто трет газету в руках, чтоб мягче была, для применения. Полный коллективизм, и это отторгает. Да ведь туалет – это та́инство. Дома – это нагретый задницей деревянный стульчак, это книжка на коленях и встревоженный крик отца: