Планета Женщин - София Пинская

Правда, в случае мамы Веры вторая часть известной поговорки – та, что насчёт старости – не соответствовала действительности. Очень даже могла! Было бы желание. Мама Вера всегда была для подруг эталоном красоты и молодости, самим фактом своего существования бросая вызов времени и опровергая его безжалостные законы. Годы шли, а она оставалась по-прежнему моложавой и энергичной. По утрам занималась зарядкой, без макияжа из дому не выходила (даже если просто вынести мусорное ведро), каждое утро вставала на весы и потом, если стрелка перемещалась вправо дальше ожидаемого, питалась томатным соком. Летом же пропадала на даче. Подруги, глядя на неё, юную душой и телом, говорили себе: что ж, у нас впереди ещё, как минимум, тридцать хороших лет!

Вот и на сей раз, мама Вера пообедала с подругами, отведав всего, но понемногу, выпила бокал шампанского, выслушала тосты – и пошла собираться на дачу. Май в этом году выдался на редкость тёплым, и маме Вере не терпелось поскорее заняться любимым делом, огородничеством. Любаша, правда, подозревала, что помимо огородничества был там ещё один дополнительный интерес: сосед по даче полковник в отставке Пал Петрович. Ну и на здоровье, считала Любаша. Нехорошо одной, без спутника, особенно в таком почтенном возрасте.

Любаша была очень близка с мамой. Ей даже и в голову не приходило попытаться убедить маму Веру разменять квартиру на две отдельные, что при желании не явилось бы проблемой. Зачем, если лучшей частью дня являлся вечер, когда Любаша возвращалась с работы домой, и там её ожидала мама? Они обедали, и Любаша рассказывала о том, как прошёл день. Мама Вера слушала и подливала борща или пыталась подсунуть ещё одну котлету. Второе, правда, безуспешно: Любаша следила за фигурой и лишнего себе не позволяла. В конце концов, ей было с кого брать пример!

Потом они перемещались в зал и смотрели телевизор. Мама Вера обычно что-нибудь вязала. Любаша тоже иногда бралась за спицы. Несколько вечеров – и свитер готов. В магазине такой и не купишь! Иногда мама Вера начинала дремать в своём кресле. Тогда Любаша разбирала постель, будила маму и отводила в спальню. Та сопротивлялась, возражая, что совсем не хочет спать. Да и фильм ещё не закончился! Но побеждала обычно Любаша, пообещав маме рассказать завтра, чем там всё закончится.

Они и внешне были похожи, просто на диво. Правда, мама Вера чуть-чуть располнела с возрастом; и белокурые от природы волосы ей давно уже приходилось красить; и морщинки – куда же от них денешься? – щедро разбегались вокруг смешливых глаз и улыбчивого рта.

Любаша была не единственным ребёнком, был у неё и старший брат. Мама раньше иногда, бывало, перебиралась к нему на неделю-другую, когда тот с женой уезжали и кому-то нужно было присматривать за детьми. Но дети давно уже выросли, и к Саше – так звали старшего сына – мама Вера ездила только на дни рождения. И то, если приглашали. Не то, что она там была нежеланна, нет. Но как это там говорится? Сыновей мы рожаем для их жён, а дочерей – для себя? Что-то типа этого. Вот так и получилось, что у сына была своя жизнь и своя семья. А у мамы была Любаша, и были они друг другу и мамами, и дочками, и самыми лучшими друзьями тоже.

В дверь позвонили. Это заехали за мамой Верой соседи по даче, с которыми она дружила на протяжении многих лет. Мама Вера попрощалась с Наткой и Лариской, обняв и расцеловав обеих.

– Я вас завтра, наверно, не застану. Смотри, Ларочка, осторожно, когда будешь ехать домой. Наташенька, звони нам почаще. Знаю, знаю, много работы. А ты всё равно звони. Фу, чуть не забыла, – она пошла на кухню и вернулась с двумя пакетами. – Вот, конфеты для вас приготовила, «Птичье Молоко» и «Грильяж», – конфеты производства местной кондитерской фабрики славились по всей стране и действительно были очень вкусными. – И не отнекивайтесь! У вас таких не делают. Ну всё, поехала я тогда. Хорошо вам провести время вечером. Смотрите у меня, чтоб без глупостей, – она шутливо погрозила пальцем и ушла. Любаша помогла вынести и погрузить в багажник машины сумки, и мама уехала.

Наказ мамы Веры по поводу вечера был традиционным напутствием, которое звучало сегодня так же, как и десять, и двадцать лет назад. Дело в том, что посещение любимого с юности ресторана во время приезда в родной город являлось обязательной частью развлекательной программы подруг. Вот и на сей раз Любаша забронировала столик на вечер.

Поход туда каждый раз начинался с долгих приготовлений, которые сами по себе были безумно приятны и являлись значительной частью вечерней программы. Начинались они не слишком продолжительным душем – продолжительный, конечно, был бы лучше, а ещё прекрасней было бы принять расслабляющую ванну. Но времени на это никогда не хватало.

Натка посмотрела на часы и сказала:

– Ничего себе, три часа уже! Лариска, пойдёшь в душ первой?

Лариска, не дожидаясь особого приглашения, подхватила приготовленное для неё банное полотенце и направилась в ванную комнату. Из-за закрытой двери донеслись восторженные вопли: «Кла-а-асс! Здорово!» Потом зашумела вода, и редкие возгласы стали неразборчивыми. Натка помогла Любаше убрать со стола и пошла разбирать свои вещи.

Пока подруги смывали дорожную пыль в свежеотремонтированной ванной – видимо, хорошо сделанный ремонт и был причиной Ларискиных возгласов – Любаша мыла на кухне посуду. От предложенной Наткой помощи она наотрез отказалась. «Отдыхай! Когда последний раз за тобой кто-то убирал? Ну и всё. Расслабься.»

Любаша проснулась этим утром в мерзчайшем настроении. Всю ночь ей снилась какая-то гадость. А под конец, после ряда злоключений, одно другого отвратительней, словно завершающей и неотвратимой точкой над «i» появился Митюнчик, погрозил ей кулаком, и тогда-то она и проснулась, вся мокрая от пота с бешено колотящимся сердцем. «Надо же, чушь такая приснится,» – подумала Любаша раздражённо и пошла в душ.

Контрастный душ слегка взбодрил, но на душе по-прежнему скребли кошки. «Нормальные люди на чужих ошибках учатся. А тут уже и своих достаточно было. Казалось бы, пора поумнеть. Так нет же! Мама мне давно говорила, только я не слушала. Ещё бы! Сама уже мама! Может, бабушкой скоро стану. Нечего меня учить! Ах, дурёха, дурёха. Как это мама сказала? Сколько можно на одни и те же грабли наступать? Действительно, сколько? Да что сейчас об этом говорить», – думала она с досадой, вспоминая разрыв с Митюнчиком, на которого, можно сказать, было убито пять лет её жизни. Нужно признать, отношения трещали по швам на протяжении всего последнего года, но каждый раз после ссоры Митюнчик приходил с цветами, слезами и морем раскаяния – и Любаша прощала. Любому терпению, однако, приходит конец, и когда чаша Любашиного была переполнена дальше некуда, она распрощалась с Митюнчиком. На сей раз навсегда. Только сердцу было как-то уж очень горько и одиноко. И обидно тоже.

Но вот приехали девчонки – и сразу полегчало. Какое счастье, что они у неё есть! Даже слов никаких не нужно. Вот просто присутствуют где-то рядом – и жизнь сразу становится приятней. Любаша даже начала тихонько напевать, вытирая и убирая в подвесной шкафчик стаканы.

Лариска, наконец, закончила свой бесконечный душ – она, негодяйка, всегда сидела там дольше, чем время позволяло, но подруги к этому как-то уж привыкли, воспринимая как неизбежное зло – и пришла к Любаше на кухню, завёрнутая в роскошное толстое бирюзовое махровое полотенце. Эти полотенца, разных цветов, привезла Надюша, дочь Любаши.

Ещё учась в мединституте, Надюша познакомилась с молодым человеком, который приехал с американской делегацией по линии помощи Чернобылю. Они продолжали переписываться и перезваниваться последующие несколько лет, а по окончании института Надюша поехала к нему в гости, и он сделал ей предложение, которая та и приняла недолго думая. Отгуляли свадьбу: одну в Штатах, другую дома – и Надюша улетела за океан.

Сейчас она проходила резидентуру в одном из госпиталей города Детройта. Стив, её муж, уже давно закончил своё обучение и работал в том же госпитале нейрохирургом. Жили они в одном из северных пригородов, который считался «районом для богатых», в большом красивом доме, купленном молодой семьёй вскоре после свадьбы. Зарплата мужа позволяла. Нейрохирург всё-таки!

Лариска села на своё любимое место между столом и кухонными шкафчиками, прислонилась к стенке и вздохнула с удовольствием:

– Ах, хорошо! Если бы не Натка, ещё бы час не выходила из душа. Просто гидротерапия какая-то! У тебя напор воды что надо. Не то, что у нас, – и она состроила грустные глаза в сторону Любаши.

Глаза её были цвета полотенца. Как давно уже было подмечено знакомыми и друзьями, глаза Лариски обладали удивительной особенностью: они меняли цвет в зависимости от освещения, времени дня, цвета одежды и интерьера, начиная с просто серого и заканчивая темно-зелёным, почти малахитовым. А сейчас полыхали в сторону Любаши бирюзой.