Сентябрьские ночи - Карлос Сафон

— Ты живешь в женском царстве, сынок. Привыкай.

Дориан снова кивнул, испытывая смешанное чувство робости и восторга. Когда настенные часы пробили восемь вечера, семейство было готово к торжественному выходу в свет. Все трое щеголяли в лучшие одеждах и умирали от страха.

С моря дул слабый ветерок, играя ветвями деревьев в чаще леса, окружавшей Кравенмор. Бестелесный шелест листьев сопровождался эхом шагов Симоны с детьми. Они шли по тропинке, которая пересекала лес и казалась настоящим туннелем, прорубленным в темных глухих дебрях. Бледный лик луны тщетно пытался заглянуть сквозь плотный полог тени, окутывавший лес. Щебет невидимых птиц, обитавших в кронах столетних гигантов, сливался в тревожную литанию.

— Это место наводит на меня страх, — призналась Ирен.

— Глупости, — поспешно прервала ее мать. — Обыкновенный лес. Идемте.

Дориан, шагавший в арьергарде, молча вглядывался в лесные сумерки. Темнота создавала странные силуэты и будоражила воображение — мальчик различал десятки демонических тварей, притаившихся в засаде.

— При свете дня ты увидишь только бурелом и деревья, — заметила Симона Совель, развеяв мимолетные чары, во власти которых Дориан начал находить удовольствие.

После недолгой ночной прогулки, показавшейся Ирен бесконечной, перед ними вырос массивный угловатый силуэт поселка. Кравенмор напоминал окутанный туманной дымкой замок из какой-нибудь легенды. В широких окнах резиденции Лазаруса Жана горели золотистые огни. На фоне неба вырисовывалась шеренга горгулий. Поодаль виднелась игрушечная фабрика, занимавшая большую пристройку к дому.

Оставив за спиной лесной чертог, Симона и дети остановились, пораженные ошеломляющими размерами имения кукольника. В этот момент из кустов вылетела птица, похожая на ворона. Энергично работая крыльями, она описала замысловатую траекторию над садом Кравенмора. Птица покружила над одним из каменных фонтанов и решила сесть у ног Дориана. Сложив крылья, ворон завалился набок. Сначала тельце его равномерно подрагивало, покачиваясь, а потом замерло. Мальчик опустился на колени и медленно потянулся к птице.

— Осторожно, — предупредила брата Ирен.

Дориан, пропустив мимо ушей ее совет, погладил крыло ворона. Птица не подавала признаков жизни. Мальчик взял ее в ладони и расправил перышки. Вдруг нахмурившись, Дориан повернулся к Ирен и Симоне. На его лице отразилась растерянность.

— Она деревянная, — пробормотал он. — Это машинка.

Все трое молча переглянулись. Симона вздохнула и попросила:

— Давайте произведем хорошее впечатление. Договорились?

Дети согласно кивнули. Дориан положил деревянного ворона обратно на землю. Симона Совель слабо улыбнулась. Дождавшись жеста ободрения с ее стороны, семейство гуськом стало подниматься по изогнутой беломраморной лестнице, упиравшейся в бронзовый портал, за которым скрывался тайный мир Лазаруса Жана.

Двери Кравенмора отворились перед гостями раньше, чем они успели воспользоваться оригинальным молоточком из кованой бронзы в форме головы херувима. Из дома потоком хлынуло яркое золотистое сияние. В дверном проеме, заполненном светом, появился темный силуэт. Неподвижная фигура ожила, внезапно наклонив голову, при этом послышался негромкий механический треск. Лицо попало в полосу света. На гостей смотрели бессмысленные глаза — простые стеклянные шарики, вставленные в глазницы маски, лишенной всякого выражения. От застывшей улыбки греческого персонажа пробирала дрожь.

Дориан проглотил комок в горле. Ирен с матерью, особы более впечатлительные, попятились. Фигура простерла к ним руку и снова замерла.

— Надеюсь, Кристиан вас не напугал? Это старое и примитивное создание.

Семейство дружно повернулось на голос, раздавшийся от подножия лестницы. Перед ними стоял человек приятной наружности, с достоинством встретивший пору зрелости. В его улыбке таилась немалая доля лукавства. Голубые глаза искрились под шапкой густых волос, посеребренных сединой и тщательно причесанных. Незнакомец был безукоризненно одет. В руках он держал трость расписанного черного дерева. Приблизившись к гостям, он учтиво поклонился.

— Меня зовут Лазарус Жан, и я, наверное, должен принести вам извинения, — сказал он.

Голос звучал доброжелательно и внушал доверие, обладал удивительно мягким, проникновенным тембром. Большие голубые глаза внимательно рассмотрели каждого из членов семейства и наконец остановились на лице Симоны.

— Я совершал обычную свою вечернюю прогулку по лесу и задержался. Мадам Совель, если не ошибаюсь…

— Приятно познакомиться, месье…

— Пожалуйста, называйте меня Лазарус.

Симона кивнула.

— Моя дочь Ирен. А это Дориан, наш младший.

Лазарус Жан старательно пожал руки детям. Его прикосновение было уверенным и теплым, а улыбка — заразительной.

— Прекрасно. Что касается Кристиана, вам совершенно незачем его бояться. Я держу беднягу как воспоминание о своих первых шагах. Он туп и далеко не красавец, я знаю.

— Так это машина? — восторженно выпалил Дориан.

Укоризненный взгляд Симоны опоздал. Лазарус ответил мальчику улыбкой.

— Можно и так сказать. Технически Кристиан является тем, что мы называем роботами.

— Вы сами его сделали, месье?

— Дориан, — одернула сына мать.

Лазарус снова улыбнулся. Любопытство мальчика его нисколько не покоробило.

— Да. Его и многих других. В этом и заключается, вернее, заключалась, моя работа. Однако полагаю, ужин нас заждался. Что, если мы обсудим тему за столом? Так и познакомимся как следует.

Почувствовав изумительный аромат жаркого, гости словно пригубили чудодейственный эликсир. Даже камень не остался бы равнодушным.

Робот в качестве привратника, равно как и оригинальный внешний облик Кравенмора не подготовили членов семейства Совель к тому потрясающему впечатлению, какое производил интерьер особняка Лазаруса. Как только гости переступили порог дома, они очутились в сказочном мире, намного превосходившем все, что они втроем могли нафантазировать.

Роскошная лестница спиралью взмывала в бесконечность. Подняв голову, они увидели пролет, который вел в центральную башню Кравенмора, увенчанную волшебным фонарем (или латерной), наполнявшим пространство дома рассеянным радужным светом. В призрачном мерцании взору открывалась нескончаемая галерея механических существ. Гостям улыбались большие настенные часы с подвижными глазами и гротескной гримасой. Балерина в прозрачной вуалетке вертелась вокруг своей оси в центре овального зала. Каждый предмет, каждая деталь являлась частью созданной Лазарусом Жаном вселенной.

Круглые дверные ручки выглядели как смеющиеся рожицы, которые подмигивали, когда их поворачивали. Окутанный туманной дымкой огромный филин в великолепном оперении таращил стеклянные глаза и медленно взмахивал крыльями. Десятки, а может, и сотни игрушек и миниатюрных поделок занимали целиком пространство стен и заполняли витрины, где было представлено все многообразие известных жизненных форм. Маленький игривый механический щенок вилял хвостом и облаивал шнырявшего мимо металлического мышонка. С невидимого потолка спускались каруселью феи, драконы и звезды: они водили хоровод в воздухе, вокруг замка, парившего среди ватных облаков под аккомпанемент далекой мелодии музыкальной шкатулки…

Куда бы ни падал взор, восхищенным зрителям открывались новые чудеса и новые искусные изделия, намного превосходившие все устройства, виденные прежде. Лазарус весело наблюдал за гостями, которые застыли на месте, завороженные необыкновенным зрелищем.

— Это… это волшебно! — воскликнула Ирен, не в силах поверить своим глазам.

— Ну, это только вестибюль. Но я счастлив, что вам понравилось, — с поклоном промолвил Лазарус и провел гостей в парадную столовую Кравенмора.

Дориан, утратив дар речи, смотрел вокруг себя округлившимися как плошки глазами. Симона с Ирен, потрясенные ничуть не меньше, изо всех сил старались не впасть в экстатическое состояние, к которому исподволь подводила атмосфера дома.

Зал, где накрыли к ужину, соответствовал высокому стандарту, заявленному прихожей, и не обманул ожиданий. Начиная от бокалов, приборов и сервиза вплоть до роскошных ковров, устилавших пол, все вещи несли на себе печать личности Лазаруса Жана. В доме вряд ли нашлась бы хоть одна мелочь, принадлежавшая реальному миру, серому и до отвращения нормальному. Предметы теряли с ним связь с того момента, как становились частью этой обители. От внимания Ирен не ускользнул огромный портрет над камином — пасти дракона, откуда вырывались языки пламени. На портрете была изображена дама ослепительной красоты в белом платье. Выразительность ее взгляда стирала грань между реальностью и мастерством художника. На несколько мгновений Ирен забыла обо всем, утонув во взоре необыкновенных, колдовских глаз.