Боярышня Дуняша (СИ) - Юлия Викторовна Меллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вон как достаётся ото всех дьяку хлебного приказа! Вечно он виноватым выходит перед всеми, а Доронину поди скажи гадость, если он ведает делами всех служивых людей.
Но это пока Тонины догадки. Из подслушанных разговоров она сообразила, что Московское
княжество разрастается, и роль думных дьяков растёт. Раньше они были кем-то вроде
секретарей-помощников у думных бояр, а теперь они главы приказов, и уже бочком сидят в
думе, да что-то присоветовать могут.
Ну, да бог с княжеством! Тоня узнала, наконец, что её имя Евдокия! А то раньше ягодкой
звали, да радостью маминой, а теперь вот Дуняша чаще проскальзывать стало. А ещё она
познакомилась со своей старшей сестрой Марией! Машенька оказалась старше всего на пару
лет, но её уже сажали за работу, и пока малышка Дуняша тискала в ручках тряпочки, та крутила
веретено под присмотрим других женщин. А мама вновь была беременна: в семье ждали
мальчика.
Как только у мамы округлился животик, Дуня перестала быть центром внимания домочадцев
и дворни. Рядом с ней чаще всего оставалась Маша и её нянька. Дунина же толстуха только
продолжала ночевать рядом, а остальное время теперь крутилась возле мамы. Все ждали
наследника, и разговоры были только об этом.
Дуня приходила в ужас от того прессинга, что устраивали женщины своей молодой боярыне.
Они без конца капали ей на мозг, что роду необходим наследник, что без него худо, а вот она
родит и жизнь переменится, и не будет как в семье подьячего Никифорова…
В конце концов Дуня стала уводить Машу, слушавшую весь этот бред с широко раскрытыми
глазами. Они забирались в общую горницу и играли там, а если их гнали оттуда, то забегали на
кухню, усаживались в уголке и слушали незатейливую болтовню кухарки с дворовыми.
Бывало, что девочки выбирались во двор, забирались на поленницу и смотрели через забор
на улицу. Другим развлечением стало подглядывание за тем, как боевые холопы упражняются в
мастерстве, дворовые хлопочут по хозяйству, а девицы сплетничают. Иногда обе малышки
засыпали на своем посту, но просыпались уже в постелях. Машина нянька и остальная дворня
зорко приглядывали за крохотулечками.
Дуня впитывала все происходящее, как губка. Ей интересно было слушать чужие разговоры, смотреть на прохожих, помогать что-то делать. Для неё всё было ново. А ещё малышка
старалась больше говорить, и ответственная Маша поправляла её, когда та ошибалась. Девочки
всё время проводили вместе, а Машина нянька не возражала. Её приставили к Марии в качестве
наставницы, и она обучала девочку рукоделию. Потом ей досталась бы в ученицы Дуня, но раз
кроха уже пристроилась рядом, то женщина возражать не стала. Маленькая Евдокия не
доставляла никаких хлопот.
Но однажды весь двор Дорониных погрузился в траур.
Старшая сестра Мария обнимала Дуняшу за плечики и плакала вместе со всеми. Из
разговора Дуня поняла, что с беременностью мамы что-то пошло не так и боярыня потеряла
ребёнка. Теперь все затаились в ожидании, выживет ли она сама.
Этот период Дуняша запомнила надолго. Дед ходил хмурый и бросал фразы вроде того, что
он говорил, что невестка слабая и надо было родниться с другим родом. За эти слова Дуня
грозно смотрела на него и не давалась в руки. Дед кряхтел, ворчал и обиженный уходил в
княжеский приказ на работу.
Отец в эти дни посерел лицом и подолгу засиживался в общей горнице, гипнотизируя свечу
на столе. На женской половине все притихли и с подозрением поглядывали друг на друга.
А к матери ежедневно приходила лекарка, и тогда все начинали бегать, исполнять её
приказания. Дуня крутилась возле неё, стараясь следить за её действиями. Малышка надеялась
хоть чем-то помочь, понимая, что у неё есть более современные знания, но это стремление было
слишком наивным. Никто её не подпускал к матери, да и слушать бы не стал.
Но, слава богу, лекарка оказалась знающей особой, и впору было Дуне поучиться у неё. Во
всяком случае боярыню не только отпаивали травами, но ими же обмывали и даже внутрь
делали спринцевание. Вот это остудило Дунин порыв лезть в дела, в коих она понимала
поверхностно.
Мама выкарабкалась и все зажили по-прежнему. Дуня и Маша стали не разлей вода. К
Машиному обучению присоединился отец Варфоломей, а Дуня продолжала держаться сестры и
слушала чему он учит. Учебы в её понимании не было, зато заучивание церковных текстов
процветало махровым цветом. Маленькая Маша плакала, когда отец Варфоломей сердился на
неё за нерадение и смотрел, насупив брови и тогда Дуня поднимала ор, созывая всех вокруг.
Это работало и постепенно отец Варфоломей умерил свой пыл, но любви к детям ему это не
прибавило.
Постепенно Машеньку втягивали в женские повседневные хлопоты и свободного времени у
обеих боярышень стало мало. Из дома они выходили, а Дуню несли на ручках, только в
церковь. Да, собственно, в Москве таким малявкам ходить было больше некуда.
Когда девочки подрастут, то начнут получать приглашения на девичьи посиделки в боярские
семьи и даже в княжеский терем. Общение в этом времени между женщинами оказалось
активным. Девушки знакомились со своими ровесницами на посиделках, а выйдя замуж, поддерживали связи при помощи снующих по всем дворам сказительниц-старух и свах. И
конечно же, если женщины дружили, то могли зайти в гости, но только на женскую половину.
Больше свободы у маленьких боярышень было в загородном имении, и Дуня часто
подбивала Машуню погулять без присмотра. Они убегали ловить лягушек, раков и рыбу, искали речной жемчуг, выкапывали разные корешки и пробовали жарить их на костерке. В эти
моменты они наслаждались самостоятельностью, не замечая, что за ними всегда следует их
нянька и парочка старых боевых холопов, а убежали они меньше чем на сотню шагов. Так
прошли первые шесть лет Дуняши.
ГЛАВА 3.
Только на шестой свой день рождения Дуня поняла, что её сознание более не уплывает от
усталости и напряжения. За прошедшие годы мама всё-таки родила наследника, и он в длинной
рубашечке сейчас сидел вместе с женщинами, пытаясь выстроить башенку из берестяных
коробочек.
— Дуняша, опять мечтаешь! — воскликнула сестра и отобрала веретено. — Что ж ты за
хозяюшка будешь, если тонкую нить спрясть не можешь!
Дуня улыбнулась и пожала плечиками:
— Машенька, мне всё одно не быть такой же искусницей, как ты!
Сестра попробовала нахмурить бровки, не желая соглашаться с тем, что у Дуняши что-то не
получается, но улыбка сама собой полезла
