Солнышкин плывёт в Антарктиду - Коржиков Виталий Титович

«Тысяча рубинов! – всхлипнул артельщик. – Да это же целая колбасная!» И буквы на странице взвизгнули, как тысяча сосисочных поросят.

– А почему колбасная? – спросил он сам себя и перевалился на другой бок так, что под ним хрустнула койка. – Какая колбасная? Тысяча колбасных! Тысяча небоскрёбов! Только бы добраться до Жюлькипура. И не будь я Стёпка-артельщик, если не покажу кое-что гражданину Солнышкину! – Он запустил пятерню под матрац, вытащил оттуда ванильный сухарь и перекусил его пополам. – А что мы сделаем с Перчиковым? – И он хрустнул новым сухарём. Сухари хрустели, как косточки. Артельщик вспоминал всех. – А, это вы, гражданин Моряков? А в чистильщики не хотите? Могу взять. Не хотите? Ходи́те безработным. – И он хрустнул ещё одним сухарём. – А-а, это вы, старый Робинзон? Вам очень подходит форма моего швейцара! Дайте только добраться до Жюлькипура! – Артельщик хрюкнул от удовольствия и, потянувшись, воскликнул: – Тысяча рубинов! Тысяча топазов! Тысяча алмазов!

«Даёшь!» приближался к тропикам, и в лицо артельщику дули тёплые ветры Жюлькипура.

Сигналы неизвестной цивилизации

Ни Солнышкин, ни Перчиков, ни Моряков, конечно, не предполагали нависшей над ними опасности. Солнышкин играл в домино, а коричневые от загара капитан и радист стояли на самом носу парохода. На тысячи миль вокруг них просторно синел океан. Попутный ветер доносил с камбуза чесночный аромат котлет, над которыми колдовал кок Борщик. Порой судно вздрагивало, и тогда из рубки раздавался голос вахтенного:

– Перчиков, попросите, пожалуйста, вашего друга обращаться с пароходом поосторожнее!

Дело в том, что два дня тому назад в радиорубку к Перчикову прибежал взволнованный штурман Пионерчиков:

– Срочно включите локатор!

– Минуту, – неторопливо сказал Перчиков, снимая наушники, в которых раздавалось его любимое бип-бип-бип.

– Скорее! – попросил Пионерчиков. – Мне кажется, нас всё время кто-то преследует.

Перчиков взглянул с иронией на юного штурмана, но, подтянув брючки и выйдя на палубу, насторожился. Его остренький нос вонзился в темноту. При свете луны среди волн действительно то появлялся, то исчезал неясный округлый предмет. Он быстро шёл на сближение с пароходом, и по бокам его бурлили светлые фосфорические полосы. У Перчикова перехватило дыхание. Здесь могли быть и не совсем приятные встречи.

– Ну что? – крикнул Пионерчиков. – Я говорил!

– Бежим! – бросился Перчиков к рулевой рубке. – Морякова наверх! Тревога!

Но едва они взлетели на трап, пароход так подбросило, что Пионерчиков сел и, подскакивая, поехал вниз по ступенькам, а Перчиков задел головой штангу и, к изумлению штурмана, выпалил:

– Ура-а!

От удара в глазах у радиста стало так светло, что он сразу увидел, как «Даёшь!» догоняет их старый друг – Землячок! Кит, который однажды вынес Перчикова на спине с необитаемого острова, выпускал белый фонтанчик и нежно прижимался к борту парохода после долгой разлуки. Делал он это не очень осторожно, и поэтому вахтенные просили Перчикова повлиять на друга.

Но Перчикова сейчас волновало не это.

В тот же вечер, когда появился Землячок, счастливый радист вернулся в рубку, настроил аппаратуру на привычный лад, и вновь из звёздных просторов к нему донёсся весёлый звук: бип-бип-бип!

В открытую дверь было видно, как по небу среди звёзд быстро плывёт спутник, и Перчиков снова почувствовал себя в кабине настоящего космического корабля.

Но скоро в наушниках раздался какой-то далёкий-далёкий звук, совершенно незнакомый и непривычный. Такого Перчиков не слышал за всю свою жизнь. Он замер и стал прислушиваться. Звук почти погас. Усмехнулся и погас. И вдруг повторился с новой силой, будто прорвался сквозь далёкие-далёкие миры. Звук напоминал что-то похожее на дзинь-дзинь-дзинь.

Перчиков бросился в рубку к Морякову:

– Сигналы, непонятные сигналы!

– Позвольте, позвольте! – воскликнул Моряков. – Уж не те ли, которые недавно приняли учёные?

– Какие?.. – опешил Перчиков.

– Разве вы не слышали сообщений радио? Короткие затухающие сигналы, сигналы других миров, других планет!

И Моряков, распахнув дверь, кинулся в радиорубку.

Перчиков трусцой побежал за ним. Сигналы были слышны!

На второй день звуки повторились в то же самое время.

– Если примем их в третий раз, – сказал Перчиков, – сообщим в Океанск!

– В Академию наук! – воскликнул Моряков. – Подумать только, может быть, кто-то за миллионы километров подаёт сигналы всей Земле, всему человечеству, а слышим мы одни?! А их должны слышать все – в России, в Америке, в Англии!

Вот о чём говорили Моряков и Перчиков на носу парохода «Даёшь!».

– Да, Евгений Дмитриевич! – спохватился Перчиков, услышав об Англии. – У меня к вам есть просьба.

– Я вас слушаю!

– Не поможете ли вы Солнышкину подучить английский? Ведь скоро Жюлькипур!

Даже в такое время Перчиков помнил о друге.

– С удовольствием! – сказал Моряков. – С удовольствием! – И посмотрел сверху на Перчикова: – Но почему просите об этом вы?

– А я хочу ему сделать сюрприз с помощью техники! – улыбнулся Перчиков. – Положил на ночь магнитофон под подушку, а утром проснулся – и сразу: «Гуд монинг!»

– С удовольствием! – повторил Моряков. – О чём речь! – И посмотрел на часы: – Но, кажется, нам пора?

И они решительно направились к рубке. В этот самый момент с кормы сквозь шум донёсся крик Буруна:

– Стоп! Стоп! Человек за бортом! Человек за бортом!!!

Дубль шесть!

Спрятав под матрац заветную книгу, артельщик поднялся на палубу. От великих планов у него кружилась голова, волны несли его на своих плечах к Жюлькипуру, к городу небоскрёбов, базаров, харчевен. Стёпка сам чувствовал себя целым городом с колбасными, небоскрёбами, глаза его вспыхивали, как витрины в лучших ресторанах. Ключи от артелки сами приплясывали в руках, и пальцы искали, из кого бы тут навертеть колбас, а кого свернуть в рулет.

Возле камбуза в воздухе вились три уютных дымка, мурлыкала гитара Федькина, и на весь океан шлёпали костяшки домино. Там забивали «морского козла». Сбоку на трапе сидел Солнышкин и наблюдал за игрой.

«Повеселитесь, повеселитесь», – подумал артельщик и подошёл к компании:

– Сыграем? – Он готов был разбросать всех, как слепых котят.

– В пару с Петькиным, – сказал Борщик, мешая домино и принюхиваясь: не горят ли на плите макароны.

Стёпка запустил пятерню в кости и сразу с грохотом хватил ладонью о ящик. Везенье так и валило в руки!

– Шесть – шесть! На всю капусту!

Борщик от неожиданности приподнялся и замигал подпалёнными ресницами. Мишкин сощурился и, прикусив папироску, приставил камень сбоку.

– Шесть – пять.

– Правильно! – сказал Солнышкин, который болел за Мишкина.

– Вас не спрашивают, Лунышкин, – сострил артельщик и так шлёпнул камнем по ящику, что белые точки едва не вылетели из камня. – Четыре – шесть!

– Ну и разошёлся! – с интересом посмотрел на него Солнышкин.

– А нельзя ли потише? – раздался за спиной артельщика сердитый голос.

И на бак в полной форме выскочил штурман Пионерчиков с раскрытой тетрадью в руках. Он сочинял статью о делах юных моряков.

Крик артельщика помешал ему думать в тот момент, когда в голову пришли великолепные слова, а теперь они из головы вылетели.

Пионерчиков и без этого терпеть не мог артельщика.

При каждой встрече он мечтал дать ему хорошего пинка. Но честь морского мундира и пионерский закон не позволяли распускать руки.

– А может, сыграем? – повернулся к нему Стёпка, вскинув рыжую бровь.

– Я в подобные игры не играю, – отчеканил Пионерчиков и сморщил лоб. Он старался вспомнить великолепные слова.

– Дрейфите! – ухмыльнулся артельщик.