Домой? Да никогда! - Радомира Берсень
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто? Нет, разумеется, — пробормотала я и оглянулась, бабка небрежно чертила пальцем на двери, от ее прикосновений вспыхивали и угасали линии. Значит выбраться через дверь мне никак теперь не получится.
— А не оборотница? — Старуха уперла руки в бока и с подозрением прищурилась на меня. Я поежилась.
— Нет-нет, что вы! Человечница я. Тьфу — человек. Просто обычная девушка. А что?
Та прищурилась еще сильнее, мне вдруг почудилось, что от нее запахло сладковатым дымом и тлеющей тканью, но наваждение быстро рассеялось. Бабулька умильно улыбнулась, вцепилась мне в руку и шустро посеменила по образцовым дорожкам, выложенным мелкими белыми камушками. Она то и дело махала свободной рукой направо и налево, комментируя клумбы. Названий я, разумеется, не запомнила, но яркие, насыщенные и временами неожиданные оттенки цветов поражали воображение. Сад был огромным. Мы немало поплутали по нему, пока привольно петляющая дорожка не вывела нас к небольшому домику, очень нарядному, затейливо украшенному в красно-белых тонах. «Мамочки!» — вдруг ахнула я про себя. — «Да никак это та самая бабка-ведьма, что детишек ела?». Все это выглядело слишком чудесно, чтобы быть правдой. На ум упорно лезли Ганзель и Гретель, а также короткая обмолвка о том, что меня здесь могли бы и съесть.
— Ты не тушуйся, не стесняйся, — по-своему истолковала мою заминку старуха, — мне тебя обижать ни к чему. Кто сироту обидит — с того боги втрое спросят, народ зря говорить не будет. А как ты гостья, то должна поперед меня в дом войти. Давай! Иди!
Она слегка подтолкнула меня в спину. Я поежилась, окинула последним взглядом буйно цветущий сад, утопающий в вечерних сумерках, и неуверенно поднялась по ступенькам. Дверь подалась легко, я переступила порог и замерла, не зная, что делать дальше. Бабка отчего-то вдруг радостно закряхтела, захлопала в ладоши и засмеялась.
— Хорошо, очень хорошо, — сказала она и юрко проскользнула в дом, одним движением закрыв дверь, — это правильно, что дом впустил тебя. А то больно неохота кушать такую славную девчушку.
— Не надо меня кушать! — Жалобно сказала я. — Это негигиенично! Я вон какая грязная. И вообще — я не люблю когда меня едят!
Старуха неожиданно обернулась ко мне и критически оглядела мой изодранный, загаженный вид. Покачала головой.
— Я сейчас тебе воды в лохани подогрею, а ты пока поскидай с себя всю одёжку — заместо нее целую получишь. Придешь потом сюда, — она приоткрыла незаметную дверку с левой стороны и строго добавила, — но глядеть не смей как я воду тебе готовлю, поняла? Как кликну — так и приходи.
Она исчезла за дверью, а я длинно и тоскливо вздохнула. Куда меня занесло? И вообще — что за намеки? Свалить бы отсюда, да только дверь из сада мне не открыть. И что такого необычного может быть в наливании и нагревании воды? Не ссать же она, простите, туда будет … или все-таки? Но если эта бабуля жрет всех, кто ее не устраивает, пожалуй, лучше быть послушной.
Я избавилась от остатков одежды, которые чудом не остались в лесу и принялась ждать. К счастью, недолго — вскоре старуха меня позвала и я, обмирая, заглянула за дверь. Здесь было просторно, жарко и влажно. В центре комнаты стояла огромная лоханка на металлической подставке с ножками. К ее крутому боку была приставлена небольшая лесенка.
— Вполезай, — велела старуха. И что мне оставалось делать? Надеюсь, меня сварят хотя бы без лука — ненавижу вареный лук. Тьфу! Что за ерунда лезет мне в голову?
Впрочем, вода была очень горячей и прозрачной будто слеза. Только сейчас я поняла насколько устала, так что горячая ванна оказалась кстати. После того, как я выбралась на белый свет, чистенькая и довольная, старуха потащила меня куда-то вглубь дома, вцепившись в мою руку. Мы оказались на очень милой, необычайно уютной кухоньке, где я наконец-то смогла утолить голод и жажду. За окном уже давно стемнело. Осоловев от горячей ванны и вкусной еды, я немедленно принялась засыпать, периодически пододвигая к себе чашку на манер подушки. Тихо посмеиваясь, старушка дотолкала меня до небольшой темной комнаты и, кажется, отгрузила на кровать — я вроде как отключилась еще по пути к ней. Устроившись поудобнее, я обняла подушку покрепче и замоталась в одеяло.
— Так, сплю на новом месте — приснись сосиска в тесте! — Пробормотала я шутку, которую мы придумали с лучшей подругой, когда ездили в лагерь и спали там на соседних кроватях. Засыпая, я подумала, что мне надо бы придумать себе имя, подходящее для этого мира.
ГЛАВА 3.
Проснулась я словно от толчка. В комнате стояла темнота, отчего-то бледнеющая у дальней стены. Приглядевшись, я обнаружила что там находится то ли камин, то ли очаг. С той стороны веяло приятным жаром. Сама не знаю зачем, я слезла с кровати и направилась к нему. В очаге горел огонь — довольно странный. Прозрачный, мутноватый, без характерной желтизны и дыма, но при том невыносимо горячий. Это было приятно. Я подошла поближе, поджимая босые ноги и протянула руки к огню. Он вдруг всколыхнулся, замутился, а потом в нем обрисовалось уже знакомое мне лицо старухи. Она открыла глаза и ласково сказала:
— Иди в кровать, деточка. А я посплю здесь, как уже привыкла.
— Лааадно, — зевнула я и поспешно прикрыла рот ладонью, — а вы ведьма, да?
— Что ты, деточка, — с усмешкой ответило мне потемневшее вдруг до иссиня-стального оттенка пламя, — ведьм тут не жалуют. Да и правду сказать — дурные они. Не шути так. Укладайся себе да спи дальше.
Я пожала плечами. Вот и поговорили. Подумаешь, бабулька в очаге спать улеглась. Подумаешь, в какой-то раскаленный кисель обратилась, как только люди не развлекаются, мне-то что? Я снова забралась на кровать и крепко заснула.
Разбудил меня чей-то голос. Он был очень злым, высоким и с явно прослеживающимися истерическими нотками.
— А я не давала тебе такого дозволения! Иди и выгони отсюда чужачку! — Голосила какая-то девушка. Так, стоп, кажется там меня обсуждают, надо бы послушать. — Я тебе что велела делать? Смотреть за домом! Следить за садом! Не из цветка же она вылупилась?! Выгони ее отсюда!
Спасибо тебе, добрая душа, да после такого я сама с удовольствием вприпрыжку ускачу в горизонт. Внезапно загудел мужской бас:
— Розали, нехорошо так поступать. Девушка еще даже не проснулась,
