Дневник стюардессы - Маргарита Лёгкая

В нее быстро сказала абракадабру, рация ругнулась ей в ответ тем же, и через 10 секунд (для медлительных индусов просто реактивная скорость!) за ее спиной вырос гигант в черном костюме и белой чалме с теннисной ракеткой в руках.

Меня жестами отослали обратно на кровать и минут через пять, постучав усердно в ванной, будто играя в теннис, оба явились предо мной как «двое из ларца, одинаковых с лица». В руках у мужчины была все та же ракетка, к которой странным образом прилипла гигантских размеров ящерица. Они радостно помахали ей у меня перед носом, мол, все, мадам, слезай с кровати, и столь же радостно удалились без единого «сорри» за беспокойство.

Я еще долго стояла на кровати и озиралась вокруг и прислушивалась к шорохам, ну не люблю я все ползающее. С тех пор в ванну в Дели вхожу осторожно, громко топая еще на пороге, даю время всем из нее уйти, а когда моюсь – пою, громко и, по-моему, так уныло, чтобы ни одной твари не хотелось меня больше навещать.

Еще одна отличительная особенность этого рейса в том, что обратно пассажиры вне зависимости от национальности, похожи друг на друга: они все как будто, даже не знаю… как будто обкуренные. Не хочу их обидеть, но впечатление именно такое. Туго соображают, медленно говорят, причина тому жара или всеобщая индийская медлительность или вегетарианская пища. Но только замечала это не я одна. Они странно выглядят и странно пахнут. И странно смотрят (отвлеченно) и даже странно спят. Блин, и все же я им иногда завидую, этой их отстраненности, мне кажется, они узнали то, что я всегда мечтала узнать. И у нас с ними происходит такой диссонанс энергии, ну полное взаимонепонимание. Единственное, что спасает нас всех от конфликтов то, что обратно летим ночью, и все спят. Тихо.

Еще много можно рассказать, отдельно-про Делийскую таможню. Но сколько бы ни было странностей у этого рейса, этой страны и ее обитателей, знаю одно – я люблю этот рейс и всегда ему рада. Помню, долго меня не ставили туда, я откровенно скучала, и вот иду утром на рейс по Шереметьево, а навстречу мне самый настоящий индус в чалме или как там у них это называется. Вот я его вижу, и чуть ли не рукой ему машу, а в душе кричу как родному: индус, эй, индус, инду-усик!! Для меня это хороший знак, что я его увидела, значит, скоро меня ждет город контрастов – Дели

Гавана

Завтра в Гавану. Я там была еще на Ил-96, 6 лет назад. Целых четыре дня. Это была очень желанная и самая моя далекая командировка. Что запомнилось? Была отличная бригада с отличным инструктором. Потрясающе белый мелкий песок, горячее море, и море пинаколады! Инструктор собрал нас на экскурсию по старой Гаване, которую он сам отлично знал. Мы взяли такси, которое выглядело как в старом гангстерском фильме, шикарное ретро, что оказалось на этом острове в порядке вещей.

Мы объездили весь город и узнали кучу интересного, из чего сейчас я смутно помню что-то про набережную, на которой все целуются, и про американское посольство, которое из вредности обходят по другой стороне улицы. Мы, конечно, зашли в знаменитую «Бодегиту», бар, где любил бывать Хемингуэй. Послушали на площади грустные песни. И еще помню какой-то отель в центре, куда мы заглянули посмотреть на номер, где всегда останавливался Аль Капоне. Вот и все мои скудные познания о Гаване.

Еще помню ощущение, что ты совершил скачок во времени-назад в СССР. Все какое-то «совковое», коммунистическое. Все время думаешь, что за тобой кто-то наблюдает.

Но самое главное впечатление, которое и сейчас живо: неописуемая бедность и нищета… и сами люди, танцующие и поющие везде и всюду, я не преувеличиваю, ВЕЗДЕ! Прямо на улице, по дороге на работу, в школу, в поле, у магазина. Как будто у всех по приказу Великого Команданте («танцевать, теща!») в уши вставлены наушники, а в плеере звучит самба, румба и ча-ча-ча. Невозможно устоять на месте!

Кубинские женщины, в любом возрасте – не оторвать глаз! Она идет, а попа ее выписывает ТАКОЕ, что, кажется, вот-вот оторвется и упрыгает как мячик, ну как они это делают?! Она как бы существует отдельно от своей пятой точки. Мне даже пришло в голову, что в названии Остров Свободы забыли прибавить слово «попы». Остров Свободы Попы.

Завтра посмотрим, как там чего? Что изменилось? Надеюсь, осталась хотя бы пинаколада и песок. Летим на сутки, и уже известно, что с задержкой, дотащим ли свою дряблую по сравнению с кубинками попу до пляжа?

Гавана. 6 лет спустя

13 часов 50 минут в пути. Спасибо Аэробусу 330, в котором есть развлечения для пассажиров. Как раньше ходили на ИЛ-96, – ума не приложу? Одуреешь. Мы хоть работаем, время идет, а бедные пассахеросы (это мы их так называем между собой по-испански)? Конечно, пытаются пить (и пьют), конечно, пытаемся контролировать, но русский человек, если захочет выпить, найдет способ сделать это. Весь рейс ходим по лезвию ножа. В любой момент критическая масса может сорваться в смертельную лавину. Сколько было случаев, что самолет садился где-то посреди маршрута, для высадки или принятия мер. Не понимают. Не понимают, что на такой высоте рюмка – за две, и срыв неизбежен.

У одних еще до взлета замечаю стаканы и целый лимон (интересно, без ножа они его кусать будут по очереди или занюхивать?!).

«А мы, – говорят, – потихоньку будем пить». «Ну уж нет, – отвечаю, – мы не будем играть в эти игры, ставки слишком высоки… для вас». Не доходит. Объясняю подробно, сколько в долларах стоит незапланированная посадка в промежуточном аэропорту. Вроде (видно, еще трезвые) их впечатляет. Для большей убедительности перевожу цифру в рубли. Но сколько их, таких, еще в самолете? Где-то человек 100 из 200. Как уследить за всеми?

Ладно, полетели. С Богом.

Вот группа молодых парней, моего возраста. Сидят, громко смеются, провоцируют, включают на весь салон музыку. Мы прекрасно понимаем, судя по их состоянию, по количеству запрошенной колы, что они пьют втихаря, но поймать не можем. Смотрим в оба, они опасны. Человек, когда пьет в компании, очень смелеет, а их четверо, и каждый думает, что его много! Бросают мусор прямо на пол перед собой! Где же ваше воспитание? Так и хочется спросить: дома тоже на пол бросаете? Бедные ваши мамы и жены… Я еле сдерживаюсь и понимаю, что меня к ним уже нельзя пускать, я для них – зажигательная смесь, а им, скучно – аж жуть, и страсть как хочется зажигать.

Я профессионал, я не пойду к ним, раз во мне уже кипят эмоции, я прошу ребят. Хотя три замечания я им успела сделать, достаточно громко, чтобы слышали другие пассажиры, и не писали потом, что экипаж не реагировал. Мы все видим.

Вроде, все допили. Спят. Передышка. Потом будет тяжелое похмелье, и «пить», «пить»!

Есть время посмотреть в иллюминатор. Летим над Америкой, над самым побережьем. Красиво, огни большого города. Справа от нас гроза, молнии сверкают каждые 3—5 секунд, очень близко, озаряя светом все небо. Даже немного страшно, потом узнаем, что видели в океане зарождение урагана Айрин… Но вот виднеется вдалеке наш остров. Буэнос ночес, Куба! Долетели.

В отель заехали ночью. Темно и жутковато. Селят по – одному в бунгало. Первый раз хотелось бы жить с кем-то. Всюду что-то шуршит, копошится. Боюсь «встретить» кукарачу. Номер большой, состоит из гостиной и спальни, убранство так себе, но есть хотя бы кондей и телек. Тоскливо и хочется домой. Засыпая, оставляю свет на веранде. Утром обхожу свои владения. Ни одноГО (или ни одНОЙ?) кукарачи не обнаружено. Интересно, кукарача – это он или она? При свете солнца как —то уютнее и спокойнее. Идея отеля отличная. Множество двухэтажных коттеджей (слово «бунгало» им не идет), в колониальном стиле, каждый со своей верандой, выходящей к бассейну. А бассейн в свою очередь сделан в виде канала, и тянется вдоль всех домиков. Пальмы, цветы, много зелени и тени. Пожалуй, мне уже начинает нравиться…

Я бы не стала про него писать, если бы не его грусть. Как скальпель… Я только налила себе ароматного кофе в ресторане за завтраком, и несла за свой столик, как вдруг заиграла тихая музыка. Я даже не поняла сначала, откуда она идет, и в замешательстве, ну прямо, как Пьер Ришар в комедии, наступила случайно в какую-то искусственную насыпь, служащую элементом декора.

Посреди ресторана стоял старик с аккордеоном, никем не замеченный, пока он не заиграл. Живая музыка за завтраком? Такое вижу впервые.

Он стоял лицом к морю и ему одному играл тихо свои грустные песни. Конечно, там было и «Беса ме мучо» и еще что-то такое же пронзительное. Казалось, он никого не замечает и только море, плещущееся в его глазах, было его единственным слушателем. Он чуть шевелил губами, как бы подпевая своей мелодии, ей-Богу, так захотелось поплакать. Захотелось отнести ему свою чашку кофе и вот так запросто заговорить с ним по-испански (ну почему не выучила?!). Расспросить про его грусть. Уверена, его рассказа хватило бы не на одну книгу. И очень стало обидно за него, что он стоит здесь и плачет свою бессловесную музыку, а все проходят мимо, гремят тарелками, вилками, разговаривают и жуют свои круассаны.