Тяготы быстротекущей жизни… - Ак-Патр Чугашвили
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если ты такой добрый, можешь раздать им свою долю…
– Нет, я не в этом смысле…
– Тогда всё. Ну, что, Шишкин – бухнём?
3
Николаич подсчитал деньги, которые Кот забрал у духов, и его лицо озарила широкая, счастливая улыбка, Мох вопросительно поглядел на него, тот радостно засмеялся – я столько денег на гражданке ни разу в руках не держал, мы просто миллионеры! Кого пошлём за водкой?
– Иващера. Его не жалко, даже если спалят.
– А он не застучит?
– Нет. Я его насквозь простучал, он будет молчать.
– Хорошо. Дневальный, Иващера сюда позови!
К кроватям, на которых развалились деды, приволакивая ноги, подошёл солдат с лицом землистого цвета, Николаич поманил его пальцем, что – то прошептал ему на ухо, дал денег, и напутственного пинка по тощей заднице. Шишкин посмотрел на свои идеально отполированные ногти, вздохнул, и медленно, растягивая слова, пропел – Штоо за сикрееты, Николаич? О чём ты шептался с этиим гряаазныым мальчиишкой?
– С кааакой целью интересуууешься, праативный?
– Просто так.
– Ммм. Так и быть. Только тебе говорю, по секрету. Иващер купит водяры, и заныкает её на КПП Пузыря. Чтобы не спалиться. После отбоя Пузырь принесёт водовку сюда, и тогда уж мы…
Кадык на шее Шишкина проделал мучительный путь вниз, а затем обратно.
– Шишкин, ты опасный тип. С виду этот… как его, ну, которые жопу бреют, губы красят…
– Метросексуал.
– Точно! Сексуал…, и при этом, стоит тебе только учуять запах водки, как ты становишься невменяемым, алкаш – сексуал!
– Метросексуал!
– Да похуй! В метро ты этим занимаешься, или ещё где, мне без разницы.
Николаич вышел на взлётку —дневальный! Дневальный!
– Товарищ старший сержант?
– Сколько у твоей матери сисек?
Повисла пауза. Секунд через сорок, дневальный стеснительно произнёс – две. Кажется.
– Баран бля! Сколько дней до приказа? Сколько звёзд на небе? Сколько сисек у твоей мамаши?
– Ааа… тридцать восемь!
– Кота позови мне!
Кот плёлся по проходу между кроватями походкой смертельно больной лошади, его мотало из стороны в сторону, маленькое личико его собралось в морщинистый кулачок, и напоминало старческую мошонку. Он остановился на безопасном от Николаича расстоянии, и молча уставился куда – то в сторону. Николаич широко улыбнулся, и сочувственным тоном спросил – как твоё горлышко?
Кот болезненно скривился, и схватился за горло двумя руками, будто опасаясь, что кадык вывалится на пол.
– Ну – ну, всё будет хорошо, скоро зарубцуется, потом бородку отпустишь, на гражданке, очень мужественно будешь выглядеть, такой брутальный бородатый старичок, дед.
– Чего звал?
– Иващер пошёл за водярой, он её через забор перетащит, и спрячет у складов ГСМ, отправь кого – нибудь из уебанов, из тех, кому доверяешь, пусть после отбоя метнутся, лады?
– Угм.
Николаич завалился на койку, соседнюю с койкой Мха.
– Ну, всё, дело сделано. Будем ждать – кого из них запалят, Пузыря, или…
…Алло, Пузырь? Какие дела брателло? Всё тихо? Никто из офицеров не приходил? Всё в порядке? А? Понял. Ладно. Увидимся.
Николаич положил трубку, и отрицательно покачал головой – это не Шишкин. Значит, это Кот? Подождём. Слушай, Мох, а ты о дембельском аккорде не думал?
– Эт чё за хуйня такая? Хочешь, чтоб я старшине дачу построил?
– Ну,…зачем же так. Есть и другие способы…
– Неа. Никаких аккордов, разве только …могу пропердеть «Непобедимая и легендарная» перед воротами части… как тебе такой аккорд?
– Волшебно. А ты о чём мечтаешь, Мох?
– О том, чтобы «обуздать наглые притязания американских империалистов», и надавать по волосатым ручонкам старому, пархатому дядюшке Сэму…
– Хы. Кто – то не спал на политзанятиях в Ленинской комнате. А если серьёзно?
– Серьёзно. А ты? Чего я спрашиваю: форма носильщика, бляха, и «вези меня извозчик…», да?
– Ну,…в общем…, но для этого мне надо как можно раньше уволиться, а для этого необходим…?
– ?!
– Дембельский аккорд. Вот я и спрашиваю тебя – не хочешь ли ты…
– Не хочу.
– Ммм. Жаль. Не говори потом, что я тебя не предупреждал.
– Мне показалось, или я услышал скрытую угрозу в твоих словах?
– Что ты, что ты, я? Угрожаю тебе? Шутишь…
В казарму влетел растрёпанный салобон, не говоря ни слова, он протянул Николаичу пакет, и также молча побежал к выходу.
– Стоять! Сюда иди!
Салобон покорно развернулся, и подбежал к Николаичу.
– Ты из какого взвода?
– Из второго.
Николаич ловко пнул салобона в пах, тот согнулся, и схватился за ушибленное место.
– Когда обращаешься к старшему по званию, принято называть это самое звание, итак, ещё раз. Ты из какого взвода?
– Из второго, товарищ старший сержант.
– Воот, уже лучше. Ты кого – нибудь видел? Там, где ты взял этот пакет?
– Неа… товарищ старший сержант!
– Руки подними! Выше! Выше!
Салобон поднял руки, и прикрыл ими лоб, в ожидании удара, называемого «лосем». Николаич второй раз пнул его в пах.
– Надо говорить «никак нет, товарищ старший сержант!». Ты понял, душара?
«Душара» корчился на полу, тихонько подвывая от невыносимой боли. Николаич присел рядом, вставил в рот сигарету, щёлкнул плачущего духа по уху, и отрывисто сказал: спички давай!
Салобон протянул ему замусоленный коробок, Николаич несколько раз попытался зажечь спичку об засаленный чиркаш, попытка не удалась, коробок полетел в мусорное ведро. Николаич раздражённо пнул лежащего сапогом в бок – вставай, не так уж тебе больно.
Салобон поплёлся к выходу.
– Стоять! Ты куда?
– ?!
– Иди в туалет, на фишку встань, увидишь офицеров – кричи! Понял?
– Понял!
– Бля, я тебя грохну сейчас, как надо отвечать?
– Так точно, товарищ старший сержант!
– Иди отсюда, бестолковый!
Николаич поставил пакет на стол в канцелярии, Мох подошёл к пакету, и протянул к нему свои ручищи, Николаич мягко отвёл его руки в сторону.
– Ещё не время, сейчас Шишкин подтянется, Кот, Родич, тогда и начнём.
4
Деды собрались после отбоя, Родич сонно оглядывал присутствующих, и уже начинал клевать носом, глаза Шишкина блестели в предвкушении пьянки, он истерично подсмеивался, и потирал руки. Кот равнодушно смотрел в окно. Мох мрачно глядел в потолок. Николаич ловко разорвал пакет, выставив на всеобщее обозрение кремовый торт. Шишкин недоверчиво смотрел на Николаича, Кот ехидно улыбался, Мох по – прежнему смотрел вверх. Николаич радостно, и заразительно рассмеялся, Шишкин мгновенно растерял привычную вальяжность, и отчаянно заикаясь, заговорил – эт… этто чтто такое? Ты …чё? Што за дебильные шутки? Ни… ни-колаич?
Николаич продолжал смеяться – ну и рожи у вас…«Маски – шоу» отдыхают!
Шишкин порывисто встал, отшвырнул стул, и быстро вышел из канцелярии. За ним вышел Кот. Мох мрачно смотрел на Николаича.
– Ну, чё? Нашёл стукача, интриган хренов?
Николаич сунул указательный палец в то место на торте, где крема было больше всего, вытащил и быстро сунул Мху под нос – слизни!
Мох брезгливо прищурился – пошёл ты…
Николаич закружился по канцелярии, фальшиво напевая – Lick it up, lick it up baby… – он неспешно приблизился к спящему Родичу, и кремом нарисовал ему густые, белые усы – вай, вай, вай, какой сладкий джигит, так бы и облизнул, он просто душка! Родич, проснись!
Родич с трудом разодрал мутные глаза – а?
– Иди спать!
– А… ага…
Оставшись вдвоём, сослуживцы некоторое время молчали, затем Мох неспешно сказал – меня перестали в караулы ставить, завтра дневальным иду, за тридцать дней до приказа…
– А я – дежурным по роте.
– Как будешь стукача вычислять, Пинкертон?
– Есть у меня мыслишки… Завтра покумекаем, давай дрыхнуть…
Проходя мимо тумбочки дневального, Мох щёлкнул по носу здоровенного духа Амфалова – соберись сучёныш, я завтра заступаю, а это значит, что ты в наряде и сегодня и завтра, понял? Будешь въёбывать до тех пор, пока твои закалённые сибирскими морозами полупопия не задымятся…
Подъём сопровождался массовой беготнёй офицеров по казарме, слышались возбуждённые голоса, крики и ругань. Опухший спросонья Мох спросил у дневального – что за хай?
– Говорят, Шишкин повесился…
– Што? Мать твою…
Из туалета вышел Николаич – слыхал?
– Да… я знал, что он алкаш,…но… чтобы из – за этого вздёрнуться… это…
– Рота! Строиться в спальном помещении!
Старший прапорщик Хобосев нервно ходил вдоль строя, ожесточённо пожевывая правый ус, и смачно харкая себе под ноги, временами он резко останавливался, громко выкрикивал слово «сучища!», затем продолжал хождение. Прошло несколько минут, прежде чем он заметил стоящих по стойке «смирно» солдат. Выплюнув изо рта обильно обслюнявленный ус, он сделал шаг вперёд, ткнул указательным пальцем в грудь Мха, и громко прокричал – Ты! Выйти из строя!
