Учебник по выживанию в новой стране - Лара Габриель

Государство молчало. Что оно могло ответить. Государство трещало. По швам. Советский Союз разваливался на части. Никому не было дела.

ГКЧП. Попытка остановить. Не удалась. Опомнились товарищи поздно.

ГКЧП. Благими намерениями. Дорога в ад. Ими предложен был именно он.

Без законов, еды, названия Страна вступала в Новую эпоху. Страх не действовал. Перестали бояться. Пошли по другой стороне. Навстречу движению.

Я попала в самое жерло истории. Почетно, конечно.

Счастлив тот, кто в дни роковые…

В жизни все совсем по-другому. Счастье, конечно, было. Началась свобода.

— Только дайте мне. Я смогу.

Дали, деваться некуда. Распадалось. На куски.

Сами. Даже не ожидая положительного решения, пошла в Райпищеторг просить. Помещение. Аренда сорок девять лет. Дали.

Не осознавали мы тогда в основном, не знали, что можно жить по-другому. Находясь долго в клетке, разучаешься искать пропитание, себя кормить. Принесут. Приносили исправно, мало-мальски съедобно. Мне всегда хотелось выпрыгнуть из несвободы. Клетки. Я все время подспудно ждала. Только забрезжило, сразу схватилась за эту возможность. Не поняв, куда я встреваю. Ветер свободы дул в лицо. «Много» мне не дали. «Многое» нужно самим. Компартия, комсомольцы стали в момент владельцами фабрик, заводов, кораблей, нефтяных скважин, самого лакомого. Дорогостоящего. Однажды сунувшись, поняла: туда не пропустят. Не дадут. Успокоилась. Не надо нефтяные платформы. Дайте в аренду пространство. Неожиданно ответили.

— Да берите.

Пригласили участвовать в собрании Райпищеторговских. Зашла робко в помещение. Пятьдесят заведующих магазинов как по команде повернулись ко мне. На лицах недоумение, неприязнь. Меня как первого предпринимателя выставили им в пример.

Выскочка, откуда взялась? Гримаса непочтения, непочитания таких, как я, у них всегда была.

Я всегда боялась директоров.

Магазинов. Участков. Судеб.

Кто на посту. Охрану. Систему. Не знаю, в чем причина. Почему они себя вели так со мной, что я заведомо виновата. С рождения виновата. Что родилась здесь. Что радуюсь иногда. Живу.

Как им удавалось, я не знаю. Нет, знаю.

Библия. Быт. 3. 16. «Жене сказал: умножая, умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рожать детей; и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою».

Родился на свет в Советском Союзе. Виноват. Априори. Нечего было эту страну выбирать.

«Почему-то выбрала.» Потом, значительно позже, поняла причину.

На меня смотрели сто глаз из-под мохеровых шапок, с выбившимися, сожженными желтыми химическими локонами кудрей. Сильно накрашенные, всегда злые, сейчас особенно. Кто посмел, нарушил их негласное правило «Не лезь поперед батьки в пекло?»

Лезла. Мне надо. Могу.

Заместителем моим оставалась Алевтина. Их коллега, сотрудник, такая же, как они, заведующая. Глаза перевелись на нее. Теперь с некоторой даже завистью.

— Она скинула с себя ответственность. Им придется разбираться самим. Что с ней делать, с ответственностью, в новых условиях? Куда податься? В хозяева не хотелось. Они и так были хозяева своих подсобок. Там они цари, боги. Что еще желать? Подсобки становились все тише. Пустели. Райпищеторг буксовал, как вся многочисленная страна.

Советский Союз рухнул в одночасье. Карточный домик на тонких ножках. Развалился. Не было Страны с многонациональной общностью. Отпали, кто хотел. Мог. Успел принять новую конституцию. Идти порознь. Куда? Кто куда.

Конституцию утвердили. Положили конец Стране Советов. «Совок распался, будто и не существовал». Не любовно. Неласково называлась страна своими гражданами.

Человек нашелся для этого из Сибири. Рядом с древним городом Аркаим. Странное совпаденье.

Он на всю страну заявил:

— Советский Союз не существует.

Мы стояли. Слушали радио.

Кто решил? Почему? А что существует? Где мы живем теперь? В какой стране?

ГКЧП. Отступники. Против своего народа. Танки.

Мы стояли на площади. Перед Правительством. Опальным. Защищая собой.

Больше трех не собираться. Законы военного положения. Не забылись. Понадобились. Всю социалистическую собственность сдать обратно. В Советский Союз. В несуществующую страну.

Народу нас, предпринимателей, собралось много. Никто никого не звал. Сами приехали. Узнали от бабушек в очереди за хлебом, который мы им добыли.

— Будут отбирать нажитое.

Сели в машину. Поехали к площади. К новому правительству Питера. Защищать.

Мы их знали всех персонально. Знакомы по бизнесу. Стало возможно напрямую дела решать. Не знали, что с ними будет. Не знали, что будет с нами. Все равно ехали. Плыли. Пешком. Шли. Гребли.

Площадь. Народ волнуется. Изменение ситуации передавали через правительственный факс. Телефоны молчали. СМИ давали балет «Лебединое Озеро». Круглосуточно. Время тянулось жилами. Печатали листовки с положением на момент. Мы вызвались развозить листовки по адресам новоявленных защитников Родины.

Больше трех не собираться.

Нас позвали. Мы пришли. По велению сердца, поддержать звучащую Лебединой песней Страну. Что будет? Кто победит? Мы не знали.

Лебединое Озеро. Бабушки у магазина: — Ну вот теперь вы увидите, что с вами сделают. Вытащат наконец икру из ваших подсобок, которую вы тайно, ночью едите ложками. Возвращается наше время. Коммунисты. Советский Союз.

Спросила, кто будет им хлеб возить из дальних совхозов. Они отвечали: — Не важно, найдутся люди без вас. Вас в расход.

На Площади пахло жареным. Ситуация отсвечивала революцией. Каждый час из окна второго этажа выскакивал мужчина в кепочке. Говорил «Товарищи. Значит так…» Рассказывал, где находятся танки. Под Питером. Рядом.

Мы слышали скрежет гусениц. Ближе. Ближе.

Часть военных перешла на сторону Ельцина.

Что будет, если танки выедут на площадь. Что они будут с нами делать.

Давить.

Не верилось. Нонсенс какой-то. Человек под танком. Ушел.

В Москве давили. В Питере по-другому?

Голос в окне заорал: — Не расходиться! Стоять до последнего!

ГКЧП. Не пройдет.

Не прошел.

Скрежет затих. Мы стали прислушиваться. Тихо. Похоже, мы выстояли свое будущее. Защитили каким-то немыслимым образом. Несколько тысяч людей по всей огромной стране. Кто поверил. Пошел за мечтой. По-другому. Жить.

Захотели.

Случилось.

Путч отступил.

Мы поняли, что победили, каким-то седьмым чувством. Стали улыбаться, потом кричать.

Ура! Мы победили.

1991.

Начало моего предпринимательства. Свободное плаванье. Присказка. Самое интересное оказалось впереди.

Мы с моим компаньоном вошли во Дворец. Пахло революцией, наверное, как в семнадцатом, когда смыло все старое новой волной. Мы были той волной, которая смывала. Сейчас пыталась смыть с себя. Ненависть, нелюбовь, вековое покорство. Мы не рабы. Нам тогда казалось. Опьяненные победой, от пережитого стресса ликовали. Не каждый день тебя могут давить танками. Не подавили. Наша взяла.

Поднялись по легендарным ступенькам Таврического. Решили попутно наши торгашеские делишки обустроить. Нашли Начальника отдела торговли Правительства, которое поддержали. Теперь верх взял торговый инстинкт. Марина Салье, чудесная, умная женщина, добрейшей души человек. Мы нашли ее без труда. Она была здесь же в кабинете. Приняла нас как своих. Стали просить продукты для магазина нашего. Она ответила: — Не волнуйтесь, ребята, деньги мы уже перечислили. Собчак и Путин подписали контракт на продовольствие. Месяц терпите, придут продукты с Запада. Будем распределять по списку. Деньги большие. Миллионы долларов. Хватит всем. Мы вас в список включили. Ждите звонка.

Звонок не прозвучал никогда. Продукты не пришли.

— Что делать с теми, кто нас душит по-старому? Проверяет, контролирует, выпрашивает. Что делать-то?

Она ответила:

— Уезжать.

Слова оказались пророческими. Тогда я даже помыслить не думала. Слова оказались пророчеством. Для меня.

1993 год.

Лихие девяностые. Сколько случилось того, что мы не могли представить в страшном, кошмарном сне.

Звонок заливался тревожно. Алевтина. Она редко звонила сама.

Я почувствовала сразу. Что-то случилось.

— Срочно приезжайте. Нас угрожают спалить.

Я вскочила в машину, на бегу напяливая ставшую вдруг неудобной, нелепой шубу.

Примчалась. Что случилось? Рассказывайте. Кто?

Волосы Алевтины выбились из-под белого, по-прежнему накрахмаленного чепчика. Нахлобученной короной на голове, съехавшей набок. Очки вспотели.

— Нас хотели поджечь. Всех. Сказал, свяжет всех в один пучок, обольет бензином. Сожжет вместе с магазином. Звучало жутко. Мы на первом этаже. Пятиэтажка. При чем здесь люди.

— Люди-то тут при чем? — только и сказала я. Что еще я могла ответить перепуганным до смерти женщинам? Моим любимым сотрудникам, которые поверили мне. Пошли со мной в неизвестное. Работали честно на меня, их хозяйку.