Есть время жить - Михаил Михеев

– Паланез.

– О, а я тебя не узнал. Богатым будешь… Правда, недолго. Всю оставшуюся жизнь. Так что тебе, Второй, надо?

– Твою голову, Седьмой.

– Перетопчешься. Кого я там убил, кстати?

– Полега.

– Ну и хвала Единому, я Четвертого никогда не любил. Кстати, спасибо.

– Это за что?

– А я все думал – убил или только оглушил? Теперь знаю, что вас осталось только двое.

Ругань на мыслеречи звучала достаточно забавно. Паланез, похоже, переживал, что так задешево купился, и Корбин совершенно не стремился облегчить его положение. Хихикнул только ехидно, чтобы еще больше разозлить противника.

– Кстати, Второй, а как звали третьего из вас?

– Картур. Но он жив!

– Успокойся, это ненадолго. Итак, Руалия осталась без своего высшего мага, а очень скоро Островная Империя останется без обоих.

– Ну ты нагле-е-ец…

– Знаю, спасибо. Очень приятно слышать, что мои достижения наконец признали. Как только я до вас доберусь… А я до вас сегодня точно доберусь… Слушай, может, сам повесишься, а? И мне возни меньше, и тебе не так больно будет… Не хочешь? А зря. Ну да твое право. Очень скоро ты поймешь, что я был прав, делая тебе столь щедрое предложение. Так может, пока живой, объяснишь, зачем Ковену потребовалось вмешиваться в мелкую драчку? Да еще двух высших прикомандировало… Или решили, наконец, забыть о принципе невмешательства?

– Граф, хватит шутить, – на сей раз голос собеседника прозвучал устало. Паланез, по всему видать, и сам был не в восторге от ситуации. К тому же, и он, и Картур уже сталкивались с Корбином в открытом бою, и оба раза были биты. Правда, в те разы они действовали поодиночке – Паланез был с войсками Островной Империи во время континентальных войн, а Корбин тогда еще наемничал. Картуру же, почти сразу после получения высшего ранга, хватило ума вызвать боевого мага на поединок. Корбин тогда имел только первый ранг, но все равно его противник чудом выжил. Перспектива схватки, даже вдвоем против одного, Паланеза не слишком вдохновляла – как ни наглы и беспринципны были островитяне, инстинкта самосохранения еще никто не отменял, и лезть в опасный бой они не жаждали.

– Я не шучу. Ты что, думаешь, у меня нет способа с вами разделаться? Поверь, умирать буду – за собой утяну, ты меня знаешь.

– Да знаю я тебя. Сколько мы знакомы? Лет тридцать?

– Тридцать шесть. Хватит зубы заговаривать.

– Хватит – значит, хватит… В общем, Совет принял решение о твоем аресте после смерти члена Ковена. Убитого твоими учениками, кстати, о существовании которых ты даже не потрудился поставить в известность Совет.

– Где это написано, что я должен кого-то ставить в известность?

– Есть определенные правила…

– Где это написано? Показывать будешь, или как?

– Граф, ты сам знаешь, что есть законы писаные, а есть – неписаные.

– Во-во. Это сначала они неписаные, а потом, в самый неподходящий момент, возьмут – и штаны обмочат. Я ни перед кем не собираюсь отчитываться. Спросили бы вежливо, по-хорошему – ответил бы, а слать кому-то отчеты… Да я сам кого хочешь пошлю. Хочешь – и тебя пошлю? А ты пойдешь, никуда не денешься. Не веришь?

– Не в том ты положении, граф, чтобы кочевряжиться.

– Во-во. А ты в каком положении? В интересном? Так не баба вроде… Или я ошибаюсь?

– Слушай, Седьмой, – на сей раз, в голосе Паланеза сквозило с трудом сдерживаемое раздражение. – Ты готовишь убийц. А потом твои ученики убивают члена Ковена, члена Совета, заметь, и глумятся над трупом. Такое не прощают, Седьмой. Лучше сдайся по-хорошему – может, сохранишь жизнь.

– А не пойдешь ли ты подальше? Кого убили мои ученики?

– Тебе имя Фан ничего не говорит?

– Фан-изгнанница? Ну да, ее они пришибли. И что, это волнует Ковен? Помнится, ее все искали как раз для того, чтобы сделать нечто подобное.

– Ее искали для суда, и ты не вправе был выносить приговор!

– А то, что она устроила на меня покушение и чуть не убила, не в счет? Тебе что, шрам показать? На, смотри!

Мыслеобраз умчался. Это был не тот неумело составленный и еле тянущийся ряд, который когда-то показывала Корбину Джурайя. Это был четкий и короткий пакет, сжатая до предела информация. Паланез принял ее мгновенно, просмотрел, смущенно кашлянул:

– Совет не в курсе…

– И какой умник полез, не разобравшись? Могли бы прислать приглашение, я бы пришел… Впрочем, Первому я давно поперек горла, так что ничего удивительного.

– Корбин, извини, но у меня приказ.

– С каких пор члены Совета исполняют чьи-либо приказы?

– И тем не менее. Лучше сдайся. Думаю, с такой информацией ты обеспечишь себе оправдательный приговор.

– Я не преступник, а члены Совета – не судьи. Прими совет: уйди с дороги. Поверь, для тебя же лучше. И забирай помощничков – с их невеликими силами они сами – мясо. Паланез, уйди, добром прошу. Когда я начну просить по-плохому, вам всем конец.

– Не преувеличивай свои возможности, Седьмой.

– Да что ты с ним цацкаешься, Второй? Не хочет – не надо. Принесем голову, как приказали…

– Картур, Шестой, а тебя кто спрашивал? Слушай, Паланез, уйми шестерку, а то я и обидеться могу!

– Да я… Да я тебя…

Корбин вздохнул. Дураки сильными магами не становятся, просто не доживают, но Картур был редким исключением. К магии у него был просто талант, а везение прямо зашкаливало – всегда ухитрялся если не выйти сухим из воды, то хотя бы остаться живым. Однако на этом его достоинства и исчерпывались. Судя по донесшемуся до графа вздоху Паланеза, у него были похожие мысли. Хотя они с Картуром и были земляками, особо теплых чувств друг к другу эти маги не испытывали.

– Шестой, замолчи. Корбин, я предупредил – сдавайся, или все это плохо кончится.

– Я тебя тоже предупредил. Ты не внял – твои проблемы. К бою!

Корбин прервал контакт, оглянулся вокруг, довольно кивнул. Это кажется, что мыслеречь занимает много времени, в реальности прошла пара секунд, не больше. Диспозиция не изменилась совершенно. Граф усмехнулся. Есть время жить, есть время умирать…

– Ну, пошли, что ли, – кивнул он ученикам и решительно зашагал в сторону руалийцев.

Надо сказать, в разговоре с коллегами блефовал Корбин страшно. Они, похоже, приняли за чистую монету его слова о том, что он всерьез рассчитывает положить их обоих, но на самом деле Корбин сомневался, что справится сейчас хотя бы с одним. Все-таки выложился он в этом бою по полной программе, а его заклинания экономными назвать было никак нельзя, и притом убить удалось лишь слабейшего их этой троицы. Устал граф, резервы порастряс сильно, поэтому сил было удручающе мало, однако показывать слабость было нельзя. Корбин ни на минуту не забывал о том, что сейчас выполняет отвлекающий маневр, и его задача даже не в том, чтобы победить, а в том, чтобы не дать вражеским магам вновь переключить свое внимание на отступающие войска. Ну и унести с собой на тот свет жизни как можно большего числа вражеских солдат, разумеется. И вот для этого у него был припасен козырь в рукаве – едрен-батон, могущественный амулет… Вот только доставить его надо было как можно ближе к противнику, а активизировать амулет можно было только самому создателю и вблизи. Древние книги говорили, что есть и другой вариант активации амулета, но разобраться в нем Корбин не смог – знаний не хватило. Поэтому оставалось надеяться на замедлитель, который был в этот амулет предусмотрительно встроен, однако надежда была лишь теоретической. Едрен-батон сработает ровно через шестнадцать секунд после активации – больше никак не получалось, были в нем свои тонкости. Теоретически этого времени было достаточно для того, чтобы открыть портал и благополучно свалить, практически же, находясь под непрерывными атаками вражеских магов, открыть портал, скорее всего, не получится вовсе. Или уж, во всяком случае, это займет массу времени, к тому же механизм замедления был крайне ненадежен и мог вообще не сработать. Да и вообще, замедлитель этот – самое слабое место амулета. Заранее портал не открыть – при открытом портале замедлитель не активизируется, амулетом портала не воспользоваться – интерферирует он с ним и сам взрывается, как пять лет назад, у Корнелиуса в лаборатории. Словом, шансов уйти у Корбина не было. Хотя способ самоубийства был выбран экзотический, ничего не скажешь.