Мир для тусклой ведьмы - Ника Ракитина

— Осторожней! — дама ловко нагнулась, несмотря на комплекцию, и выхватила у Сашки из под ног голубую крупную жабу. Прижала к животу.

— Извините, — сказал Сашка.

Пламенная прическа кивнула — извинения приняты.

— Доброе утро, — голос у толстушки оказался уютный, домашний — от него веяло пирожками на дрожжах, с начинкой и хрусткой коричневой корочкой. Женщина указала на скамейку и села первая, усадив приживала на колени. Жаба отозвалась утробным кваканьем.

— Что ж вы, Александр Андреич, у меня не объявились, а? При вступлении в должность великого инквизитора вас обязана представить краю глава ковена и обеспечить максимальное споспешествование… спеспешенство… а, — ведьма махнула полной рукой. Сашка тут же склонился, целуя пальцы.

— Прошу простить, Илария Карловна, но я здесь пока неофициально, вчера прибыл очень поздно и…

Дама зарумянилась и спустила жабу с колен.

— Леночка вас не очень напрягает?

— Что вы. Я привык.

— Стефания меня предупредила, но я и сама вижу, что вы приятный молодой человек, — Илария покивала пышной прической. — Думаю, мы сработаемся.

Придется сработаться, подумал Сашка. Если великий инквизитор будет тянуть в свою сторону, а глава ковена в свою, ничего хорошего не получится. Тем более, около границы. И в городке, где происходит что-то странное.

— Вот и познакомились, — ведьма вздохнула полной грудью. — А теперь мне нужно бежать, — она посмотрела на миниатюрные часики, а потом на солнце. — Я и так непозволительно задержалась. Я работаю воспитательницей в детском садике «Теплый дом», тут, на Артиллерийской. Вам любой покажет. Но вы и так должны это знать.

Сашка улыбнулся и снова склонился к пухлой руке. Илария лихо свистнула, оседлала вынырнувшую из акации метлу и, махнув на прощание, пошла на бреющем полете. Сашка же посидел еще немного, вытянул из-под скамейки жабу и заглянул ей в глаза:

— Сама найдешь дорогу, Леночка?

— Ква, — отозвался приживал и с легким хлопком исчез.

Вот так вот.

Сашка откинулся к скрипнувшей спинке и, подставив лицо солнцу, закрыл глаза, пытаясь вспомнить, когда же угодил в око невидимого урагана.

Апрель.

Его отправили по работе разбираться с призраком в старом здании музучилища, выяснять, осадок ли это чьей-то магии или дух просто привлекла или разбудила музыка. Толком Сашка так ничего и не выяснил, но радовался уже тому, что не сидит в кабинете, а идет по весенней улице, пахнущей почками и талым снегом, и подставляет солнцу лицо. Он распахнул куртку и затолкал шапку в карман. И улыбался прохожим.

Но тут солнце пропало — как отрезало. И понеслось.

В снежном вихре исчезло окружающее, остался только вой ветра и резкая крупка, секущая лицо. Кожа заледенела. Сашка словно бодал ветер, противостоя его порыву, и двигался наугад, даже больше скользил, интуитивно выдерживая направление и из-за ветра не рискуя взлететь. Улица превратилась в бешеный белый туннель. Парень запахнул куртку на груди и уткнулся носом в воротник.

Слева смутно нарисовалось трехэтажное здание школы и заснеженные елки, наклоненные под порывами ветра за железным заборчиком, о существовании которого Сашка просто знал. Еще десяток шагов, и можно свернуть, пересечь улицу — у водил должно было хватить ума остановиться, съехав к обочинам, — через двор ввалиться в дом бабы Степы и спросить, кто повинен в таком погодном выверте. В его естественную природу Сашка никак не верил. А баба Степа всегда была в курсе городских неприятностей.

Он в очередной раз поскользнулся, взмахнул руками, проехался и, споткнувшись о препятствие, приземлился, как кот, на четыре лапы. Попытался разобрать, что послужило причиной. На заледеневшем асфальте навзничь лежал человек. Видно, тоже поскользнулся, но, не удержавшись, грохнулся и, видимо, здорово приложился копчиком и головой. Потому что лежал совсем неподвижно, и снегом мело по джинсам, темной широкой куртке и запрокинутому лицу.

Сашка похлопал его по узким щекам. Разобрал, что девушка — уж слишком миниатюрным был лежащий, несмотря на просторную одежду. Ледяная крупка успела прихватить и вморозить русые волосы.

Сашкины хлопки не помогли, и парень попытался взять пострадавшую на руки. Но, похоже, примерзли не только волосы. Дивясь внутри странности, дознаватель направил магический поток, чтобы разъединить тело и корку льда. Но тут все пошло не так, как он мог бы рассчитывать. Сила точно ухнула в пустоту, потекла все стремительней и стремительней, так что молодой инквизитор едва удержал сознание и остатки волшебства. И просто дернул девушку на себя. Скользнул по крутому склону со стеклянистой травой на дорогу. Пересек наискось и побежал, склоняясь под тяжестью, во двор. В арке Сашку продрало ветром и холодом насквозь, и куртка не спасала. Каким чудом удалось открыть двери в подъезд, он и сам не помнил, и очнулся, стуча ботинком в двери бабы Степиной квартиры. Понимая уже, что едва не погиб, пытаясь использовать магию, едва сам не стал опустошенным, потому что в руках у него тусклая — лишенный магической субстанции человек. От рождения или где — это еще предстояло выяснить. И к бабе Степе ее нести было нельзя. А куда?

Но старуха уже растворила двери, обильная телом, в старом халате и расшарканных шлепанцах, и тощая полуседая косица венцом вокруг головы. А руки в венах теребят, поправляют на покатых плечах теплую шерстяную шаль.

— Заходи, — резким голосом сказала Стефания. Сашка успел разглядеть ее зрачки — две желтые иголки, нацеленные на его ношу. Знает. — Неси ее в свою комнату и ступай за Ирочкой.

И на немой вопрос Сашки сердито качнула головой — не до тебя сейчас. А он вспомнил все кликушество и доморощенных пророков, и в прессе, возвещающее близкое пришествие тусклой ведьмы и все ужасы, что ему воспоследуют. Но это же не может быть она… Дознаватель не имеет права бояться и верить глупым слухам и сплетням.

Сашка, удивляясь, что навстречу не выбежал кот Тимофей, толкнул плечом дверь с облупившейся краской по правую сторону коридора, если смотреть от входа. Тут давно и прочно была его комната, пусть обшарпанная и слегка убогая, но родная, своя. И он не променял бы ни на что другое ни низкий теплый абажур, ни пыльные, с шариками портьеры, ни застеленную плюшевым покрывалом старинную кровать с шишечками на спинках. Ни столик с настольной лампой, на которую был наброшен старый клетчатый платок — чтобы свет не мешал, когда он засиживается до ночи сперва над книгами и конспектами, а теперь над деловыми бумагами и компьютерными игрушками… подсел…

Он уложил девушку на покрывало.