Фанатка - Джонатан Бейн

Он смотрел, как зрители покидают зал. Слушал, как они вполголоса обсуждают сюжет, исполнителей, отличия пьесы от книги — чего не хватает, что новое, что изменилось. Выйдя в тесное фойе, Питер увидел Сэма, который пожимал людям руки, точно политик, одержавший на выборах победу с большим перевесом голосов.

Режиссер, он же сценарист, улыбнулся и пожал руку Питеру.

— Ну, стоило ли тащиться в такую даль, чтоб увидеть, как вашу книгу исковеркал жалкий писака вроде меня? — поинтересовался он.

Питер ожидал этого вопроса: никуда от него не денешься. В самолете он размышлял над возможными ответами, которые зависели от его мнения о спектакле. Если ему понравится, он искренне похвалит, да и дело с концом. А вот проявить учтивость и отозваться с похвалой, коли пьеса окажется посредственной — или, того хуже, вообще никуда не годной, — будет непросто.

К счастью, спектакль получился средненьким. Не то чтобы театр у них тут был лучший на свете. Однако на протяжении двух часов Питер смотрел представление с интересом, причем даже не сумел предсказать финал, — а ведь как-никак он был автором книги. К тому же приятно было увидеть, как воплотилась в жизнь выдуманная им история. Ему всегда хотелось услышать голос Анжелы, увидеть ее в движении. Мечталось увидеть ее во плоти, поглядеть на нее хотя бы два часа, всего лишь пожать ей руку.

Впрочем, на задворках его сознания часто всплывал любимейший совет отца: «Осторожней с желаниями». Питер отлично сознавал, что с реальной Анжелой хлопот не оберешься. Больше того: она может быть даже опасной — ведь он сам ее такой создал.

— Знаете, Сэм, — проговорил Питер, — это было… мм… целебно.

Судя по расцветшей улыбке, Сэм воспринял «целебно» как похвалу.

— Я просто-напросто использовал ваш текст, — ответил он. — Все нужное брал из книги.

Питер кивнул, и тут на глаза ему попался качающийся маятник старых-престарых часов. Блеск меди вызвал к жизни знакомый образ: сияющий круг. Эта картинка преследовала его уже давно, прочно поселившись в мозгу.

Отвалившийся колпак автомобильного колеса лежит на растрескавшемся сером асфальте. И вдруг начинает крутиться, края поднимаются все выше. Затем колпак становится на бок и катится по асфальту — туда, откуда прикатился.

Все назад и назад, точно пытаясь вернуться домой.

Питер старался отгонять подобные образы. Он желал бы избавиться от них совсем, однако во время работы над книгой в голове постоянно прокручивалось собственное кино. Моргнешь — оно появляется. Еще моргнешь — пропадет. Казалось, без этого просто не обойтись: сперва смотришь коротенькое кино, а затем уже излагаешь его словами. Чертовы фильмы вновь и вновь прокручивались у Питера в голове; его собственные порождения преследовали его на каждом шагу, пока он работал над романом. А на этот раз кадры вообще пошли в обратном порядке.

Сэм опять что-то вещал. Вот уж любитель поговорить! И почему он не стал вместо режиссера актером? Тогда бы каждый вечер упивался звучанием своего голоса на сцене.

— Мы сейчас двинем в «Институт» пропустить по маленькой, — сказал Сэм. — Вы с нами?

— Да, конечно.

Хорошо, что Сэм не заметил, как Питер отвлекся на собственное внутреннее кино. Пожалуй, писателя не стоит выпускать из дома, когда он работает над книгой. Реальный мир по сравнению с вымышленным так скучен!

— А чем еще заниматься в этом вашем Мэдисоне? — пошутил он.

— Особо нечем, — ответил Сэм. — Встретимся у входа через пять минут.

Он двинулся куда-то вглубь театра, а Питер отвернулся и вдруг заметил афишу. Анжела на ней была не та, что на многочисленных книжных обложках. С книжной Анжелой ее связывал лишь возраст — там и тут она была совсем юная, девочка-подросток. На афише Анжела смотрелась в зеркало; мокрые черные волосы падали на глаза, и была она, пожалуй, высоковата, какая-то растерянная, а вытянутая вперед рука на снимке казалось слишком большой. Фиолетово-черный лак на ногтях кое-где отслоился. Анжела касалась зеркала; впечатление было такое, словно она отталкивается от него, чтобы не провалиться в зазеркалье. Питеру пришло на ум сравнение с Алисой в стране чудес: эта девушка могла бы приходиться той Алисе двоюродной сестрой. Название спектакля было напечатано яркими буквами с бледным контуром. Буквы эти качались, точно их рисовал наркоман, который родился в семье наркоманов и жил наркотиками с детства, а теперь его засадили в лечебницу и твердят, что он сам во всем виноват. «По роману Питера Робертсона» — вывела качающиеся буквы та же неверная рука. Буква «Р» в фамилии была повернута налево, как в названии знаменитого магазина игрушек. Однако здесь не в игрушки играли — здесь играли спектакль.

— Мистер Робертсон, извините, — раздался вдруг за спиной женский голос.

Низкий, с хрипотцой, чуть застенчивый, но волнующий. Такой голос мог быть у женщины, которая живет в мире, полном боли и страдания, однако радуется всем удовольствиям, что способно ей дать ее тело.

Питер обернулся и оказался лицом к лицу с той самой незнакомкой в черном, которая громче всех его приветствовала в зале. Вблизи она оказалась невероятно красивой, какой-то совершенно необычной. Решительно не похожая на прочих женщин, с которыми Питеру доводилось иметь дело. Не похожая на него самого. Он подосадовал, что не может одеваться с ног до головы в черное, как она, и чтобы на ноги — тяжелые ботинки. Это было модно в восьмидесятые, а нынче в таком виде он чувствовал бы себя…

— Я чувствую себя… — Она запнулась, смущенно повела плечами, улыбнулась и договорила: — Дура дурой с этой своей просьбой, но…

«Вот, — подумал Питер, — вот почему я не могу одеться в черное: ощущал бы себя дурак дураком».

Незнакомка сунула руку в объемистую черную сумку, которая висела у нее на плече; длинные ремешки были украшены серебряными черепами.

Питер невольно отпрянул, словно ожидал, что она вынет из сумки пистолет или нож или еще что-нибудь опасное. Ну что за дурость? Это же на него действует книга: вспоминаются свои собственные строчки про то, как жили и не своей смертью умерли его герои. Быть может, Питер подсознательно ждет мести? Ведь не будешь богом вечно, когда-нибудь настанет время пожинать плоды. Однако разве убийца скажет: «Дура дурой»?

К счастью, незнакомка не заметила его испуганного движения. Она вынула из сумки книгу «Анжела по прозвищу Ангел» и протянула томик Питеру.

— Первое издание, — сказал он, посмеявшись в душе над собственными страхами. Взял книгу, повертел в руках, раскрыл на первой странице. — Где вы ее взяли?

— Она у меня была всегда, — ответила незнакомка.

Первое из многочисленных изданий, и на суперобложке — самая первая картинка. Чуть расплывчатая фотография молодой девушки: лишь верхняя часть лица, без губ и подбородка. Густо накрашенные глаза, короткие смоляные волосы, прямая челка до бровей.

— Их всего тысяча экземпляров. — Питера восхитил упругий, не замятый переплет и страницы с такими ровными, не замусоленными уголками, как будто книгу не просто не читали, а вообще она лишь вчера из типографии. — Издатель не верил, что она будет продаваться.

— Полагаю, он ошибся, — отозвалась незнакомка все так же застенчиво.

— Но обложка мне никогда не нравилась, — добавил Питер.

— Что вы! — возразила женщина. — Обложка превосходна.

— Вы думаете? — Он внимательно на нее поглядел. Ах вот оно что! Почти зеркальное отражение: девушка на обложке и зеленоглазая незнакомка — на одно лицо. Теперь понятно, что ее связывает с этой книгой.

Она тихонько погладила фотографию, и Питер окончательно уверился в том, что его догадка верна.

— Это я, — незнакомка с улыбкой глянула на него снизу вверх.

— Ну, коли на то пошло, — отозвался Питер, смущенный ее откровенностью, — вы куда красивей, чем эта девица.

— Эта книга — я, — проговорила незнакомка, словно не слыша его комплимент.

Затем подала ему шариковую ручку:

— Подпишите, пожалуйста.

— Конечно. — Он принужденно улыбнулся.

— Напишите: Дине, — попросила она.

— Дина, — повторил Питер, вслушиваясь в то, как звучит ее имя. Красиво.

— Это значит «Бог судил», — пояснила женщина.

— Правда?

Он был приятно удивлен. Сам он, подбирая персонажам имена, обязательно выяснял их значения. Но многим ли обычным людям известно, что означает их собственное имя? Мало кто этим интересуется. «Питер», к примеру, означает «камень». Не очень-то ему подходит — характер у него мягкий и воля слабовата.

— Ваше имя вам подходит? — спросил он.

— Мне думается, да, — отозвалась Дина.

Питер открыл книгу на титульной странице:

— Написать ли вам что-нибудь эдакое, особенное?